своим тяжелым искусством. И, может быть, всякое искусство является только ступенькой по лестнице к Богу: за верхней ступенькой искусство вовсе не нужно.

28 Ноября. О, дорогая моя, поверь мне, что никакой более «сладкой» пустыни, чем наша в Усолье, нет ни на Кавказе, ни в Карпатах, как ты мечтаешь. Поверь, что когда мы и попадем туда, может быть, то оттуда наше Усолье и будет нам казаться сладчайшей пустыней. Встань же, друг мой, пораньше, засвети огонек, собирайся в себе на борьбу за сегодняшний день, ибо «довлеет дневи злоба его».

Если бы Вольтера, скептика, и Руссо, идеалиста, посадить в одну комнату жить, кормиться, спать рядом, писать при одной 7-линейной лампе, варить пищу, доставать продовольствие, был ли бы успех в творчестве того и другого в этом подвиге сближения двух людей, идеалиста и скептика. Я думаю, из этого подвига и вышло…

Птичка! что за прелесть, золотые щечки, красный хохолок и глазки огненные, и крылышки, и сердечко — 1000 ударов в

706

секунду. Но эта птичка — чудо в клетке сидит и тукается о железную проволоку. Ума червивого мальчишки было довольно, чтобы заключить ее в клетку: птичка глупенькая.

О, дорогая моя, бедная птичка, нет! я неправ: нет подвига в смирении перед невольной пустыней, нет и нет! Единственный подвиг в невольной пустыне — это подвиг взяться за ум, тот настоящий, большой единственный ум человека, равного Богу, способного не только клетку со стальными прутьями, но даже и клетку-смерть свою перемочь и разбить. Не будем же, дорогая, смиряться перед подвигом в пустыне Неволи, а создадим сами себе подвиг в том, чтобы выбраться из этой неволи. Принимайся же за дело, приготовь все наши мешочки, запри сундучки, развесь одежду, чтобы все собранное, приготовленное сразу же по первому зову собрать и унести. Создадим идеальный порядок в нашем хозяйстве, он обеспечит нам Исход из Египта.

— Как можете вы так прямо и решительно стать за немцев, исходя из нашей неправды? Помните, в ту войну с Германией стоило бы еще немного удержаться от пораженчества, и мы теперь, по всей вероятности, не были бы в столь бедственном положении. Так и теперь, быть может, Англия готова сделать решительный шаг, еще немного — Германия развалится и кончится война. Если же у нас раньше развалится, то война перекинется в Америку и мы под Германией будем воевать еще сколько-то лет.

— Но если Англия победит, останутся большевики, так лучше же я Германии буду служить, чем им.

— Если большевики победят, они тем докажут себя, свое бытие как государственную необходимость, они сделают великое дело и перестанут быть в ваших глазах тем просто злом, которое вы в них видите. Потерпите же, посидите, помолчите, подумайте про себя углубленно.

N. сказал по телефону, что завтра приедет ко мне и сообщит печальные новости. — О машине же не беспокойтесь, — это значило, что печальные новости, по всей вероятности, относятся к войне. Если бы печаль была относительно длительности войны

707

в связи с нашим сопротивлением и помощью союзников, то едва ли бы N. сказал об этом по телефону. Если же это новая паника, то на эту панику я отвечу, что еду [в] Куйбышев и буду говорить по радио речь на трех языках, загну о Всеславянском съезде и пр. После того, как он будет оглушен политически, мы прочтем ему письмо о пропаже наших вещей. Предстоит занятная сцена.

Каждая семья окружена своей тайной, которая непонятна не только окружающим, но, пожалуй, еще больше непонятна самим членам семьи. Это происходит оттого, что брак есть не «могила любви», как думают, а личная, значит, священная война. Вступая в брак, данное лицо с его волей встречает другую, ограничивающую его волю, и тем самым является «тайна» двух, состоящая в борьбе с неизвестным концом. В этой борьбе случаются как бы обвалы, в которых жизнь рассыпается, и посторонние люди по обломкам могут прочитать тайну семьи. Такой обвал был в семье Льва Толстого.

29 Ноября. Читая детские свои молитвы в заутренний час, вызывал к себе Бога из хаоса мира. И «на небеси» из «Отче Наш» понимал как мое личное признание бытия Божия где-то на небеси: там где-то Он существует в непостижимом для нас образе и состоянии. А когда я читаю «и на земли», то это я о себе говорю, что я, земное существо, жду от Бога Небесного внимания к божественной сущности, содержащейся во мне, прошу Бога Небесного, чтобы Царствие Его снизошло и в меня.

Итак, земля и небо в Молитве Господней означают: 1) Небо -это признание существования Бога вне себя. 2) Земля — это чувство Бога в себе самом.

Та природа, которую мы создаем себе из обыкновенной физической природы, боится пустоты. Чуть задумался в лесу, ушел в себя, как все вокруг тебя, елки, сосны, травинки, кусты превращаются, как и люди, в личные живые существа. Вдруг вернувшись из себя, можно попасть в общество этих существ, и тогда каждая елочка, каждая птичка…

708

<Приписка: Нет людей, и все как люди. Потому что природа человеческая боится пустоты.>

Пока не кончится война, как ни бейся, все равно ничего не поймешь. И ничего не поймешь, пока делается, а только уже когда кончится. Так вот и наша личная жизнь: рост сознания нашего связан со смертью. И когда умрет человек, то все бывает понятно.

Есть ловушка для ближнего, когда я, смиряясь до умаления, говорю: ты больше меня, и я твой слуга. Тем самым я переселяюсь в тебя и там в тебе расту, как паразит, питаясь тобой. И так я мало-помалу пожру всего тебя… Мне думается, так жил Андрей Белый, пожирал Р. Штейнера, святых отцов и через антропософию хотел Бога пожрать, но…

30 ноября. Ночевали у Ожеренкова. Страдает жена коммуниста. Утром радио: еще одна победа. И мы узнали впервые, что три дня тому назад был взят Ростов и теперь отбит нами обратно. За это благодарность Сталина Тимошенке. Приехал Лапин. Думали, даст бензину, и я пошел пешком — догоняйте. И так прошел 30 км до Усолья. При входе в Усолье догнал N. Изругал его и отобрал изуродованную машину. Встреча с Лялей, слезы, радость и пр.

В связи с раздражением на N. начал думать, что жулика поймать невозможно, и что Гоголь неправильно сделал конец Чичикова и Ревизора, и что мы ловим не жуликов, а или честных вместо жуликов, или некоторых. Эту мысль я развил двум идущим со мною старикам. — Жуликов у нас много, — сказал я. Они обрадовались: — Сами так думаем. — А поймать жулика нельзя. — Да разве можно жулика поймать? — И стали развивать эту мысль точно, как я.

Разговор с коммунистами о «королях»: у того керосин, у того мука, у того масло. Короли вступают в обмен и все держат в своих руках. — Теперь это и раньше. Теперь только вскрываются те пороки, которые раньше таились. Теперь многое надо

709

передумать. — Да, многое, многое. Распределительная практика коммунизма — худшая сторона торговли.

1 Декабря. Вся военная часть ночью перекрасилась в белый цвет и на рассвете «смылась» на фронт. У всех убеждение в том, что в Москве происходит решительный бой. Наш информатор уверяет, что второго фронта не будет, потому что воюют две партии, значит, Англия не пойдет за коммунистов.

Вчера по пути много думал о венце творения — Божьей Матери (Mater — материя, и, поди вот — «материализм». Бог Отец -это муж, и Сын — муж, это Бог, a Mater, венец творения, но все-таки это «тварь»).

И так я перекинулся ко времени своей первой страстной любви, и вдруг все стало так понятно. Эта любовь, эта женщина дала мне задачу сделаться мужем, достойнейшим. Она как бы сказала мне: «Достигни, сделайся мужем, и тогда возлюбленная сама к тебе придет». Так оно и вышло. Удивительно цельная моя жизнь, удивительно простая и ясная.

В связи с матер-материализмом думал, что грех в этом и состоит, что «матер-ия», «ия» превращается в «изм» и что тут-то и рождается в этом обладании плотью жадность-собственность.

Значит, потому и требуется бессеменное зачатие, что дело идет в рождении личности, в то время как в семени передается родовой безликий грех.

Значит, как бы ни были родители прекрасны, их дитя, происходящее от семени, может родиться Хамом и Каином.

Значит, как бы ни любили друг друга, но наше дитя может пойти против нас.

Спрашивается, что же новое в том опыте, который представляется нам как небывалое?

Вот, мне кажется, в чем: нас учили спасаться от греха путем отказа от плоти; так возник аскетизм. Мы же не отказываемся от страсти, но направляем ее к Богу. Мы не возлагаем разрешение вопроса о согласовании духа и плоти на наше дитя, нет, нет, мы наши чувства обращаем непосредственно к Богу, если же и родится дитя, то в отношении его мы сделаем все, что можем.

710

Мы не против деторождения, как Толстой, но мы не вкладываем в это свою священную надежду, как слепые. Нам довольно нашей любви, мы можем без этого и обойтись. В младенце всегда бывает чудесное соединение отца и матери: глядишь, и то покажется отец, то мать. А после остается больше так, что один ребенок похож больше на мать «вылитый», а другой на отца.

2 Декабря. Хватил мороз. Обдумываю бывшее воскресенье. Нужно было мне старику, хозяину машины, пешком голодным пройти 30 верст днем в метель и ночью при луне, чтоб получить право высказать завладевшему моей машиной тридцатилетнему негодяю всю правду в глаза и наконец-то машину отнять. Благодаря этому жулику я пришел к мысли о жулике, которого невозможно поймать (а впрочем, у Гоголя ни Чичиков, ни Хлестаков не кончаются, а терпят наказание лишь люди, подпавшие их влиянию).

А еще я думал о начальной любезности, проявленной в N. и завлекшей в доверие, и скрытый за этой внешностью глубочайший в своей бессовестности эгоизм. Если любезность N. скрасить и расширить свойственной евреям способностью к усвоению всего, о чем говорят образованные люди, если способность к авантюре и холодному бесчувственному завлечению к себе людей раскрыть в обладании миллионами, то вот и получается царь современного мира человеческого, который создает «цивилизацию» (Телец златой).

Даже бросил курить — и то чувствую удовлетворение и гордость собой. И так вообще самоограничение — мыслей, чувств, страстей сопровождается чувством собственного достоинства и гордостью.

Но есть самоограничение, от которого человек возвышается (жизнь за Бога или даже «жизнь за царя»), и есть, от которого он только на цыпочки поднимается.

Марья Вас., Разумник и тоже вот протопоп Аввакум.

Так