способов извлечения средств жизни: язва его — сын.

Григорьев — белая мышь.

29 Ноября. Петя вчера не приехал, и охота сегодня не состоялась. Лева заключил в Орле договор на издание рассказов охотника.

Были, конечно, были у меня друзья, которые тайно мне помогали, иначе как же мог бы я один победить своих врагов. Я их не знаю, этих друзей, но узнаю их в каждом хорошем человеке, которых нередко встречаю и радуюсь им. Да, теперь, под старость, я очень мало могу назвать таких людей, которых бы мог определить как друзей. Но зато я знаю, что нет на всей земле уголка, где бы я не встретил хороших людей, готовых делать для меня то же самое, что и друзья.

Моя книга «Большое гнездо» будет в скобках называть- ся еще и «книга о хороших людях».

225

Большое гнездо

(Книга о хороших людях).

30 Ноября. Только бессилие гончей догнать зайца вызывает у нее лай, она неустанно кричит, зовет на помощь охотника.

На небесах, конечно же, нет ничего, но до чего же хочется подняться и поглядеть — и надо подняться.

Попали в Редриковы горы, и оказалось — это не «горы», а деревья на холме. Как-никак, а подняться на машине не могли. Выходной день, заяц понял, что в лесу ему не найти покоя, и сел на шоссе: всюду видно, машина идет — прыгнет в куст, и опять сядет на вид. Как Петя без ружья отбил зайца у 6 охотников: когда сказал: Пришвин, охотники ему и говорят: «Почему же вы это сразу не сказали?»

Весь день, как все эти дни — все серое: и земля, и лес, и вода, и небо, все безразлично. И весь день через час по столовой ложке слетали крупинки пороши. Так вот даже эти крупинки вносили разнообразие. Трубач ушел за лисой, и мы зря простояли три часа.

…Только бессилием гончей объясняется, что она, когда бросается бежать за лисой или зайцем, начинает лаять: невозможность догнать вызывает из нее звук, призывающий себе на помощь. Люди этой слабостью воспользовались и стали подбирать и воспитывать именно такую собаку, чтобы догнать не могла и звала на помощь. По звуку собаки охотники понимают круг бегущего зайца, становятся на лазах и убивают. Когда собака по следу прибегает к убитому зайцу, ей всегда за труды дают лапки (позанки).

Сказочник (или поэт) в человеческой жизни тоже как гончая: самую жизнь он чует и желает больше других и бежит за жизнью, и не может догнать ее и зовет на помощь к себе. Его стихами, его сказками все пользуются и догоняют жизнь, и убивают и ловят своего зайца, а сказочника и поэта тоже не забывают и дают ему лапки (позанки).

Жить как-нибудь надо, поэт и лапки берет, поест и опять сочиняет стихи и сказки.

226

Но среди гончих попадут умные с быстрыми ногами, поняв, что хозяевам достали зайца, а им только лапки, они в решительный момент смелеют, схватывают сами зайца и съедают. Коротка бывает расправа с такими «молчунами»: раз! из ружья и готово. В человеческом обществе такой расправе с молчунами-поэтами мешают гуманисты. И потому множество умных и бездарных «молчунов» прямо сами же живут своей поэзией и хорошо устраиваются, и долго их терпят, и многие успевают так всю жизнь прожить, и только после их смерти, впервые поймут своих молчунов…

1 Декабря. Заседание Тургком. Возвращение в Загорск. Пороша.

Психология «отрыж»! Звук происходит от слабости, но силу получает большую, чем от которой он и начинается.

Разве можно видеть, когда хотят показать. Рост городов.

2 Декабря. Пороша ничтожная, хуже, чем чернотроп. Погода безликая: все серое, как и все это время.

Отрыж!

Сила в звуке. Мы боролись с Трубачом за обладание убитым зайцем: он считал его своим, потому что он целый день его гонял. Я же считал своим, потому что я его застрелил. Он тянул к себе, я — к себе, пока, наконец, Трубач понял, в чем дело и, бросив зайца, кинулся на меня. «Отрыж!» — закричал я ему и хватил его попавшимся под руку колом. Он отошел от меня угрюмый и пасмурный. С тех пор в это слово «Отрыж» собралась моя сила, и эта сила стала больше, чем прямая сила моего «могу» в борьбе с огромной собакой. И так постоянно бывает, когда я убиваю зайца: Трубач бросается и хватает его, и если я тоже брошусь к зайцу и схвачу его, то Трубач одолеет меня, вырвет зайца и с ним убежит. Но стоит мне крикнуть «Отрыж», как он бросает его- И вид его бывает, когда я забудусь и пробую вырвать У него зайца, какой-то презрительный ко мне. Когда же я крикну «Отрыж», он гнется, ежится, приземляется, как Мефистофель, когда ему в «Фаусте» показывают крест.

227

Моя сила в слове и будет пребывать в нем всегда: даже если когда-нибудь в глубокой старости я не буду в состоянии поднять зайца, а крикну «Отрыж», и он послушается меня, потому что я для него высшая сила, я — бог!

Молодая лисица, играя, таскала во рту сучок с развилиной, может быть, думала, что другая молодая лисица ввяжется в борьбу с ней за сучок. Сорока же думала, что это она кость носит, и скакала за ней и подбиралась. И раз лисичка оставила сучок и прилегла возле. С хитростью делала она это или нет — трудно понять. А сорока поняла, что лисица уснула, подскочила, хвать за сучок, а лисица хвать за сороку. Хорошо еще обошлось, у лисицы в зубах остался только длинный радужный сорочий хвост. Тогда собрались сороки возле бесхвостой и принялись стрекотать. И в самом деле, у сорок хвост весь упружистый, длинный, переливчатый — радужный, прекрасный. И вот она без хвоста. И как же опростоволосилась умная сорока: хоть бы из-за кости, а то из-за простого сучка лишилась всей своей красоты. Это бывает и у нас тоже, у людей: выкопаешь яму кому-нибудь, а и сам в нее же и попадешь.

Коля Дедков.

или например, Борис Алексеевич Ермак и всякий самоотверженный коммунист в борьбе своей за (что?) забывший себя самого, свою личную жизнь. Сказать такому, как я говорю, «будь самим собой» — это значит вернуть его на какую-то низшую для него ступень. Напротив, если он художник, то ему высшая заповедь в том, чтобы самим собой быть. То дело — Большое (экспансия), это — Малое (возвращение в дом, родина). Так что в то время, когда все боролись за расширение круга жизни («поближе к редакциям»), я звал на родину.

Коле приходилось бороться на два фронта: с настоящими, природными врагами коммунизма и с теми, кто именовал себя коммунистами, а жил для себя.

Есть люди такие деловые, что им невозможно по самому ходу дела (каждое мгновенье в деле) читать серьезную литературу или философию: от этого бы дело пострадало.

228

д чтение второго сорта, текущая литература, — все это, вся эта вертлявая мысль невозможна и прямо порочна для них.

Перемены за 12 лет в Загорске: рост городов. Конкретный материал: семья Карповых (спросить у Павловны о других). Это связано с учением, с техникой.

Разве можно что-нибудь видеть, когда показывают?

Пришел человек, художник (Бострем), и начал меня сбивать: совсем не обязательно «вперед». (Его семья победила: победа одностороннего лозунга «к лесам».)

Неизбежна каждому смерть, но пока далеко, никто о ней не думает и живет как бессмертный. Так жил прежний русский человек и в отношении закона: неизбежен закон, а пока меня не коснулось, поживу без закона.

— Всем закон придет! — сказал Петя.

4 Декабря. К начальникам я отношусь, как к телефону: мешает он мне работать до крайности, а без телефона нельзя.

Могу вспомнить свое детство, когда еще Тургенев был жив — и то время теперь сравнить, например, с тем сравнительно очень недавним временем, когда у власти был еще Луначарский. Так вот, мне кажется теперь, что от Луначарского до сейчас — больше во много раз души моей было в деле, чем от Тургенева до Луначарского. А подсчитать — там будет лет пятьдесят, а тут всего десять. Можно ли, значит, жизнь годами считать? Не годами я считаю, а книгами, сколько, как и когда написал — в этом и счет.

А то вот еще часы — какая это ужасная вещь, если вглядываться в них, вглядываться, вдумываться. И самое страшное в часах, что они построены на счете всей жизни планеты, что не только это мои часы проходят, а и всей планеты, нто и она тоже умрет. Можно жить, имея в кармане часы, только не обращая на смысл их никакого внимания, не за- Меная, а пользуясь ими, как счастливый юноша для свидании… и старики, чтобы вовремя хорошо пообедать, вовремя отдохнуть, вовремя пойти на прогулку или что-нибудь сделать по мере сил.

229

Если бы знала девушка, что непременно будет рожать и что их у ней будет шестеро, а муж будет пить, а она будет 8 часов на службе, а потом забирать чужое белье и ночами стирать на чужих, шить на своих — то не пошла бы замуж. Нет, она рассчитывала, конечно, на счастливую личную жизнь, когда выходила. А которая все это поняла и учла и не пошла, то, оказывается, и она тоже не выгадала: с виду живет, конечно, легко, но в тайне души грызет вечно тоска о том «счастье», которое мелькнуло ей, и она не посмела его взять.

В поисках темы вот что бывает ужасно: что, кажется, вот нашел себе тему, наконец, и пришел желанный человек, и ты его изобразил, и думаешь, что вот теперь найден секрет, больше не надо искать, а только сидеть и работать. И случилось как-то между делами — взгляд упал на яблоко, и захотелось его написать, и когда написалось яблоко в совершенстве, то оказалось оно лучше того лица человека, которое столько лет ждал. Может быть, и не яблоко, а даже муха попалась, и оказывается тут ужас какой: что все равно в совершенстве написанная муха может значить больше, чем желанное лицо человека. Утешение жестокого искусства лишь в том, что если бы ты не тратил себя на поиски желанного лица, то и муху тебе в совершенстве написать не удалось бы. Так что труд поисков не напрасен, надо непременно искать, надо даже прямо тему ставить и план, только надо помириться с тем, что найдешь, может быть, совсем не то, что искал.

5Декабря. Внутри СССР скрытое устремление к роду, такое же, как у фашистов, только песня другая.

Идет человек и поет — нет в песне того, куда и зачем он идет,