писания… Я же пишу все натурой… т. е. открывается секрет моего писания: по первому глазу. Читатель — это как большая родня: пришел отец — ему рассказал, мать пришла — и ей, а там братья, сестры, тетки, и всем-всем, кто ни придет из родных, хочется повторить, и не будь родных, будь чужие — зачем бы повторять раз сказанное, но приходят родные, и хочется.
Так фантастично, эфемерно существо личности (Я), и так удивительно, что со стороны и оно живет как все.
Эта мечта о Марье Моревне есть чистейшее сладострастие = эрос. Эта мечта лелеет соитие, и когда оно происходит, то оно безгрешно (и так было).
Нет греха в том, чему отдается человек целиком, и даже самое дурное в таком состоянии простят и назовут болезнью.
Сегодня вернулся к «Падуну».
30
20 Февраля. Болела голова.
21 Февраля. На моем горизонте Крупская.
Письмо Сталину. Поездка на завод «Серп и Молот».
22 Февраля. Одумался. Не стоит того «Стахановец», чтобы из-за него так беспокоить людей. И правда, возможно, что Крупская права, и вовсе это не стахановец.
Вечер китайского поэта Лу Синь (ихний Максим Горький). Близость китайского народа к нашему.
23 Февраля. Опять болит голова. Надо кончать «сезон».
Был вечером Ивантер. Говорили, почему писатели не ходят в Дом писателя, куда угодно пойдут, только не в этот Дом: место такое.
24 Февраля. День отдыха.
Читал Серую Сову: книга будет. На завтра президиум. Повестка: так и знал, оживление Союза (по письму в «Правде») будет принудительное: заставят ходить. А виновнику бузы, Толстому — вечер о его творчестве.
Почему Смирнов отступился от моих календарных начинаний? (Позвонить, а то и сходить.)
25 Февраля. Так он и сказал, Ивантер, что каждый писатель сочтет за великую честь прийти ко мне на юбилей, только на дом, а не в Союз: в Союзе — место официальное и неприятное.
Каким же образом возможно увеличить посещаемость Союза? Исключительно принуждением, исключительно тем, что писателю будет неудобно не ходить.
26 Февраля. В Союзе писателей создалось «безвыходное положение». Они пищат, как котята в мешке, и так нужно: им нужен мешок. Но не говорить же о том, что котятам
нужен мешок. И потому я говорить отказался и сделал очень хорошо.
31
27 Февраля. Утром уехал в Загорск и считаю, что с Москвой кончаю: все устроено и можно жить самому. 4-го буду выступать у туристов. Тезисы: 1) Здоровое тело. 2) Расширение души. 3) Родственное внимание.
Натурализм допустим, когда человек и природа сошлись в одно целое и говорить о природе значит говорить о человеке (льдина Папанина, путешествие в совершенно неизвестную, никому не ведомую страну): единство субъекта и объекта.
Реализм — это соотношение субъекта и объекта: напр., человек в отношении к природе.
И как назвать то соотношение человека к природе, когда душа человека расширяется, как природа, и человек смотрит на все вокруг себя с родственным вниманием (предрассветный час мой).
Слышал от женщин, бывших на моем юбилее, что от моих слов у них на время создавалась уверенность, что люди в чем-то имеют родство, что на время моей речи было такое чувство, будто все тут в родстве. И то же самое получается и от чтения моих книг, и значит, в этой силе родственного внимания и заключается моя сила.
Есть множество сил, еще не открытых, но которыми мы бессознательно пользуемся. Так вот есть сила излучения добра, когда самому хорошо, когда сам человек счастлив.
Сила родственного внимания как результат борьбы: это сила победителя (так, если восходишь на гору, то гора может тебя победить, ты взойдешь, но сказать потом другим, где ты был и что видел, не можешь: можешь сказать лишь, что ты на 3 метра выше…)
Победа иногда приходит спустя: когда здоровое тело отдохнет.
Не обязательно в литературе.
Художник родственного внимания: прочные вещи.
Мильтон сказал: «Ничто так не полезно человеку, как высокая самооценка, если она оправданна и справедлива». (Из книги О. Хаксли «Контрапункт».)
32
Эта самооценка возможна лишь как высший момент борьбы, как победа, после чего начинается борьба на новом этапе, когда высокая самооценка снова виднеется вдали как возможность.
Ошанин Павел Михайлович.
28 Февраля. Страшные вести об отравлении Горького и др. Так продолжается разложение и отъединение всех нас от всех и каждого друг от друга.
Внутренние события движутся скорее, чем внешние, и надо сюда смотреть, а не туда.
«Женщина с козюлькой» (гримаса) говорит из затылка и может говорить сколько угодно.
<Приписка: Расплывается перо.>
Посмотрел на все и понял, почему из порядочных людей никто не берется за редакторство и т. п. (По Ивантеру понял из «Пионера».)
Юбилей открыл мне глаза на себя с хорошей стороны.
Почти решил переселиться к воде, в Завидово, на Шошу к Московскому морю.
Алпатов — Саша — Я юбиляр = душа, именно душа сама, в которой и все узнают свою душу и сочувствуют. (Написать рассказ: тоже по вороне узнали смерть и душу.)
Открытия в открытых краях.
Липовый цветок.
I Марта. Думал на улице о всем: что вот ввяжемся мы в дело Китая или так и будем отсиживаться и что из этого выйдет, и думал о Н. И. Бухарине и других «псах», которые завтра должны погибнуть, и о том, что вот 20 лет такой ужасно тревожной, пещерной жизни, — неужели все это даром прошло для нас, и разве только как подготовка для европейской колонизации… В этих тяжких мыслях я вдруг увидел, что стою возле низкого забора, и за ним, за этим за- орчиком, полно снега в садике и наверху по снегу лежат во
33
множестве липовые крылатки, точно такие же, только чуть пожелтей тех, которые показываются, когда липы цветут. Смотрю теперь на них, и мне они пахнут, и слышу жужжание пчел…
И вот откуда «микроскоп» и «телескоп»: словно дымовая завеса прорвалась в одной точке, и увидел я эти липовые летучки в «микроскоп», и они, попав в меня, расширяются в целый мир («телескоп»). Да им тут и неминуемо должно расшириться, потому что они ведь в душу попали, где все как мысль, как газ расширяется беспредельно… (Расширение «души», а не земли ли?)
Туристам сказать: вам гора, на которую вы собираетесь взойти, подняться над землей, а мне была такой литература.
Вечером приехал в Москву.
<Приписка: Литература как гора.>
2 Марта (в Москве). Из романа «Контрапункт» О. Хаксли: «Путь всякого человека, живущего интеллектом, если он следует по этому пути достаточно долго и неуклонно, приводит его к непосредственной очевидности, от которой человек неинтеллектуальный никуда не уходил». Моя обратная мысль, что простой человек, выполняя, как вол, предначертанный путь, мало-помалу встречается с планом, заложенным в дело. И под самый конец каждый видит план в его осуществлении. Тогда «канал» готов, и стихия умиряется.
В свете высказанного Хаксли ясно вижу, почему я клялся не выходить за пределы своей специальности и быть только художником. Разобрать, какие силы охраняли меня…
То, что я в себе называл «оправданием обывателя» и «смирением», это было (по Huxly) признанием непосредственной очевидности, т. е. жизнью, противопоставленной интеллекту.
Если со льдины дрейфующей все написанное нам интересно, то чем же Союз не дрейфующая льдина и как пи-
34
сать чтобы тоже было все интересно. Надо прийти к очевидности.
Бергельсон — У Днепра.
Ардов — ассирийская борода.
Бродский 1 брюнет
Инбер
Афиногенов
Соболев
«Безвыходное положение» у Ставского разрешилось в сторону устройства самого размещанского клуба. Присутствовали на учредительном собрании настоящие дьяволы Бродский (черный) и Арго (белый): белый дьявол и черный дьявол. Но противно мне стало до тошноты, лишь когда меня не упомянули в числе кандидатов в Совет клуба. И не нужен мне никакой клуб, и не стану я в нем бывать, а вот все-таки — не выбрали, и стало неприятно и стыдно, что пришел на это собрание.
В дальнейшем кумиться с дьяволами и ставить себя от них в малейшую зависимость не надо, и ходить туда пореже, однако иногда бывать? или же послать к чертям… Что-то там нечистое…
3 Марта. Бывает, приходишь в хорошо убранную комнату и не обращаешь внимания на обстановку. А когда к тем же самым интересным людям придешь в ту же комнату, и нет у них прежней обстановки, то сразу эту перемену заметишь. — Тут что-то было? — спросишь. — Тут была, — скажут, — фарфоровая чашечка… Вынут, покажут, — никогда не видал, но она присутствовала при прошлой беседе и как-то влияла.
(У Чувиляевых.) <Приписка: И люди есть такие — не замечаешь, а они тоже влияют, да еще как.>
На дрейфующей льдине всякая запись значительна: 1 стал рано, вышел, трещина в том же положении» и т. п. раз вообразил себя летящим пассажиром на земном шаре
35
и стал отмечать ежедневные перемены в природе: так получились «Родники Берендея» («бинокль»).
…Сегодня вечером у туристов дать этим пример натурализма (внешнее описание событий на льдине) и реализма в случае с «Родниками Берендея»: т. е. что писал о переменах в природе в соответствии с тем, что происходило со мной, пассажиром земли. (Захватить рассказ «Весна света», им иллюстрировать.)
<Приписка: Но общее тому и другому, натурализму, романтизму, реализму, что надо интересно жить, и тогда все написанное будет интересное И дальше наметить возможность изобразить общественные перемены, войну, революцию в связи с собственной личной жизнью (напр., кресло Авксентьева). Дневник — вот литературная форма туриста, и разговор с туристом может быть лишь о форме записи. Начало туристам: общее в том, что — запись, вся моя литература вышла из туристической записи: газета, этнография. 4 Марта. Разгром квартиры Макаровым. Вечер у туристов. 5 Марта. Поездка в Загорск. -3°. Везде лужи, грязь, вонь. Сотни, а может, тысячи рабочих брошены на доделку мостов. Краны, машины, гул, свист, гуд, а на самой готовой арке вверху видно, как работают метлами... Там возносят новый дом, там старый разрушают, там рельсы прокладывают, там трещат перфораторы и неустанно работают, а дума о «кровавых собаках», «псах» и т. п., сидящих теперь в зале суда. И как приятно было потом войти в свою комнатку в Загорске и смотреть на березу, на засыпанный до окошка дом Тарасовны... После обеда отдохнул, и снилось мне, что вот у Фаворских сын Максим делается большим художником. И ни 36 с ТОГО ни с сего он взялся... [но] он культурный продукт длительной жизни культурного рода. И как, бывало, один такой дом встречается с другим, соединяется, родится и складывается быт, общество. И это было! Я помню еще то время. Старухи идут и присматриваются к раковым шейкам у торговца: вот хотят же и они жить. Скрипят, а живут, живут. И все так: завтра, быть может, всем конец, а сегодня поживем, и нет, кажется, на свете ничего сильней этого: хоть день, да мой. И те политики, сидящие на скамьях подсудимых, этим самым чувством живут... Все отбрасываю к чертям. Пусть весна, одна весна, да моя она. Как интересно разрешилась «безвыходность» у Став- ского: у него остается «учеба», а Толстой делается иконой в Клубе,
