внешнему: мы начинаем отступать.

Чающие (Малое Дело) и Обещающие (Большое).

Я думаю о всем, но позволяю действовать только образам. Мне всегда кажется, что если мысль моя переходит в образ, а ряд образов в сказки, то. значит, я «додумался» и могу действовать. И так я думаю о всем, но действую, лишь когда мне становится ясно. А ясность дают мне только образы.

В образе я нахожу оправдание.

Образ есть выход из борьбы Большого и Малого — это моя «сказочка» личная («душа»). И то же самое «творчество».

Зачем рисковать собой и творить, если можно делать полезное без всякого риска… и оставаться в пределах «долга».

Педагоги именно по чувству «долга» остаются при классиках и не понимают новое искусство.

Ученые не любят литературу по существу и ограничиваются в лучшем случае знанием классиков.

252

8 Января. РАПП: 1) Исчезла высота: нет выше меня! 2) разделяй и властвуй. Происхождение РАППа; было это ив «Круге», напр., Воронений о «Русской мысли»: что наше время великое и, значит, я — велик: нечто вроде ренты: там я, владелец земли, без труда и заслуг получаю себе в карман разницу между лучшей и худшей землей — так и тут я, представитель РАППа, получаю себе разницу во времени [между] нашим великим и прошлым.

А я-то! — и возраст мой меня упрекает, и мой талант — обращает на меня внимание, — и мое образование как сумма предрассудков. Бывало, — над собой сколько видишь людей выше и вот читаешь, учишься, чтобы догнать: теперь надо мной нет, и нечего мне и некогда сидеть над книгами: сама жизнь велика (тоже ведь: не я ее сделал, а ее сделали: «чужой ум»).

Два часа на платформе в Загорске в ожидании поезда. И все-таки это настоящий и единственный путь к коммунизму, к сознанию того, что человек един, что не нами свет кончается — это первое, — сознание человека в своем потоке. Второе, что путь к коммуне все-таки через личное сознание. К этому мы все и подходим: все же, кто не обрел личного сознания, являются жертвами. <Приписка: Личное же сознание является при беде, когда хороший человек не думает. >

— Интеллигенция! — сказал кондуктор, увидев, что я локтями пробиваю себе путь в вагон.

Кисловский… («СССР на стройке»).

Федину… Бокову — в Переделкине жить.

Петрозаводск, Каргосиздат, директору.

9Января. В Москве. Подписал договор о грузовике и только после ночью вспомнил и осознал, что в моем договоре было сказано, что машина будет новая, а в этом слова «новая» — нет.

Разговор с Рудневым и Боковым о том, что коммунизм и должен непременно являться под давлением: надо, чтобы

253

эгоизм индивидуальный расплющился и явилось личное сознание единства человека.

Слышал, что будто бы в Группком «Советский Писатель» явился Демьян Бедный и заявил, что Демьяна Бедного не существует и потому чтобы выдали ему документы на Ефима Придворова.

Буду строить передвижной дом (на грузовике), а тянет к писанию в Загорске.

10 Января. Стоят холода.

11 Января. Актер Комиссаржевский приезжал просить помогать строить жизнь в Арденских лесах (Шекспир: «Как вам угодно»), как в Даурии. Оказывается, что мое писательство и есть строительство Даурии, люди (читатели мои) собираются…

12 Января. Заявление Управдому.

Фото: 1) Адаптеры. 2) Лабораторное оборудование.

3) Проявитель и фиксаж.

Позвонить Трусову. Пете доктора.

13 Января. Сейчас только понял слезы Горького в Дмитрове, когда одна воровка благодарила советскую власть за свое исправление: Горький не то чтобы не знал, что она не исправилась, а может быть, и еще больше испортилась, — он это знал. Но он не мог удержаться от слез, просто слушая сюжет исправления, чувствительно переживая самую возможность его.

В детской литературе после разгрома ЦК комсомола, видимо, страшный упадок: говорят, что снова на 1-й план выдвигается Маршак. Я уклонился от предложения борьбы.

14 Января. Вчера перед вечером вдруг стало теплеть, и сегодня -5.

Лева вчера весь вечер сидел и не решился попросить денег, — рад бы ему дать, а нельзя.

254

Можно всегда делать бесстрастно, и «дела» выходят как бы сами собой. С автомобилем так у меня: мне все равно, будет он у меня или не будет, я не трачу сил никаких, а он будет. И тоже это же чувство спокойного и делового бесстрастия можно перенести на врагов своих и даже спросить себя, — ну, чем они хуже множества других? Что же касается их вреда, то стоит только быть спокойным и учитывать их возможные действия и выжидать, как они станут обезвреживаться.

Письмо Цветкову, звонок Трусову, Аксюше «Женьшень», в «Молодую гвардию». Кнопки.

Друг мой, чистый невинный человек погиб, но и злой недруг полетел к чертям, и самый заскорузлый себялюбец, нашедший в бюрократизме себе защиту, теперь трепещет как осиновый лист.

Друг мой погиб, но я готов завтра же разделить его участь: у меня все к этому приготовлено. Так зачем же унывать: день-то ведь, кажется, еще мой…

Чмут на старуху напал.

Запанел и замодился.

Обойдут критики, — промолчат о твоих несомненных заслугах, вместо тебя возведут в гении врагов твоих, совершенные ничтожества, — как неприятно бывает. И было бы хоть в утешение, что вот не сейчас, придет пора, и о тебе заговорят. Но вот в том-то и беда, когда о тебе заговорят, да еще с похвалой, то еще хуже бывает: тогда уж вовсе и надежды не останется услышать голос друга, который поднимет тебя, и ты узнаешь, что недаром искал…

И так без друзей, без внимания гаснешь к вечеру и ложишься в постель как в могилу. Но утром забудешь о том, что было вчера, садишься за работу с радостным чувством жизни: «Хоть день, да мой!» и пишешь, будто не день, а сто лет тебе жить.

И вот приходит заказное письмо, адресованное на Союз писателей, и я знаю, что это письмо от читателя.

Вот счастье бывает какое, дожить до преклонного возраста и не склоняться, даже когда согнется спина, ни перед

255

кем, ни перед чем не склоняться, а стремиться вверх, наращивая годовые круги в своей древесине.

Вечером приехал в Загорск, по пути думал: «Когда пишу, то верю, что так надо, что все по чистой правде пишу. Если бы, однако, приставили ко мне человека, точно измерившего и взвесившего всю Правду, и он бы меня поправлял, когда я пишу, то я бы ничего по правде не мог написать».

15 Января. Русский простой человек не может стать выше крови, чтобы не свояк был ему человеком близким, а всякий согласный с ним человек. В прежнее время, когда огромное большинство крестьян так и держалось возле земли родовыми союзами, — вреда от этого не было. Но когда свояк полез в производство, в милицию и стал тянуть за собой свояка…

Может быть, это и непонятно кому-нибудь покажется, что такой способный человек обрадовался домику в три окошка на улицу. Но, положа руку на сердце, скажу, что не променяю его на особняк под Парижем.

16 Января. Все теплеет, дошло до -2 ночью, а снега все нет, земля чуть прикрытая.

Все народные богатства, <загеркнуто: леса и хлеб> все силы ума, искусства отданы рабочему классу, и на вот! сам рабочий до того стал бездельничать, пьянствовать, что приходится создавать для него каторжный режим.

Эгоизм (окостенение).

Сколько ни обманывай себя, играй в независимость от общественного мнения, — устанешь, и тогда окажется, что приятное чувство от признания тебя есть такая же реальная сладость, как мед. Отрава же через признание приходит после, когда ты разберешь, что ты не один в числе признанных, а и еще кто-то, по твоему мнению, совершенное ничтожество в сравнении с тобой. Вот отсюда-то и возникает презрение к общественному мнению и начинается игра в независимость. На самом же деле тебе просто хочется та-

256

кого признания, чтобы признан был ты больше всех и как единственный.

Рядом же с этим тайным желанием всякого писателя быть единственным живет в той же самой душе готовность к встрече, способность такой радости от прекрасного в такой степени, что чувство «я — единственный» отрывается и падает, как ледяная сосулька от солнечных лучей.

Гуманность, красота, искусство, возрождение, — все это связано с человеческой личностью как с реальностью. Наше время (и у фашистов) направлено к обратному (реакция), и мы никак не можем свыкнуться с этой верой (хотя она уже была в прошлом). (Рабочий сказал: — Человек — это… хуй ли в этом?..)

Пожилому человеку во многом свободней жить и писать, чем молодому: мне, например, о возлюбленной моей теперь можно до последней ниточки говорить искренно и вслух, а когда-то себе самому правду шепнуть о ней я не мог.

Встреча наша была давным-давно, и мы разошлись навсегда. Но, как великий однолюбец, я все-таки про себя ее ждал, и она постоянно ко мне приходила во сне. Очень долго спустя, когда я уверился, что хотя писатель я очень медленный и неуспешный, но настоящий, и поэтическое свойство определилось как природная моя способность, как талант, я понял, что моя «Она» у настоящих поэтов называется Музой и что эта Муза, не существующая в действительности конкретной, существует и необходима в поэзии точно так же, как в математике бесконечность чисел. Только мало-помалу, с наступлением седины, я овладел своей Музой до того, что перестал бояться ее посещений, напротив, стал радоваться.

<На полях: Ты ждешь? И вот она появилась.>

Когда с некоторого времени я стал получать от женщин письма, иногда очень трогательные, то чувство пробегало во мне близкое к тому, которое возникало при посещении Музы во сне. Изредка в письмах чувства излагались более определенные, и замечательно, что тогда в ответ им не пробегало во мне как от Музы. Об этом я не раз беседовал с Пав-

257

ловной, и она долго верила мне и в Музе моей видела мое отличие, то самое, за которое она меня высоко ставила.

Но однажды вот получилось письмо, и я его жене своей не показал, а вместо ответа в письме послал на счастье клочок шерсти из шкуры убитого мной медведя и небольшое перо глухаря. Каким-то особым своим женским чутьем Павловна учуяла что-то и с улыбкой сказала мне:

— А ты все еще ждешь?

Я был изумлен: я не допускал мысли, чтобы моя верная Павловна ревновала меня к существу, в котором я с таким трудом наконец разглядел свою Музу и ей же об этом сказал.

А всего через несколько дней после ее пророческих слов: «А ты все еще ждешь?» вдруг и появляется та самая с глухариным пером и медвежьей шерстью.

С тех пор я больше уже не могу ни слова своего рассказать о Музе своей Павловне, ни прочитать ей волнующие меня письма: тайна разгадана.

…что как в математике не существующая конкретно бесконечно малая величина способна бросать в воздух и