остро чувствует, что текущую минуту нечаянной радости принимает как вечность.

Наверно, эти минуты в жизни всего мира отмечаются в настоящей красоте как минуты победы борющегося Бога, и так произошли все звезды на небе, и сверкающие алмазы росы на траве, и детские чистые глазки, и живые отражения в едва заметно колеблемой воде…

573

Восторг на восходе, а вечером снизу с болот поднимается туман и сыростью своей охватывает тело и останавливает мысль. И так долго вечер и ночь ждешь, когда намеком явится свет. -Не от луны ли? — подумаешь. И когда поймешь, что это заря пришла, обрадуешься ей и принимаешь ее, будто теперь-то уж она пришла навсегда, и живешь и пишешь, будто теперь-то уж все кончилось, теперь радость и мысль пришли навсегда. И молишься Богу: — Спаси, Господи, люди Твоя и накажи врагов Твоих, и если я враг, накажи меня первого, и мою страну, мою родину.

Если будешь думать не о самом деле, а о своем первенстве, то никогда первым не сделаешься. А если и случится так, что такие первенцы станут во главе дела, то это именно те первые, о которых говорится, что на место их станут последние. Истинно же первые — которые для дела своего о себе забывают.

Переменили решение выехать в Москву 8-го и выехали вечером 7-го. Ночевали у Комиссарова в Веськове.

8 Сентября. Выехали в 7 у. из Веськова и в 12 д. приехали в Москву. Ночью нас гоняли на 1У2 ч. в убежище.

9 Сентября. «Со всех сторон в Москву бегут добрые вести»: мы взяли обратно Оршу, Гомель, Днепропетровск. И моховая (сфагнум, т. е. жизнь, которая обращается в торф и в будущем становится движущей силой) ориентация Алекс. Михайловича.

Вечером получили обратно от Дмитриевых Норку, и в голосе старухи Дмитриевой, а отчасти и у других почуял, как перед 17-м годом, равнодушное «один конец» как предвестник конца войны. Так читаем мы в сердцах людей начало и конец войны.

Встреча с Фединым и новая, третья, назову городская полит, ориентация: ни моховые слухи, ни оптимистические — все неверно: верно, что взяли Ельню и бьются на этом фронте, чтобы отвлечь силы противника с флангов.

Узнал, что Фадеева от Информбюро отдалили и только теперь, значит, поняли, какое вредное дело было это лживое

574

учреждение в то время, когда надо хоть мало-мальски действовать по правде.

Назначение Афиногенова в Информбюро и перемена курса (возможно ли изменить среднеарифметическому человеку?).

Обращение к «братьям-евреям» в свете репрессий в отношении немцев Поволжья (в том смысле, что не фашисты, а немцы).

Прошел страх «показаться» и надо вообще следить.

Нат. Арк. говорит о Раттае: «во всем он хороший, только характер». И он тоже о ней: только характер. И 40 лет ее любит, носит торты, цветы, а сойдется на 10 минут, и скандал, и опять характер.

А я думаю, что «характер» в этом смысле есть просто зло наше, в котором мы и родимся, и против зла этого есть одна сила любовь, побеждающая «характер». И значит, если виноватить характер, это значит не любить, значит, ни он, ни она друг друга не любят, хотя на словах она «звездочка», а он рыцарь:134 все это на словах, и поэзия есть тоже «на словах».

Я сам часто бываю близок к этому состоянию безответственных слов, но коррективом возвращения к «делу» (любви) у меня бывает возвращение к себе как виновнику: «я виноват» служит мостом для возвращения от слов к делу. Так было с Ефрос. Павл., а с Лялей бывает и без «моста».

Бывает, я заблуждаюсь в своих чувствах и начинаю открывать у нее несовершенства, но вдруг она покажется сама в своей правде, и все мое неверное рассеивается, как сон: она как бы поражает меня в моей слабости и восстанавливает.

У Ляли нет никаких пристрастий к материальным вещам, и не знаю что, природа ли так ее создала, или душевные страдания стерли в ее чувствах страсти.

Визит 3. и разговор о господстве.

575

Отправили Map. Вас. в Ст. Рузу за вещами. Ночью дважды гоняли в бомбоубежище.

Зина сказала, что после этих страданий будет у нас всех хорошо, но как это выйдет, она сказать не может.

10 Сентября. Ляля советует смотреть на капризы нашей маркизы (капризы маркизы) как на пустяки, и это есть действительно пустяки. А я думаю, что, может быть, за эти «пустяки» надо Бога благодарить, потому что если бы пустяки не приходили к нам со стороны маркизы, то мы бы их находили в наших отношениях. Эти «пустяки» и определяют тот «характер», который предстоит преодолеть любовью. И разве в Ляле и мне мало таких пустяков.

Из того, что всякие пустяки (мой «характер») исчезают при появлении Ляли, рассеиваются, как исчезающие бесы при свете истины, мало-помалу образует мою веру в то, что и не внутри меня, как я раньше думал всегда, а вне меня, как данное, существует какая-то благодетельная сила, которой я должен служить.

В Союзе писателей канцелярист еврей, маленький, самого плюгавого вида оказался моим усердным читателем и умно и трогательно, как читатель, высказал ряд мыслей, близких к моим. А сколько раз так было! и как редко встречал я такое понимание в русских. Так выходит, что как гражданин я их ненавижу, а как писатель жить в России без них не могу. Тут идет отрава как бы с двух сторон: отрава национализмом и отрава гражданства моего путем признания со стороны евреев моего творчества. Куда ни кинься, в Москве современной везде находишь еврея…

Жизнь повернулась к нам такой своей стороной, когда поэзия Пушкина, Тургенева и даже Льва Толстого почему-то неприятна и хочется читать Гоголя, Лермонтова и Достоевского…

Тупое море широкого неправильного лба нашего доморощенного фашиста доброго повара N…. Может быть, такие как раз для настоящего государства нужны, но нам с ними не по

576

пути, одно недоразумение. Вот почему я покинул Заозерье и приехал в Усолье, где хотя [бы] мои газетные статьи в защиту леса, как отдыха, помнят…

Вечером привезли вещи из Ст. Рузы.

Рассказывали, будто митрополит Владимирский Сергий после 5-летнего заключения попал в дворники в Калуге. На днях будто бы он был вызван, и его переправили в Москву и предложили «работать по своей специальности» в одной из церквей. Никто, однако, не видит в этом даже симптома какого-нибудь поворота, точно так же, как мы, писатели, не придаем значения в Информбюро замене Фадеева Афиногеновым. Изверились.

Полит, ориентация. Моховая версия: это пораженцы и про-германцы думают, что немцы, свергнув большевиков, установят русское правительство.

Городская версия исходит из того, что немцы будут разбиты и мы должны победить <зачеркнуто: с тем, чтобы свергнуть большевиков> <3ачеркнуто: Трудный вопрос для этих политиков ответить конкретно на «за что воюем?» Ведь материального ничего нет, и так выходит, что> мы воюем просто за лучшее будущее, которое представляется жизнью без большевиков, т. е. видимая ценность — отрицательная, а положительные ценности духовные.

11 Сентября. Ляля заболела (ангина или дифтерит?). К вечеру собрался дождь, и ночь наступила такая темная, что А. М. Коноплянцев, уходя от меня, на дворе заблудился, Норка сорвалась с веревочки, и я нашел ее только потому, что она нашла меня: совсем было и простился. Из-за этой тьмы искры трамваев освещали небо так сильно, будто это была гроза или война; многие, почти все, и принимают это за отблески воздушных сражений. Но, слава Богу, что ночь такая темная, в такие ночи не бомбят, а то больную нельзя и в убежище отвести, нехорошо и оставаться в квартире: она боится…

Приходил Попов Ив. Фед., волонтер бельгийской армии в 1914 г., попавший в трудное положение: народ русский по существу

577

(независимо от нынешней войны) ориентируется на немцев, но никак не на французов, а он это только теперь начинает понимать. (Ах, две души живут…)

Так в общем мы вернулись к знакомому раздвоению, как было в той войне: кто за англичан, кто за немцев и кто за самоопределение (тогда большевики).

Но как бы ни было, что бы ни говорили, война идет сама по себе.

И характерное в этой войне, что отдельный человек вовсе даже и не знает, за кого, за что он жизнь свою отдает.

И еще характерно, что у немцев и у нас отнятая у народной личности воля сконцентрировалась целиком в их вождях, по-видимому, незаменимых. Отними у англичан Черчилля и ничего: его заменят без особого ущерба делу. Отними же у немцев Гитлера, а у нас Сталина, и трудно себе представить войну без них.

Попов рассказывал о Панферове, что в семье он является деспотом и в собственной семье не раскрывается, а ведь нечто таит, и это «нечто» выражается как его превосходство. Так я замечал и у Фадеева то же самое: ну чем он превосходнее меня как писатель, а между тем держится как чем-то меня вообще превосходящий. Одно время я относил это к своему возрасту (старик), но теперь ясно вижу, что корень этого превосходства таится в силе по существу своему злой. А Ставский? Это все господа в самом дурном смысле слова, и господа неразумные; мы же, русские, и я в существе своем ждем «господ» как разумных эксплуататоров наших способностей, из которых главнейшая есть чувство личности своей, гораздо более достойное в ряде человеческих качеств, в том числе и господства даже самого разумного.

<Вымарано: Слышал, что у Гитлера есть тоже свои евреи, и вспомнил, как N. говорил, что, пожалуй, самое верное дело для еврея - это было бы устроиться под покровительством Гитлера(там хотя [бы] знаешь, что можно и чего нельзя, у нас же теми тяжело, что никогда не знаешь, каким способом можно удержаться).>

578

Очень повторяют из декларации Черчилля-Рузвельта о целях войны: обеспечить народам свободу вероисповедания и слова. Говорят, будто бы они и у нас вели речь об этом и хотели уйти из-за этого, но получили какое-то согласие (чем будто бы и объясняется перемена направления в Информбюро и чудеса вроде производства бывшего митрополита Сергия (владим.) из калужских дворников в московские священники).

Но я как будто и понимаю происхождение такого цинизма: это вызвано отвращением к либерализму, демократизму капиталистического происхождения, предположение, что благо чувства личности, свободы слова и веры уже ео ipso* включено в идею коммунизма, что победивший коммунизм обеспечит это по существу и для всего мира, а не иллюзорно для правящих классов, бросающих крохи благ своих демократии.

Вот из этого-то источника сталинской веры и формируются не в идеальных, а в действующих коммунистах, маленьких людях тот деспотизм, зазнайство, применяемые даже у них в своей семье.

Я помню и в своей юности свое собственное марксистское возносящее зазнайство: летишь, как