— это решето, в которое проливается жизнь, и остаются на решете одни книжки. А то есть и поэтическая отвлеченность с ее Прекрасной Дамой и рыцарством. Тут ничего не поделаешь, это в существе самой поэзии. «Гебурстаг» именно и есть чистый продукт поэзии, и вот отчего при встрече с жизнью возник юмористический образ 3-го секретаря. В сущности, и у Олега была та же поэзия, только по молодости с неблагополучным концом, в результате чего появился тоже в своем роде «третий секретарь».
Как бы там ни было, а Гебурстаг и его реализация 7-го Февраля есть самое замечательное событие в моей жизни, день огромной силы, поднимающей на своих могучих плечах все годы моей жизни с того детского дня, когда появилась Марья Моревна.
Надо вспомнить всю задумчивость, все выражения, все реплики «мастера любви» после чтения Гебурстаг. Это будет исходным моментом для глубочайшего проникновения в душу женщины.
— Скажите же, «мастер любви», чем отличается поэзия от любви, не есть ли это одно и то же, поэзия — с точки зрения мужчины, любовь со стороны женщины? Так что мужчина всегда в существе своем поэт, женщина — всегда любовь. Радость -при встрече того и другого, боль от подмены.
Трагедия Олега в том, что поэзия лишила его необходимой силы внимания, у нее же сил не хватило ждать. Сущность любви и состоит в ожидании, «мастер любви» учит ждать.
Психология поцелуя: со стороны женщины конец ожиданию, со стороны мужчины — стремлению. Дон-Кихот должен прийти в себя исключительно лишь от поцелуя: она поцеловала, и все кончилось — проехало — началась жизнь.
34
Надо запомнить о том, что я признался в своей ревности, она же ответила, что верно мне это предстоит пережить.
— Не вас ли, — спросил я, — придется мне ревновать?
— Нет, — ответила она, — просто, по-бальзаковски я не могу, а такого существа… на свете нет.
Не знаю, любит ли она, как мне Хочется, и я люблю ли ее как Надо, но внимание наше друг к другу чрезвычайное, и жизнь духовная продвигается вперед не на зубчик, не на два, а сразу одним поворотом рычага во всю зубчатку.
(Одно уже то, из-за чего я чуть не умер: отказался крестик надеть для охраны себя48, здесь разрешается одной ее фразой: «Вам надо это сделать, чтобы со всеми быть: все хорошие люди так делают». Что может быть прекрасней этой духовной простоты такого совета. И я, конечно, это сделаю.)
Близкое в чем сходимся — это разбивать условные формы и находить настоящее, неизменное, вечное. Только на этом пути и создается новая радостная вера в настоящую жизнь, а не только в будущее, как у большевиков, не только в прошлое, как в религии «упокойников».
Словом, больше и больше о здравии, чем за упокой, довольно отдали прошлого, довольно страдали за будущее, будем жизнь брать настоящую, жить и строить Дом жизни. (Хорошо бы вложить это чувство в песню торжествующей любви, которой закончится «Неодетая весна».)
Я говорил ей, что мы будем вместе создавать современную литературу. Она же:
— Но почему же непременно писать, хорошо, например, тоже в море искупаться (это против литературщины, интеллигентщины и т. п.).
И не там где-то вдали, в делах, в будущем и т. п., а здесь: наши добрые отношения дороже доброй книги.
Ее высота, предъявляемая мужчине, такая, что они ее не достигают, и эта игра с претендентами на трон бабам кажется русалочьей игрой.
Вкусив той высоты с Олегом, она и не может найти себе пару.
35
— Вы, мастер любви, скажите, пройдет ли когда-нибудь эта острая тревога?
— Она и проходит.
— А дальше?
— Останется, конечно, подъем.
10 Февраля. Читал в Литературном музее о Мамине. В зале было чисто чрезвычайно и бездушно. К. Б. была похожа на моль, высокая, без форм, лицо простовато… Куда что девалось? Читал и чувствовал полное отсутствие слушателя: музей как музей. Но я хорошо отдохнул от «пьянства»: «сладкий яд» мало действует, в голове дятел долбить перестал. Но тем сильнее поднимается в душе «Песнь Песней» и стоит закрыть глаза, как появляется Валерия с ее вечной задумчивостью, обрываемой улыбками.
11 Февраля. Сегодня еду в Загорск и пробуду там всю шестидневку. (19-го вернусь.)
Какое же это счастье быть избранным: ведь много-много разных людей проходило, и напрашивалось, и, узнав свое «нет!», уходило в Лету. Но я пришел, и мне ответили «да», и среди множества званых я один стал избранным49. А сколько тоже и их проходило и прошло, и только единственная получила мое «да» и стала избранной, и мы оба избранные без вина напиваемся и блаженствуем в задушевных беседах.
Ваши письма в бисерном мешочке мне очень дороги. Когда начинаешь мыслью блуждать и согласно этому неверно придумывать, стоит только поглядеть, и этот талисман и обыкновенная жизнь в священном ее выполнении становится заманчивой, и самому начинает хотеться сделать свою поэзию такой же простой и значительной, как жизнь дочери, посвященная матери50, и как все такое, настоящее.
Аксюша говорила, что у нас любовь не духовная, когда духовная, то становится от нее всем хорошо, а от этой — от этой, сказала она, только вам двоим.
Вы меня тогда только полюбите по-настоящему, когда узнаете во мне своего Олега. Подумайте только о дорогом существе,
36
которое Вы утратили, и пусть перед Вами бы стало, что он может вернуться к Вам изуродованным, горбатым, старым. С какой бы радостью Вы тогда вернули его к себе, с какой любовью обходились бы с ним и горбатым, и старым. Какое дело Вам до этих уродств внешних, если он сам, находится внутри этого урода! И вот я жду, что когда Вы узнаете его во мне, то и полюбите меня по-настоящему и навсегда. И меня тогда вовсе не будет стеснять, что я старый урод, а Вы молодая и прекрасная.
Я будто живую воду достаю из глубокого колодца ее души и от этого в лице я нахожу, открываю какое-то соответствие той глубине, и лицо для меня становится прекрасным. От этого тоже лицо ее в моих глазах вечно меняется, вечно волнуется, как звезда.
Я всегда чувствовал и высказывался вполне искренно, что она выше меня, и я ее не стою. Соглашалась ли она с этим -не знаю, во всяком случае она ни разу не отрицала этого соотношения. В последний же раз, наконец, во время ожидания трамвая на улице Герцена, она стала вдруг очень ко мне нежной, очень даже (она ночь не спала, а я стал ей говорить о дятлах, как они усыпляют песней детей, и еще ей сказал о будущем нашем, когда мы всем «бабам» покажем, кто мы). Что ей понравилось, какую мою песенку она себе выбрала, но когда я ей в этот раз сказал, что я просто смиренный Михаил, а она моя госпожа, то она вдруг мне ответила: — Не говорите мне этого, мы равные люди (т. е. друг друга стоим).
Форма рассказа:
Я ее провожаю. Ждем номер 26 у остановки. Прислонились к стене. Уютно: улица стала Домом. Содержание беседы: Приходит трамвай.
— Давайте пропустим!
— Давайте.
Содержание 2-й главы:
И еще приходит трамвай, и еще.
— Пропустим?
37
И как сказки Шахерезады.
А конец: больше трамвая не будет.
И пошли пешком.
12 Февраля. Загорск.
Не было на моей памяти собрано столько людей, заменяющих друг друга, как в Литературном музее десятого февраля и комиссии Мамина. Не было еще такой внешней и внутренней пустоты. В этой пустой чистоте зала среди заменяющих друг друга людей невидимо присутствовала Незаменимая.
От собачьего лая В. Д. перед носом Аксюши закрыла дверь. Аксюша не поняла и обиделась, и так говорила, жаловалась мне: — Если бы это любовь была духовная, то зачем же закрываться: духовная любовь не стыдится, нас у о. Н. (старца) было 200 девушек, и мы не стыдились друг друга. — Хорошо, Аксюша, — ответил я, — ты права, любовь духовная не стыдится, не уединяется, но кто же нам запретит [утешаться] любовью друг к другу.
Мы говорили о будущей нашей литературной работе.
— Почему мы, — сказала она, — говорим о работе?
— О работе радостной, — сказал я, — работе в наслаждение.
— Хорошо, — возразила она, — но почему же непременно видеть радость в занятиях литературой: можно, например, в море искупаться, и это будет, по-моему, еще радостней.
Так взрослая женщина говорила со студентом, но так же точно она бы говорила и с Олегом, если бы она могла вернуться к нему: «не только молиться уединенно, а на радость тому же Господу Богу искупаться в море».
И я, когда написал ей последнее письмо свое о том, что лучшее средство борьбы с действием сладкого яда есть уединенное писание Песни Песней в память Олегу, я, конечно, рассуждал, как монах. И все мое писание, в том числе и «Жень-шень» есть монашеское дело. И неспроста она мне тогда сказала о морском купанье во славу Господа.
38
И вот это Аксюшино возражение против уединенной любви, что духовная любовь есть любовь всех и что эта любовь ничего не боится и не стыдится, — разве не эта же любовь создавала «Жень-шень»? И «Гебурстаг», конечно, тоже написан монахом. Но откуда же у меня, у признанного всеми «Пана» явился монах?
Во всяком случае, я раньше его в себе не сознавал, а явился он вполне отчетливо лишь теперь, при сближении, значит… в этом сближении что-то (пережитое) противопоставляется чему-то новому. Отсюда вывод: хочешь мариноваться и заниматься собственными консервами — занимайся и достигай Мавзолея, хочешь жить и обогащаться — прими ванну морскую во славу Господа.
И случилось, у нее как раз в эту минуту с поджатой ноги соскочила туфля и мягко шлепнулась на ковер…
Сколько надо переговорить, передумать, сколько с той и другой стороны должно обменяться, смешаться, чтобы возможно было без стыда и по праву поцеловаться.
NB. А вот, если удастся записать за собой все — это и может стать новой, небывалой Песнью Песней. Почему нельзя одновременно и жить и сознавать: день прожил — день записал?
Спор о том и другом возможен лишь на материале переживаний данной личности: хочется тебе купаться или надо петь -можно спорить. Но если говорить о человечестве, то и Песня Песней и Ванна Морская одинаково святы перед лицом Господа.
А ведь для того же и была моя Песня Песней на протяжении 30 лет, чтобы она пришла. 30 лет я ее звал, и когда она пришла, и я увидел: она самая! Ее замечание о Ванне во славу Господа есть доказательство ее совершенной откровенности и пренебрежения к мещанской морали.
