мелочах нашего хозяйства.

77

«Церковное животное» во множестве его разновидностей сыграло значительную роль в разрушении церкви.

Сколько всего у нас уже было, а все еще я не могу себе представить в ее существе такое пятно, от которого когда-нибудь могла бы мне показаться угроза моей любви. В том, конечно, она права, что моя поэтическая любовь требует проверки «прозой», но я до сих пор никак не могу заметить даже крупинки какой-нибудь прозы, которая хлещет у всех. Не веришь сам такому счастью.

Любовь дает такое обострение зрения, такой необычайный слух, что почти невозможно о всем [замеченном] друг в друге высказать. Кое-что остается и уносится в свое одиночество и там разрабатывается.

А то, что я думал сделать сейчас, — отказаться от сближения, жить в деловых отношениях до тех пор, пока она не переедет ко мне, это нельзя сделать: неизвестно, когда она уплатит «долги», а между тем именно теперь, и только теперь, когда всякую вину ей прощаешь, и все хорошее возвеличиваешь, когда соберешь в себе как можно больше, если только не все, с тем, чтобы потом в неизбежной «прозе» меньше проходило всего огорчительного.

3-го Марта какой-то перелом совершился в моей душе, какая-то преграда рушилась на пути моего теперь совершенно свободного чувства.

Встаю радостный, каким бывал только мальчиком утром св. Христова Воскресенья. И как будто ищу глазами подарки. Спрашиваю себя: «Отчего таким прекрасным мне кажется сегодняшний день?» И обежав, ощупав свою радость со всех сторон, ответил себе: «Это все только оттого, что завтра я увижу ее».

Пошел в лес. В полной силе весна света, и голубеют на белом снегу следы зверьков, и спускаются легкие пушинки между зеленым стволом, и уже не «пинь-пинь», а брачным голосом

78

везде распевают синицы, и овсянки тоже запели. Лучше ничего в мире природы для меня не было, и я так любил это время, что создал свой образ, и теперь все кругом называют это моими словами: весна света. Но теперь больше не завлекает меня неведомая сила идти вперед по голубым следам. У меня теперь есть такое большое, в чем весна света сияет, как милая подробность. И все боги мои, которые весенней порой прилетают с южных морей: голубые, синие, зеленые — все эти боги в ней. И если бы я был там, откуда исходит мой свет, и строгий голос какого-то сурового и самого великого бога велел бы мне отойти, я бы не послушался и ответил: — Отойди от меня, Сатана, настоящий единственный Бог живет в сердце моей возлюбленной.

Потенциал любви. Откуда что берется! И физическая и душевная дряблость миновали, чувствую себя сильнее, чем в молодости. Особенно заметно появление такой уверенности в своем праве на любовь, что не побоялся вступить в бой с Павловной и разбил ее вдребезги.

Павловна услыхала — я сказал Рузумнику, что было взято 3 билета на концерт, а если он не пойдет, мы пойдем вдвоем. Она вдруг накинулась на меня бешено: «Знаю, знаю, не погуляешь, все разрушу и ляпну в самое место» и т. п.

Разумник Вас. был изумлен: «В 60 лет!» И сказал: «Это нервы». После Разумника нападение возобновилось. И вот тут-то я и выказал такую твердость, что истеричка в слезах просила у меня прощенья. Итак, мои условия: она — мать и до гроба к ней мое внимание и благодарность. А если у меня связь — я ей откроюсь.

6 Марта. Когда кто-нибудь с маленького дела переходит на большое, то ему кажется, будто неведомо откуда приходят к нему силы, так что он и сам себя не узнает и дивится, откуда это у него все взялось. Точно так же делает с человеком любовь: с малого дела он попадает на самое большое, влюбленный больше царя.

Вчера купил у Оранского четыре семьи кавказских пчел. Мои четыре семьи живы и червят. Это вклад в мою фенологию:

79

начало марта, на дворе вьюга, снежные заносы, а в темном омшанике матка пчелиная червит.

Чувствую, как потупел несколько в своем чувстве жалости к людям, и с большой пользой: я слишком много жалел, пора и за себя постоять.

И вот это «постоять за себя», наверно, тоже пришло все от той же причины, от самости.

Замечаю, как она резко схватывает и не забывает ничего из моих рассказов о себе: это делается силой родственного вниманья. И я тоже не по дням, а по часам усваиваю ее во всех подробностях. В этом и состоит любовь, и это приводит к телесному сближению… к тому, что у всех. И с этим простым результатом никогда не может мириться поэзия монашеская (Олег), а только поэзия и религия рода (Ляля). И тут с Лялей мой Египет: святая природа74.

С тем, что теперь переживаешь и записываешь, странно даже сравнивать первые записи и особенно письма. Улучшение от внимания: тогда хотелось любви и я писал, думая о себе и только предполагал корреспондента («2-й секретарь»). Теперь появилось живое лицо, и я начинаю в него всматриваться и кое-что понимать и даже отгадывать. Так что время работает на нас. Надо ждать. «Подождем!» — сказала она.

Есть в ней что-то «свысока» (возможно, по праву, есть налёт пренебрежения, аристократизма духовного и намек на деспотизм).

Объяснение в любви

— Вы меня любите?

— Люблю. Вы верите?

— Верю. Но я вас не люблю.

— Как же быть?

— Мы люди подходящие, и я знаю, что могу вам быть бесконечным источником, неисчерпаемым. Но вы для меня можете исчерпаться. Я вам ничего обещать не могу.

80

— Что же делать?

— Если любите, берите, какая есть: рискните.

— А вы?

— Я тоже рискну.

Опасность риска: она так презирает быт, так слаба в борьбе, что я не могу себе вообразить ее любящей, если придется столкнуться не только с Аксюшей, но и с Павловной. Я ее боюсь. Мои жертвенные усилия бросить весь свой старый уклад без уверенности, что ей это не станет противно. Без настоящей любви невозможно.

Она это может высказать! А если я разложу жизнь на планы и отнесу ее слова к грубейшему: она молода — я старик, придет время — она может, я не… и… «обещать не могу».

С другой стороны, да нет, как ни кинь — все очень трудно.

И в ответ ей мне тоже хочется сказать: «я тоже ничего обещать не могу».

А между тем…

…я чувствую.

С ее точки зрения.

Худеть можно и от одного ущемления девственной гордыни гордости, и мало ли отчего, и это вовсе ничего не говорит о любви.

И можно считать за правду: она действительно не любит меня так, как это соответствует ее достоинству. Своего рода высокомерие, что-то вроде любви барыни к кучеру: поиграть можно, а признать нельзя, а в ответ на кучерское «люблю» ее барское «не люблю» и не обещает.

Она жаждет любви и чувствует себя неисчерпаемым источником и спрашивает: «такой ли он, каким я хочу его?» И, конечно, того, кого ей надо, и такой любви во мне не может увидеть и говорит: не люблю, но «подходящий».

Если б она любила меня просто и как надо, чего бы ей стоило, увидев мое смущение, сказать: «Михаил Михайлович, затворите дверь!» И потом: «Ну что с вами, милый?»

81

Она же холодными, изучающими и презирающими глазами глядела на меня и нарочно заставляла пугаться и нарочно мучила. Это жестокость, а не любовь, но, может быть, жестокая любовь (кому хочется, пришпилила и приятно).

Никто и не может вынести ее требований к любви, и если ей отдаться, как «подходящей», возможно, она и полюбит, но, возможно, меня, старика, просто замучит.

Весь ее расчет на простоту моей любви, что я вынесу, выпью сосуд, и она примирится, и эта жизнь со мной ей будет путем в мир. Но я вижу сейчас, что если сразу, то мне этот переворот будет так дорого стоить (вплоть до смерти Павловны), что я потом не удержусь от упрека, а упрек — смерть всему.

Три росстани.

1) Сейчас же разорвать с семьей и поселиться с ней.

2) Развивать любовь «потихоньку», не думая о большой любви: к чему мы и подошли.

3) Заняться делом, закрепить любовь потихоньку, изучать друг друга в спокойных беседах, имея в виду путь к большой дружбе, большой настоящей любви, равной с обеих сторон.

Нам обоим до смерти хочется любить, и от этого мы ужасно спешим и «выпрыгиваем» как рыба из воды. Мученья, бессонница и все такое связано исключительно с неестественным «темпом».

Единственный выход — сделать отсрочку, имея в виду особенно для Ляли, что в наших отношениях может родиться момент (для нее) такого неиспытанного, что все рассуждения о Большой любви полетят невесть куда. Я это по всему чувствую, и ее «не люблю» понимаю как последнее сопротивление разума.

Избежать этого я считаю преступлением против жизни. Эта наша «связь» должна для нее стать связью с землей, она должна почувствовать примирение с тварью, и милость, и страстную радость милующего внимания.

Этот священный момент (мы должны сделать, чтобы он был священным) при условии полнейшего разгрома моего

82

быта, из-за спешки может не только не сделаться священным, а изуродовать все наше чувство. Вот почему «отсрочка» сейчас необходима и самое лучшее, если она будет проведена в деловой работе интересной и дружной. Кроме того, надо умно работать над созданием возможности жить вместе и без помехи. «Ум» же должен сказаться в ритме: не надо спешить, но и не прозевать.

Роковая ошибка может произойти из того, что мы оба думаем о Психее и упускаем, что Психея в этом чувстве переродится и будет другая, себе самой неведомая. Из этой Психеи может вырваться настоящая, какая-нибудь Вавилонская блудница и тоже по-своему как-то святая.

N. рассказывал мне, что у С. П. добился любви, и когда они вышли на улицу, она ему сказала: «Откуда ты взял? Ничего не было». В другой раз опять то же самое, и она хохотала: «Какая чепуха! не было ничего». И случилось, он куда-то уехал и не скоро вернулся. Они опять сошлись, и ему было почти как тогда, он ровно ничего не заметил. «Опять не было?» — спросил он. Она ничего не сказала, и было темно: ничего не мог разглядеть. А оказалось, она, женщина 40 лет, с двумя сыновьями, в тот раз впервые только узнала и поняла любовь. Он так ничего и не понял и не узнал. А через 20 лет она, 60-ти лет, старушкой нашла его и открыла ему, что тот «раз» было все в ее жизни, что так она с этим состарилась и ни до того, и ни после того с ней такого не было, и 60 лет ей