людей, которые узнают законы природы: они меряют, вешают, анатомируют и ломают, как дети, чтобы узнать, из чего сделана игрушка. Но те, кто игрушкой [природой] пользуется для игры, кто любит природу страстно, всякого рода любители, спортсмены, художники, — почему-то не называются материалистами.

Солдат спит — его [дело] растет.

21 Ноября. Сегодня по термометру нуль и падает снег. На земле снег ложится на снег и не тает. А на липе снег тает, на каждой веточке капля — это значит, что липа живая и теплая, и оттого теперь вся липа в слезах.

22 Ноября. Солнце.

Запрос был на такую сказку, чтобы она могла быть людям как хлеб.

И уравновесить себя можно было лишь тем убежденьем, что моя сказка будет как хлеб.

(Вот почему радость о «Звере Бурундуке».)

Купить винного спирту, бочек и др., ремонт стоит подключения.

Завтра: взять 1000 руб. и справку в бухгалтерию Детгиза.

Ночью все капли на деревьях замерзли, с виду и не узнаешь, только догадываешься по воздуху и блеску, что это не капли, а лед. Утром ни облачка. Снег на елках в сосульках, и эти сосульки закапали. Казалось, после обеда, к вечеру будет мороз. Но вдруг повернуло: солнце скрылось, небо нависло серое, и все потекло.

Глава о Звере Бурундуке. Никто не понимает, чему я радуюсь: успеху детской книги своей, выпуск в 200 тыс. А я сделал с детьми: это Ярик?.. Я достиг, мое дело теперь как хлеб. (Все хотят учиться.)

Глава о борьбе: Все, кто был в то время моими врагами, теперь стали врагами народа. Но тогда они диктовали, вы-

220

давали себя за представителей революции. Некоторые называли себя урбанистами и повели борьбу с теми, кто писал о природе. Мои рассказы в детских журналах перестали печатать. Я же принял вызов и не стал писать о машине, я глубже в лес: ближе к истине.

23 Ноября. В Москве +4°.

Дела: 1) в 10 утра сберкасса 2) Динамо, Кочетков, 12 дня Детгиз.

Доренский Леонид Михайлович — К.0.31.58 (фотограф).

Наш союз был совсем свободный, и я про себя думал так, что если она задумает к другому идти, я уступлю ее другому без боя. И о себе думал, что если придет другая, настоящая, то я уйду к настоящей. Но никуда мы не ушли от себя, и моя настоящая не пришла: под конец жизни оказалось, что моя настоящая и была та самая женщина, с которой я жил.

Страшной, неразрешимой загадкой мне было всю жизнь, почему меня всегда пленяли женщины с мужским выражением. Меня к ним всегда тянуло, как магнитом, хотя я сам человек с ярко мужским выражением, люблю быть везде «сам» и опоры себе не ищу ни в женщинах, ни в начальниках. Такие загадки разрешаются <загеркнуто: не> только временем, и не старость разрешает, а спелость. Придет время, встретится случай, и вдруг все разрешится и станет понятным. Вот этот случай встретился мне на одном большом строительстве… Я увидел там в большом начальнике за столом с двумя телефонами женщину в кожаной куртке, ее звали товарищ Клавдия. Клавдия, одеколон.

Так вот и разрешился вопрос, почему меня тянет к женщинам с мужским выражением. Потому что скрытая женщина там еще больше женщина, чем обыкновенная, и победить ее еще труднее: приходится побеждать вооруженную женщину.

Я подошел к ней… И вскоре она пришла ко мне со своей огромной собакой, предупредив меня, чтобы я не делал в ее сторону случайных движений рукой.

Мы сели пить чай.

221

24 Ноября. Когда я покупал этот домик в три окошка на улицу, я покупал его по недостатку квартир. Мог ли я тогда думать, что мне такой домишко достанется в удел, что это и будет мой настоящий дом. Но проходил год за годом, и теперь, за двадцать-то лет больших советских, наполнен- ных борьбой неустанной, за все, что любил, во что верил, в маленьком домике не осталось квадратного вершка, на который бы не ступила много раз моя нога. И домик оказался моим настоящим домом, стал необходимым основанием того большого дома, о котором я думал всю свою жизнь.

Однажды весной, самой ранней, меня так потянуло в леса далекие, далекие — в леса так в леса. И я поехал с Петей на север по железной дороге, когда вскрылись реки, мы ехали по рекам на пароходе, потом по маленьким речкам на лодке, и дальше настоящим лесом мы шли пешком к Зырянской границе на реке Мезень.

Что мы видели? — я об этом рассказывал, а сейчас я хочу рассказать о том, какими глазами мы смотрели после того леса на лес наш подмосковный.

Завести тетрадь «Тургенев».

— Многие, с кем я говорил о Тургеневе, при общей несомненной симпатии, обязательной для культурного человека, держат про себя секретное чувство как к писателю более легкому, чем Гоголь, Толстой, Достоевский, Лесков. И я сам часто замечал за собой, что Тургенева как-то легко забываю, тогда как Гоголя, Толстого, Достоевского все, что раз прочитал, не забыл, и когда вновь читал, то все прежнее помнил и прибавлял новое! Вследствие этого я тоже про себя относился к Тургеневу так себе, в глубине души считал его легким писателем. Мне и в голову тогда не приходило, что, может быть, не он, Тургенев, легкий, а я как читатель, отравленный этическими сгустками нашей русской литературы, почти что религии, а я — читатель тугой и не воспринимаю красоту?

Клавдия. Долго непонятно, прямо странно мне было, — рассказывает некто с актерскими данными, — скажу прямо, даже загадочно…

222

25 Ноября. Рапп: разобрать, из каких элементов состоит это явление, свойственное русской общественности (литературной) во все времена (и до Раппа, и теперь). В нем и поповское начало (религия), и еврейско-эгалитарное (семинарист Воронский, женатый на еврейке).

Отношения мои к N (еврей) были такие же приблизительно, как к телефону: нет ничего более несносного, наглого, назойливого, чем телефон, вспомнишь одно, как отрывают от мысли, и на ваш ответ: «Слушаю!», спрашивают: «Университет?» или «Гараж?». Что-то подобное было у нас в отношениях с N, как с телефоном. Но в то же время и нужен же телефон и… в современной жизни, кажется, нельзя без него обойтись.

Падая в непостижимую, безмолвную вечность, уже созерцая в себе ее величие и непостижимость, человек хватается за минутки жизни. И мы не понимаем в это время, что при встречах с нами такой человек за нашу встречу хватается как за соломинку жизни и… (Воронский погибал…)

Надо глубже проникнуть в этот союз еврейства с семинаристом: какая-то обезбоженная церковь.

27 Ноября. Нам, ребятам, когда-то казалось, что они что-то знают и тем знанием или верой они живы и бессмертны вроде Кащея. Но теперь оказалось, что их вера и вечность были в рубле, что рубль — вечен, в это одно они и верили. До того ведь дошло, что когда у Сундукова дом отобрали, он рядом выстроил другой, простой, не каменный и хуже, и когда этот отобрали и он выстроил еще, похуже, то стало понятно для всех, что Сундуков глуп и дальше веры своей в вечность рубля не идет.

История Сергеева — есть индустриализация, я тоже завожу машину, чтобы стать поближе к лесам.

Однажды было, я вышел на путь, пересекающий лес, и увидел из леса вагоны, в каждом окне вагона сидели люди Разные и смотрели сюда, в лес, все одинаково, с одним и тем

прекрасным выражением лица. Только на Бетховене в больших концертных залах я замечал таких людей — рав-

223

нялись тоже между собою, лица прекрасные и уродливые существовали в чем-то общем. И тут я вспомнил эти же самые прекрасные тогда лица из окон вагона, задушевные, глядели в лес. Мне казалось, будто каждый из них глядел в лес из вагона, поняв свою сказку.

И когда я теперь сел в вагон, и старый Берендей прислонил горячий лоб к неприкрытому окну вагона и стал глядеть на запасы Берендеевых болот с торфоразработками, то вспомнился мне тот поезд с прекрасными лицами, и мне пришло в голову, что сказка, конечно, находится непременно в самой жизни, что она есть составная часть жизни.

Какой-то вполне деловой человек [с ушанкой] и в валенках с тяжелыми резиновыми калошами не глядел в лес.

Всем на улице у нас по вкусу пришлась кличка «Сват», придуманная мной для гончего щенка — чуть задумаешься, а он забрался к жильцам. «Сват!» — кричит одна, и другие оглядываются, потом люди оглянувшиеся думают, что их зовут, а поняв, хохочут и сами кличут: «Сват, Сват!»

В молодости трудно помириться с тем, чтобы жить без темы жизни, без плана. А потом часто оказывается, что не только без плана жить можно, без идеи, а даже и за кусок хлеба, просто, как животное четвероногое, как птица, ящерица, стрекоза и муравей, можно жить и человеку. Но трудится муравей, и кажется нам, что он не один. А Ив. И. работал как муравей и чувствовал себя одиноким и, как птица, подбирал корм, оглядывался в постоянном страхе, не схватили бы его…

На рассвете был такой легкий морозец, что нигде на земле его не заметили, только в воздухе на сережках ольхи, на почках тонких веточек замерзли большие, светлые капли. И не узнал бы даже, что это не капли, а лед, да уж очень- то они велики…

Изобразить Рапп как Кащея.

Рапп моей юности: мы верно думали, что мы — конец и начало; неверно было представление, что это движение от конца к началу вмещает движение всего мира. После оказа-

224

лось, что мир движется сам по себе и по кругу, а наш поток прямой — это поток внутрь круга мира.

28 Ноября. На сказку и на всякого рода искусство огромное большинство людей смотрит, как дачники на природу: сказка и всякое искусство, как дачная природа, существует для отдыха. И наш труд сказочников они считают тоже по- прзным трудом, потому что благодаря нам они отдыхают. Сказка — пустяк! а поди вот: отдохнет человек и больше сработает, значит, сказочник тоже пользу приносит.

А для кого же эта «польза»? Конечно, для рода; в чистом виде это у Петра Михайловича: он живет для семьи, вся Сизифова работа — устроить семью. Сам же он знает, что пойдет в лагеря, именно за то пойдет, что хороший работник. (Конец Сундукова.) Это религия жизни, это вечность: так он продолжает себя. И к этому приходят все простые люди, рабочие — к семье. Они приведены к этому.

Корнеев Петр Михайлович — последний в роду (смысл труда).

Налетов Касьян — счастливый человек: из фельдшера- ветеринара сделался сейчас зубным врачом, а потом и доктором, ездит на коне, пчелы и все множество