Скачать:TXTPDF
Дневники 1938-1939 гг.

в булочку. До

418

того вкусно было, что показалось неловко так наслаждаться, когда полмира в огне. Но тут же я и спохватился: «Довольно этого, я заслужил!» После того вспомнились обиды литературные в том смысле, что это литературная среда такая, а я тут ни при чем, и пусть там они разлагаются в попытках найти вне себя такое, чего нет в себе самих. Пусть! Я и под тягостью всей среды буду прославлять бегущую через мою душу прекрасную жизнь.

А ночью, когда я вышел из Мазая, в тишине совершенной под тяжелым небом лежала река, и я мысль свою в этой самой реке увидал. Как вчера, откликалась эта же река под ясным небом с яркими звездами — на весь мир откликалась река. Теперь небо закрылось, река будто под одеялом спит и не откликается. Виновата ли в этом река? Да нет же, как ей откликнуться из-под тяжелого одеяла. Но все равно сама река живет по-прежнему, и без звезд в тишине как будто даже еще сильнее всплескивает рыба. Вот так же точно и…

Синий колокольчик сорвал со шмелем.

Сухая пыль, на ней сухие травы, цветочки-бессмертники и вылетающие с треском кузнечики, красные и голубые.

И так это далеко от человека, так не нужна ему пока эта песчаная земля, совершенный пустырь.

Синий колокольчик сохранился в полной летней красе, — последний остаток роскошного пира. На колокольчике сидел сонный шмель, и я сорвал колокольчик, а шмель не проснулся. Я стряхнул его, и он упал. Потом я сел возле записать о том, как мысль свою ночью я увидел в реке. <Приписка: Рассказать о мысли.> И пока я писал, луч солнца оживил шмеля, и он стал делать попытки подняться.

Еще я увидел на стебельке речной травы две красные стрекозы, как сцепились вчера, так и остались ночевать и замлели. Я их подержал в ладони, они отжили, разнялись и полетели. Вот время, когда можно глазами видеть оживляющую силу Солнца.

Физику я с тех пор, как сдал по ней экзамен в средней школе в 1892-м году, все последующие 47 лет больше ни-

419

когда не вспоминал, разве только во сне время от времени чудилось, будто опять тянут к экзамену. И теперь я в радио ничего не понимаю совершенно. Нужно видеть, однако, до чего я смело, как будто со знанием дела, раскидываю по верхушкам сосен антенну, кручу детектор, верчу катушки и нахожу нужную мне волну. Так же точно я беру полено, колю его, развожу огонь, нисколько не думая, что и над огнем-то раньше меня трудились, а я получаю готовое, и дерево это, как Радио, кто-то создавал, а я лишь пользуюсь.

Смотрел на Петю, едущего на лодке в тростниках, и было мне хорошо на человека смотреть: и вот на эти шелковые тростники, на воду с отражением, на чарующее движение рыб, на коршуна в небесах, — в отдельности ничто не могло прийти с ним в какое-либо сравнение. Но все Целое, с небом, лесом, водой, было подобно ему, и он был подобен, как достойный сын.

После освежающего чувства гармонии в Целом вдруг явился Рузвельт со своим пасторским гуманизмом и после Рузвельта наш русский поп, уверяющий, что на свете все идет к лучшему.

Переход к действию в творчестве начинается не от мысли, а от какой-нибудь возможности, хотя бы, например, от попавшего на глаза клочка бумаги, на котором захотелось бы написать. Начнешь… и пойдет.

Мне сегодня представилось, что так легко можно написать свою долго носимую в душе вещь, если трудные главы не выписывать, а оставлять в наброске. Важно добраться до «интересного», когда будет писаться само собой, и оно определит, оформит материал предыдущего.

Как доберусь домой, так и начну и кончу.

Мазай на горе Чутьин бор, и как собрались к нам семь пар чистых и семь нечистых.

11 Сентября. В 5 в. отъезд из Нерль-Выдра.

О науке — надо помнить ошибку Толстого: т. е. что нельзя одним судом судить пономарей (науки) и попов.

420

Ночью вчера Семино (Петя) у нас: стук-стук и Аксюша.

Дымятся холодные мокрые сверкающие штыки тростников — зеленые волосы.

Аксюшин Удав — и стук-стук: на вопрос, как она ходит в диком лесу. И Бой такой.

Почему Толстой стал против науки? (тема).

Шалагин: какие богатства вокруг, и мы их не берем.

Как это случилось, что все люди ненавидят войну и все в ней участвуют?

(Линия Зигфрида — Радио — мох и сосны.)

От возможной опасности с Петей (шофер) перешел на линию Зигфрида, и почудилось горе всего человека.

По пути с линии Зигфрида (4 килом. — вся линия) разговор с Петей.

Петя: — Большевики предсказали нынешние события, значит, они правы.

Я: — Нет, это не значит: они предсказали, а делали не коммунизм.

И дальше о личности, что в коммунизме полная свобода личности. Я: — Теоретически. — Петя: — А как же иначе: теоретически, значит, в будущем. — Личность в будущем, а сейчас нет ее, но если сейчас нет, откуда она возьмется в будущем? Личность везде, всюду и всегда, она бессмертна, она есть весь человек.

12 Сентября. Петя вернулся с ночевки на Семине, привез 2 карася и 3 чирка. Я бродил в глухарином лесу. Вечером выехали на Нерль.

13 Сентября. Куропатки. Река Мечка. Петр из Андрианова дивится: — При царе был народ хорош, а устройство плохое, теперь устройство хорошее, а народ… — Чем же народ плох? — Да всё колхозы…

14 Сентября. Утро на р. Мечке. Солнце, мороз, дятел стучит. Радио.

421

Слава Папанина меня погубила, и все оттого, что сын мой Петя, ученый человек 30 лет, до сих пор зовет меня «папа».

— А может быть, это вовсе и не Иван Дмитриевич? — Нет, мы знаем, мы в газете читали.

Народное право на своего героя. <Приписка: Аксюша.> «Поглядеть».

Не беспокойтесь! он придет.

Мне идти, зная, что принесу разочарование — я уехал.

Когда я показывал лодку председателю, Петя сказал: тут вот он и сказал свое роковое «папа». Председатель же в это время вообразил «Папанин» — и это пошло.

«Поглядеть» как право первобытного человека как потребителя, крестьянина, все равно как если спросить: «Зачем вам хлеб?» — то ответ будет: поесть. И тут, так сказать, в идеологической области геройство Папанина — (поглядеть на героя.

15 Сентября. Прошлый год сгорел замечательный лес на Кубре.

(Начало рассказа о Папанине.)

Стоянка на Кубре: муравьи и дятлы.

Страшно в снах своих заблудиться и вдруг очнуться и стать перед людьми беспомощным и ничего не понимающим.

Общее, всенародное отношение к миру с Германией недоверчивое. все думают о хитрости, одни с нашей стороны, другие с немецкой. И мы сами после первой (глупой) радости тоже очнулись, все равно и нам не миновать войны: победит Гитлер — с ним, его победят — с тем, кто победил.

Но если правда теперь уже явно перешла к большевикам, то какие же колебания относительно поступления в партию? Потому что партия выполняет только часть дела… (развить).

Если каждый в отдельности не хочет убивать, а общество его к этому принуждает, т. е. не для себя он убивает, а для будущего, и так распадается: жизнь для сейчас и жизнь для

422

будущего — это неверно: или он не прав, или общество. По- настоящему будущее должно входить в сейчас (будьте как дети). (Жим сейчас не хочет есть, а потому свой кусочек зарывает на будущее.) А тоже и Павловна: как часто она не считается с тем, что мне сейчас надо, а прячет для моего же будущего (спрятала перчатки и сама не могла найти, и я зиму проходил без перчаток). Вот это и есть то будущее, о котором заботится общество, а человек хочет сейчас — и в этом вся борьба между личностью и обществом.

Образ желанного будущего: женщина видит его в своем ребенке, он и сейчас и будет, а художник тоже и «по человечеству» (и «Египет»).

Секуша речка и местность. Вышка.

Вечером ходили вдоль Секуши по завалам на полях.

Расправа с мальчиками: они взобрались на деревья, окружающие наш лагерь, и по команде одного все разом свистели и улюлюкали. Петя подкрался и пробрал их за хулиганство. Им надо было на «папанинцев» поглядеть.

Среди обгорелых от лесного пожара в прошлом году деревьев одна сохранилась небольшая осинка на самом краю высокого яра Кубри. Возле этой осинки поставили стог сена, и теперь осинка от осени стала ярко-красной. И золотистожелтый стог сена, и красная осина среди черных деревьев далеко нам указывают знаменитую заводь, где сомов столько же, сколько в большом городе людей, где страшный хищник — дает такой удар хвостом, что рыба от страха вверх выбрасывается или оглушенная перевертывается вверх брюхом, и он их поедает, сколько захочет.

От удара весел взлетели стайками, как птицы.

Земляника водяная. Лилии — стебли — чистая вода. Огоньки. Блюдца.

Приходил Петр Павлович, и я ему в лесу рассказал о всех новостях, что поляки сердятся на Англию, что самолет германский снизился и т. д. А он мне деревенские новости, что будто бы набор: всех берут, и что в Москве больше ничего не продают.

423

— Что делать: Передняя часть сгорела?

— В чем же дело, ступайте в Заднюю часть.

16 Сентября. Мороз.

Дятел долбит старый пень, вокруг полегли убитые морозом папоротники. Токуют тетерева. Молодая елка крепнет. Роса от мороза.

Еще надеются те, кто верил благодушно в прогресс, что все еще как-нибудь обойдется: что, напр., Англия и Франция только для виду «наступают», а кончится все после покорения Гитлером Польши перемирием и соглашением. Но зарницы конца света сверкают во всех сторонах, и растет и растет у нас, обывателей, уверенность в том, что нет больше ничего бесспорного и стать больше уже не на что…

Себя видишь в прошлом и удивляешься, как это можно было жить без ума.

Лес в Передней части рубили и верхушки бросали на месте. В Задней части лес не рубили, и оттого во время пожара 1938 года вся Задняя часть уцелела, а Передняя так сгорела, что ничего не осталось, что и теперь даже не выросла трава, а гарь покрылась мохом и кое-где осинами.

Вместо Бога сейчас человек будет искать «позицию», с которой он будет в состоянии хоть как-нибудь ориентироваться в событиях.

Аксюша как индианка — ее вера, ее пренебрежение к музыке, кино, ее любовь к животным.

Аксюша обрадуется, когда я подхвачу что-нибудь, и начнет представлять, как я из этого сделаю рассказ, и так увлечется, что, представляя меня, сама сочиняет по-своему.

Знание ценно художнику тем, что оно обращает его внимание в сторону нового, никому не известного мира и все привычное и тем закрытое делает так, что будто все это видишь впервые. Отсюда массовое стремление к знанию: это стремление к новому, неведомому. Путешествие дает

Скачать:TXTPDF

в булочку. До 418 того вкусно было, что показалось неловко так наслаждаться, когда полмира в огне. Но тут же я и спохватился: «Довольно этого, я заслужил!» После того вспомнились обиды