Казалось бы, бросить все хлопоты, — раз открывается сам, ну и жди. И опять нет, если не приложить труда, замок сам не откроется.

Вот сегодня Петя так спокойно потрепал своих землероек, и я так завидую его счастью: он-то наверно сегодня что- нибудь сделает и ляжет спать довольный: на сколько-то он продвинулся вперед. А я, может быть, и скорей всего! так прохожу со своим фотоаппаратом.

— Петя, я тебе завидую, — сказал я, втайне рассчитывая, что он завидует мне и так ответит, и мы поравняемся: художник завидует ученому, а тот завидует художнику.

Но Петя улыбнулся и ничего не сказал.

Когда совершается великое событие, я знаю, что надо быть готовым в этом великом потоке увидеть мелочь какую- нибудь, зернышко, пылинку, соломинку: если поймешь судьбу соломинки, через нее поймешь и весь великий поток; если же за всем потоком будешь следить — ничего не поймешь. И совершенно то же бывает при стрельбе в куропаток: в одну будешь целиться — убьешь наверно одну, а может быть, двух и трех и больше, а во всех будешь стрелять — никогда ничего не убьешь.

Я хорошо это с куропаток перенес в свое исследование и всегда мечусь в мелочь, только не всегда из этого что-нибудь получается: только при наличии чувства огромного события в природе эта мелочь говорит о великом. Мелочи же сами по себе у меня ни о чем не говорят.

1 Ноября. В 7 утра речь Молотова.

Новых мыслей тут не было. Но может быть, и вообще нет никаких новых мыслей на свете, и люди называют «новым», когда старая мысль вставляется в мозаику непредвиденных случайностей и действительно по-новому освещает их смысл.

Спор землеробов-единоличников против колхозов [перешел] на любовь: они говорили, что без любви земля не будет рождать, и клялись в этом, и ссылались на Бога. Но

462

земля в эту весну на их любовь не посмотрела и без всяких усилий со стороны человека дала неслыханный урожай. А на следующую весну [подошли] тракторы в помощь коллективу, и земля опять родила без любви. Нет, земля может рождать без любви. И вы тоже, старые <загеркнуто: грешники> проказники, не прячьте в любовь свою привычку жить лениво и беспечно.

Власть рождается в организации, вернее, в механизации общества: чтобы человек слушался, как шестерня: военная служба.

2 Ноября. Слушал по радио заседание о присоединении Галиции. Выслушал от Левы о страданиях на фронте бедного плясуна, который никогда ни о чем, кроме пляски своей, не думал. Но видно, что у нас мобилизовали кое-кого и зря и чепухи при этом было очень много. «Вали всех!» — сказали. И гнали всех.

Перед праздниками выкинули (так говорят) разные товары, напр., икру, которой мы уже с год не видали.

Сидит человек возле шоссе и, не обращая внимания на проходящие машины, с великим наслаждением с…т. Я указал на него Пете:

— Гляди, вот оптимист!

Мы сейчас как опавший лес — мы сейчас в листьях, опавших для удобрения лесной почвы. Мало того! мы такими перележали зиму, и вот весна наступает, и мы ждем счастливого часа, когда нас закроет молодая зеленая трава.

Смотрел в Метро в тесноте на людей и через них узнавал существ, живущих во мне и составляющих мое «Я». Лица многих людей в Метро отвечали моему чувству: я как будто узнавал в этих лицах то самое, что смутно чувствовал в себе. И мне приходило в голову, что, наверно, так и вся природа тоже во мне и всевозможные болезненные или воинствующие бактерии вполне соответствуют тем существам, которых мы называем своими врагами, крокодилами, ядовитыми змеями. Вся борьба, которая в мире, одновременно

463

происходит и во мне, и единство силы, выходящей из этой борьбы, собственно, и есть мое «Я», моя Личность, мой Разум, отличающий меня от природы.

3 Ноября. Трухануло снежком.

10-го быть на вечере молодых писателей в Клубе.

— Два основных своих стремления могу я в себе проследить, начиная от первых проблесков моего сознания (лет с восьми): это, первое, — быть не таким, как все, и второе, остаться со всеми. Но поглядим на каждое организованное существо, возьмем даже дерево, и мы увидим, что оба эти мои стремления являются условием существования в природе всякого организма (корни, листья, этажи).

Быть не таким, как все, впоследствии оказалось, значило быть самим собою, а остаться со всеми — это превратилось в обязанность [быть] культурным человеком.

Первую половину своей жизни, до 30 лет, я посвятил себя внешнему усвоению элементов культуры, или, как я теперь называю, Чужого ума. Вторую половину, с того момента, как я взялся за перо, я вступил в борьбу с Чужим умом с целью превратить его в личное достояние при условии Быть самим собой.

Быть учителем внешнего знания я не берусь, потому что даже средний преподаватель литературы может это сделать гораздо лучше меня. Что же касается того, чтобы научить других быть самим собой — это невозможно и не нужно: это приходит само собой, это есть сопровождение автоматическое роста таланта: есть яркий талант, и писатель непременно будет стремиться быть самим собой.

Но хорошо «поглядеть» (анализ) дружелюбно (не по существу). Социальная природа «поглядеть». Поглядите мою работу, а делайте по-своему. Возможно, в этом и польза: поглядев на другого, захотелось бы более страстно делать по-своему.

4 Ноября. 3 ч. утра начинает выясняться чудовищный размер потрясения всего хозяйства, вызванный хаотической мобилизацией. Это была демонстрация печальных ре-

464

зультатов метода принуждения и рекламы (а не воспитания). Угрозы же Финляндии с этими словами «черт побери» весьма похожи на…

К речи моей:

1) В последнее время в Москве появился безупречно правильный русский язык. Дикторы. (В природе-народе правильность и неправильность, как во всяком организме: в этом борьба, вы видите, как из всех неправильных листьев создается идеально правильный лист. Если бы без этого — правильность мертва.) Настоящий, народный язык неправильный: записанный фольклор. Сказитель и диктор. Юмор невозможен [в] той речи.

2) Я не из библиотеки, а из народа и природы: в этом весь секрет моего успеха и длительности.

Поэзия, религия и «жизнь» перекликаются между собой, потому что они все дети одной силы — размножения. Вторая сила — насыщение — порождает из себя только «рационализм», тут один ум, полезное действие, техника, политика, государство, социализм и пр. Нам, поэтам, кажется, что сущность в размножении, а это уже второе дело — накормить людей. Но рационалисты это ставят на первый план. Мы: едим, чтобы жить, они: живем, чтобы есть. Одно упирается в мистику, другое — в Маркса (Рацио).

Интересно, что когда «Рацио» покинуло нас и русское общество было предоставлено свободному размножению, то все кончилось абортом (сама жизнь с ее поэзией, аскетизмом и пр. была выброшена за борт). Жизнь была спасена вмешательством государства, аборты были запрещены.

(Итак, является тема для размышления: почему же именно случилось так, что, «когда начальство ушло», жизнь была выброшена за борт. Эта тема вызывает воспоминание о призвании варягов.)

Вчера по радио слушал «Онегина», и заря из листьев дерева сделала мне лицо Чайковского, который смотрел в мое окно вниз головой. 1)1ядя на Чайковского, я думал о том, что сколько же могут люди сделать за мгновенье своей жизни — вот как Чайковский; и о том, что как это люди, видя

465

на каждом шагу смерть, зная, что сами вот-вот умрут, живут кое-как, мирясь со всем, соглашаясь на всякую подлость, лишь бы не лишиться куска хлеба и кое-как дотянуть до конца.

Не могу разделяться в себе, говорить что-нибудь с человеком, а глазами на другое посматривать. Я не вижу ничего кругом, если говорю с человеком. Я не вижу тоже часто, когда и один: погружаюсь в себя, нахожу себя, сосредотачиваюсь в себе, и вот тогда, если удается оттуда выглянуть, то замеченное становится предметом родственного внимания и входит в целое, как сливается капля с каплей и множество капель становится водой, размывающей скалы.

Надо признать, что мужики привыкают к колхозам понемногу, [но] частная собственность, корова, овца, курица ни в какой мере не могут [стать] своей собственностью… и борьба Пети за коммунизм.

«Мы имеем». «На сегодня мы имеем». Вчера было — Сегодня.

7 Ноября. Охотились с Петей, Яловецким, Чистовым, убили 2-х зайцев. Один из них маленький стал за березой. Яловецкий ждал, а тот вернулся. — Хай живе! — сказал Яло- вецкий. Капля замерзла. Умный беляк.

8 Ноября. Едем на Кубрю, те же плюс Лева.

Поляна: кружева. Поляна очистилась: щавелевый дуб, красноватый щавель. Одновременно с крапивой. Смородина.

Глава весны света: Местные жители: мы шли по насту познакомиться со следом. К счастью нашему, ночью тряхнуло порошей.

Аналогия: двойная река по льду (большая зимняя оттепель). Кто-то прилетел, побыл и вернулся. Из норы выходила водяная крыса и вернулась в нору. Дуб оброс можжевельником (в нем прятаться).

9 Ноября. Беляк стремительно несся от нашего англорусского Трубача. Поратый кобель висел у него на хвосте

466

и не давал ему дух перевести. На двух кругах мы его не убили, и тут умный заяц сообразил: он залез в чапыгу, по которой гонцу невозможно скоро бежать. Задержав гонца в чапыге, небольшой прибылой заяц стал петлять, делать скидки, залегать и опять тихонечко идти с ноги [на] ногу. Времени теперь у него было довольно. Трубач ведь почему мог за ним так скоро бежать? Потому, что мог чуять не только следы, но и самого зайца, оставляющего в воздухе свой запах. Теперь же Трубачу оставались только следы, и он должен быть теперь держать нос возле земли и разбирать, читать мудреную заячью грамоту.

Мы все разместились по краям болота в чапыжине. Яло- вецкому больше всех хотелось убить, ему не везло, и вот уже третью охоту я дарю ему одного из убиваемых мной зайцев. Он самый страстный охотник из всех нас, хотя ему уже больше 50 лет. На охоте он себе даже нос отморозил, и на белом его кончике всегда висит прозрачная чистая капля. Яловецкий издали заметил, что зайчик тихонечко ковыляет к нему. Как хороший актер трепещет, выступая в какой-нибудь роли даже в сотый раз перед публикой, так и охотник трепещет, наводя мушку. Яловецкий хотел стрелять, но зайчик сел за березой. «Выйдет же когда-нибудь!» — думал Я., может быть, втайне обрадованный длительностью удовольствия.

После мы по следам разобрали, в чем тут было дело: беляк некоторое время постоял по-за березой, прислушиваясь к гону. Потом, сообразив движение гонца, очевидно, раздумал идти в направлении Яловецкого и вернулся своим обратным следом, сделал «двойку» и широким броском скинулся в густой белоус.

Наверно, прошло много времени, а Яловецкий все ждал, все трепетал, смотрел на березу, и капля на носу его светилась в серой чаще, как светятся все капли вчерашнего