на куличках».

Третья черта, чтобы в поступках своих быть «по-своему», это вера в право свое жить и думать по-своему и не спрашивать у других.

И еще: прямота в борьбе за любовь и точное знание, где кончается большое и начинается малое: лукавство, дипломатия и т. п.

И еще самое главное — то, что сказано в моем рассказе «Любовь», — это ее любовь изображена. Так что если я буду в этом году причащаться, то через нее посмею причаститься на эту любовь.

И еще: она женщина без перегородок: все отделы ее существа находятся в постоянном обмене. Редчайшее в женщине гармоническое сочетание религиозности, просвещенности и натуры.

Бежала моя лошадка, бежала, и вот чья-то рука завернула ее на другую дорогу, и побежала моя лошадка в другую неведомую сторону.

Несколько дней тому назад я почувствовал, что для меня ничего не «жалко», и ясно представил возможность исчезновения между нами «мое и твое». Вчера я предложил ей это.

— Скучно будет, — ответила она, — жить без подарков.

72

Хожу и ахаю: — Ах, каким дураком я провел свою жизнь, чего я не знал, от чего отказывался1 И жил без примера высоты, сохраняя в себе почему-то дремлющие возможности. Надо внушать детям какими-то яркими примерами чувство безграничной радости в жизни и высоты.

Для меня было ново быть вместе и без устали говорить часов девять подряд. Смешно вспомнить, как я страдал за «Неодетую весну», не понимая, какой мелочью станет «Неодетая весна» перед тем, что мне через месяц откроется. Она совсем даже не подозревала, что я так мучаюсь за какую-то «Неодетую весну». Я теперь ей рассказываю, и она смеется.

«Стать перед фактом»: вперед заказать ничего нельзя, но можно действенно ждать, причем действие должно относиться к охране засеянного поля, а ждать нужно тоже действенно, т. е. быть внимательным.

По широте, по щедрости, по неутомимой жажде любви, возможно, она преувеличила мое лучшее. Меня утешают общие сны: если я видел нечто, не зная ее, и она видела то же, не зная меня, то значит мы имеем основание для веры друг в друга.

Сейчас мы летим и остановиться больше нельзя, летим и каждый день открываем что-нибудь новое.

— Так долго длиться, — сказала она вчера, — это не может.

И вот как радостно, и вот как мучительно страшно, — как бы нам не попасть в руки Кащея.

Два клапана: М (Мысль) и Ж (Жизнь).

4 Марта. Загорск. Со стороны Москвы по шоссе подходил к Загорску, и в свете вечерней зари необычайной красотой сияла Лавра с древними башнями, церквами.

Я вспомнил красивое письмо монаха, навеянное ему любовью женщины, которую я сам теперь полюбил.

Я подошел ближе к Лавре и увидел колокольню без колоколов71, вспомнил всю мерзость запустения и море злобы, кипящей вокруг древних стен. То, что мне было красотой, в жизни возбуждало злобу, служило источником зла.

73

Как это могло случиться, что подвиг любви к Богу преп. Сергия стал источником зла среди людей? Раздумывая об этом, я опять вспомнил письмо монаха и растерзанную страданием женщину, из души которой он черпал свою любовь к Богу. И теперь я люблю ее, эту ограбленную…

Но что это злоба вокруг древних стен? Мне стоит к любому из этих людей подойти, стоит чуть-чуть его обласкать, как откроется, что он жалкий невольник зла, и стоит ему протянуть руку, он схватится за нее, чтоб выбраться.

Так чего ж мне скорбеть о внешней церкви, обращенной в мерзость запустения, если внутренняя жизнь с ее церковью, с ее Богом здесь налицо передо мной, и небо тоже, и наступающая весна…

И эти письма… Что мне в них, если источник их со мной! Я обладаю самим источником красоты.

Никогда я не чувствовал так, никогда не был в состоянии священного ожидания. Мне кажется, я построил прекрасную хорому, и долгожданная вошла в нее, и я сказал ей «люблю», и она мне сказала свое «люблю», и мы ждем, чтобы кто-то третий пришел и благословил нас, и убедил, и уверил нас, что мы видим, сами видим любовь, а не только нам это видится…

А это же и есть музыкальная тема души этой женщины:

— Вижу, или мне это видится?

Нет, я не поеду искать дупло, в котором спрятана рукопись72, я сам напишу о том же и по-своему.

Помни 3-е Марта!

Тут вышло так, что все: вот оно все! И чего-то, какого-то «чуть-чуть» нет, и это «все» без чуть-чуть есть ничто. В этом «чуть-чуть» и есть вся власть женщины, и своим внешним «все» — она только приманивает, а внутренним таинственным «чуть-чуть» заманивает и туда может заманить, где каждый потеряется, она же и посмеется.

— Милая, — сказал я ей, — брось ты это со мной, твое «чуть-чуть» никогда меня не заманит, и я всегда сумею его удержать.

— Чем? — спросила она.

— Я напишу поэму: ты будешь плакать и забудешь «чуть-чуть». Она согласилась.

74

А я в этот месяц перешел красный накал, перешел белый и после превратился в настоящее животное в его брачное время. Никогда не думал, не подозревал в себе этого. И вот настал день, я чувствовал его наступление и на всякий случай Аксюшу услал.

Я трепетал, мне было страшно, что животное мое взбесится и я, какой-то настоящий «Я» будет уложен и пленен и посажен в конуру на цепь, как собака. Я слегка намекнул ей на мое состояние. И она кротко сказала:

— Нужен ум!

Вечерело. Мы забились в угол дивана, и я стал слушать, как билось ее сердце: не симфония, а весь мир как симфония. И вот, один за другим и нога…

— Подождем, — сказала она.

И я послушался. И вместо того мы стали обмениваться словами: на той осинке, на этой почве вырастет слово.

— Ну, и что же? — сказала она. — Вот вы ласкаете мою ногу, целуете грудь и вам ничего не делается? Поймите же, что ведь это же все, и грудь Психеи, и нога газели, и все такое, все че-пу-ха!

— А что же не чепуха? — спросил я.

— У вас редкий ум, — сказала она, — вы сейчас единственный, с кем я себя не считаю себя выше, и у вас сердце, какое у вас сердце! И вы единственный, кому я открылась вся и кого я желаю. И все-таки я не вся с вами. Если вы догадаетесь о том, что не чепуха, я отдам вам всю жизнь: отгадаете?

Эх, ты, Берендей! как ты глуп, как наивен. Ты за чистую монету принимал ее рассказ о чисто детской любви на Кавказе. Но ведь именно там она и научилась этой управляемой любви. Увы! Бедная, в клапан Мысли ушло все ее лучшее, и когда открыла клапан Жизни — все пошло из него. И это детская любовь! Разделение на клапаны и есть настоящее убийство детской любви.

Но опустошенное ведро к счастью попало под желоб, и когда пришла весна и закапала капель, оно снова наполнилось.

75

Вот и хочется теперь понять, в чем тут ошибка, и чему бы тут поучиться.

В такой форме и вернулась музыкальная тема ее души: вижу или мне все это видится! Хочу видеть, кажется, вижу? но подхожу и мне это лишь видится.

Я думаю, что это возможно, если мне самому потрудиться, забежать вперед ее и осветить общий путь. Я должен быть сильным в любви.

И все так просто: если хочешь, чтобы тебя полюбили — полюби сам. (Но другой говорит: я полюблю, если меня полюбят.) Женщина говорит: действие любви выходит, наверно, из внимания, и надо быть внимательным особенно к тому, что ее озабочивает. Надо освободить ее от «долгов» и, если бы это возможно было, самому бы ее долги заплатить. Как? — я не знаю.

Я не знаю, когда это будет и как именно совершится, только знаю, что это будет как свет: тихий свет придет, и мы что-то вместе поймем и вдруг бросимся друг к другу и навсегда.

Или, может быть, я напишу для нее такое сильное и прекрасное, что мужскою силой своей разгонит все ее сомнения, и ее вечная травма «вижу или мне видится» — закроется.

Без брома спал и встал бодрым и сильным больше, чем раньше. Однако до тех пор, пока мы с Лялей* не будем вместе, — этим средством пользоваться не буду. Надо честно отнестись, всерьез, к простейшему: не по-монашески, без клапанов и т. п. В знак этого обещаюсь быть с Лялей только в рабочих отношениях. Мне чудится, будто я и должен и могу внести новое, здоровое начало в жизнь этой женщины, попавшей в заколдованный круг. Как будто солнечный луч пронизал мне сейчас эту колдовскую паутину, и я должен во всем разобраться до конца. (Читать письма.)73 И необходимым условием стало решение: до тех пор, пока она не войдет ко мне в дом — ничего. Пусть это обещание соберет мою силу в сторону достижения цели — быть настоящим и единственным мужем этой женщины. Подозреваю, яд ее прежней любви от самого начала был в компромиссе («два клапана»), теперь

* Ляля — детское домашнее имя Валерии Дмитриевны.

76

этому конец: вся моя, в моем доме, и я весь ее, и хозяин, и работник.

5 Марта. Загорск 3 ч. у. Чтобы к Церкви прийти, надо уйти от нее, и она сама должна разрушиться и стать мерзостью запустения, как наша Лавра. И вот тогда-то внутренний человек везде и всюду, весь собранный не монахом, а самим Богом человек, сразу станет как Церковь.

В свое время Церковь из верующих создала свое церковное животное вроде Аксюши. Как и всякое животное, Аксюша послушна.

Аксюша послушна,

Аксюша смиренна,

Аксюша вполне совершенно глупа!

Вот в этой точке, в отсутствии полнейшем и в признании необходимости Мысли и происходит отталкивание их друг от друга. Аксюша подозревает в Валерии мысль, и это теснит ее душу.

Валерия же старается скрыть, но она просто брезглива к существу безмысленному, к церковному животному.

Аксюша сейчас переживает искушение, на нее вдруг находит и тогда разговаривать с ней невозможно.

— Ты у меня служишь?

— Служу.

— Какое же дело тебе до моих отношений к людям?

— Но зачем же она теснит мою душу?

— А мне-то какое дело? Спроси своего духовника, а я твой хозяин и спрашиваю с тебя дело только. Оставь в покое моих гостей, друзей, знакомых.

— Но зачем же она теснит мою душу?

Я начинаю беситься, угрожаю ей прогнать ее, и она угрожает мне…

Я ухожу со скандалом. А через несколько минут этот человеческий бунт с нее сходит, и прежнее смиренное церковное животное стоит в моих дверях и монашеским условным голоском мне докладывает о