стоящий выше всех пишущих современников, не стою во главе литературы. На этот вопрос я ответил путано. Ляля пришла на помощь и рассказала* о моих заметках о Сталине. Решено, что я в своей работе о Горьком открою свои карты как признающего советскую власть. «Иного пути нет». Буду вдохновляться письмами Горького.

21 Января. Сыновья мои виноваты. Спекулируют в отношениях со мной чувством любви, которой на самом деле не имеют: их поведение может вытекать только из нелюбви. Доказательства: I. Непонимание = недоверие к моей личности, выразившееся в борьбе а) нравственной: против моей любви к избранному мною в первый раз в жизни другу, б) материальной: недоверие к моей совести в отношении обеспечения Ефросиньи Павловны. II. Метод борьбы: а) непорядочность («честными

* Никаких заметок о Сталине у Пришвина не было, но после прекращения публикации «Фацелии» («Лесная капель») и статьи Мстиславского, когда Чаковский советует Пришвину «признать советскую власть» в печати, т. к. «иного выхода нет», Валерия Дмитриевна, по-видимому, пытается таким образом сгладить остроту ситуации.

357

и нечестными средствами»), б) безжалостное отношение к моему здоровью. III. Неблагодарность.

У Ляли к вечеру повышается температура. — Ляля, — сказал я, — что же делать мне, если ты умрешь? — Похоронишь, — ответила она, — будешь ходить ко мне на могилку, а потом сам умрешь.

Галина пришла благодарить за 1000 рублей. Попалась и наша птичка, хорошо мы ее обработали!11 Как ни разбирали мы поступки Ефр. Павл. с целью увидать человека, и не нашли человека. — Что же ты в ней любил? — спросила Ляля. — Что-то было хорошее, — ответил я. И, подумав, решил: я, обойденный до голода любовью, понятия не имевший о том, чем все люди живут, той общей любовью, которая окружает дорогих людей, как воздух, я приписал этому воздуху личные свойства и относил их к личности Ефр. Павловны, и в ней я любил все то, что у всех есть и на что все не обращают никакого внимания. Вполне возможно, что этот воздух всеобщей любви я переносил в природу и создавал тоже из животных, из деревьев такие же «личности», как Ефросинью Павловну12.

Кто же прав, скажите мне, я и теперь, когда все понимаю, не могу сказать, где правда. Те ли, кто, имея постоянный доступ к любви, дышат ею, как воздухом, не обращая никакого внимания на нее, не придавая ей, как воздуху, никакой цены, и находят себе существо, стоящее далеко выше всего «среднего». Или же тот прав, кто, будучи голодным, вдохнул в себя аромат черного хлеба и, вкусив черного хлеба, почувствовал силу солнца, его создавшего, и увидел [вечное] солнце в куске черного хлеба.

22 Января. Б. А. Чаковский из «Октября» пишет мой литературный портрет. Очень неглупый молодой человек. Я накачивал его собою пять часов.

23 Января. Пришло название книги о Горьком «Начало века»13. Сходить в музей Горького и поговорить с Бончем о

358

«чемреках»14. Основное раздвоение: народ (Легкобытов) и интеллигенция (Мережковский)15.

Основное единство: «я не народник, но я от народа, я ходок от народа», Горький и родина. Значит, основной распад: интеллигенция и народ; а у Горького единство в родине.

Итак, три темы: 1) Интеллигенция (Мережковский). 2) Народ (секта «Начало века»). 3) Родина (Горький, единство).

5-го — 6-го отдать в Литфонд деньги за путевку. 15-го Февраля уеду в Малеевку.

Человек неудачей своей заострен, как иголочка, и мстит за себя всем — и всех, кого только можно уколоть, колет, — таких больше всех.

Другой человек при крайней заостренности своей личности не лишен дара воображения и находит себе удовлетворение в творчестве. По этому пути идут всякого рода мистики, теософы, поэты индивидуалисты и всякого рода сверхчеловеки, преодолевающие препятствия внешней среды.

И, наконец, есть еще люди, которые винят только себя за свою неудачу и так, признав себя лично ответственными за свою беду, пытаются сбросить с себя все лишнее и в окончательном своем ядрышке найти единство с лучшими существами из окружающей их среды, с целью преображения самой среды.

Моим идеалам соответствовал такой упрощающий себя изнутри человек, может быть, немного с лукавой затеей в борьбе: вы, сверхчеловеки, много обещаете, и с вас много спрашивается, а что взять с нас, простецов; и когда в борьбе приходит последний момент, может случиться, что у многодумных будто только пустые слова, а у простеца одно словечко, да туго-натуго налитое собственной кровью16, и этим словечком решится все дело борьбы.

24 Января. Были в Третьяковке. Познакомились с Рыбниковым и Фонвизиным. Рыбников собирается писать с меня портрет.

Приходила Карасева с книгой о Шаляпине: ей нужно за нее200 р. Она ведь с детства при мне и помнит мою мать и несчастная, мужа расстреляли…

359

Но все равно, в ее чувстве ко мне зарождается чувство собственности. Случится, умрет Нат. Арк., — тогда она перенесет на меня безмерное материнство, и этот инстинкт породит собственническое чувство, и мы отгородимся от мира. Ведь из этого же самого инстинкта родилась «любовь» Ефр. Павловны. Вполне можно сказать, что Е. П. наживала добро во имя меня, а когда оказалось, что «имя» исчезло, собственность потеряла всякий смысл и началась война будто бы за вещи. Когда же К[арасева] сказала: «Да вы же хорошо обеспечены, чего же вам еще надо!» — «Его самого», — ответила Павловна. Так вот оказывается, что собственность рождается в любви: любовь производит собственность, а собственническое чувство поглощает любовь.

Какая же должна быть гигиена любви, охрана ее от заражения собственническим инстинктом. Средство это — думать больше о других, чем о себе, но… Вот тут-то и бывает подмена: любимый друг обрастает собственностью, из-за которой не видно самого человека.

Значит, любя своего ребенка, надо не ограничиваться только заботой о его существовании, надо ребенка любить в его безграничном развитии.

Чаковский для «портрета» обобрал меня, но не думаю, что у него получится что-нибудь интересное по существу…

Поворот от сверхчеловека к богоискательству у Мережковских сопровождался поворотом от лирики к эпосу. — Эпос! — сказала Зинаида [Гиппиус]. — А это что? — Пишите, как Толстой. -Почему же не как Пушкин, напр., «Капитанская дочка»? -Как Пушкин труднее, но пусть и как Пушкин. Одним словом, не многоточием пользуйтесь, а ставьте точки17 <зачеркнуто: и само собой получится эпос>.

<На полях: Гора Благодать. (Описать ночь с Шаляпиным.)18 Репин19. >

У Горького и Шаляпина поражает обилие таланта, и тут же появляется <зачеркнуто: обида за себя> мысль о себе: я столько

360

тружусь, а там даром, и отсюда, из этого «даром» чистейший родник бездумного права на свою долю в распределении благ и обратный поток щедрости.

У Шаляпина это «даром» до того выпирает, что уже и не задевает за себя, как будто не человек на пути, а гора, как на Урале — гора Благодать. — Бога видел! — сказал я Горькому после ночи, проведенной с Шаляпиным. — Такого ли еще мы вам покажем! — воскликнул радостно Горький, как будто он с кем-то («мы») были хозяевами этой горы Благодати.

<Зачеркнуто: У Горького в душе был весь Шаляпин, и в то же время.> В какой мере гора Горького могла сравниться с горою Шаляпина, — трудно сказать. Может быть, шаляпинская гора, гора Благодать была и у Горького, может быть, меньше, но так выходило, что Шаляпин артист и артист: ты все пела, это дело!20 Но у Горького при его таланте было не то смущение, не то замешательство при встрече с такими муравьями, как я или Ремизов.

Это прекрасная черта у Горького, это Горький не артист, а человек, это не Моцарт торжествующий, не Шаляпин, а Моцарт, смущенный необходимостью самоограничения.

<На полях: Сходить к Ценскому. В музей Горького.>

25 Января. Настала такая пора в любви, что когда прижмешься до того, что через тело чувствуешь душу, то как нечто неприятное принимаешь чувство из нижнего этажа. Как будто отчалили и уже издали смотрим на прежние берега.

Надо очень остерегаться слова «любовь», которое и раньше звучало многосмысленно, а теперь смысл и совсем потерялся.

26 Января. Юбилей общества любителей природы. Масса стариков (академик Зелинский 82 года, и у него 6-месячнаядочь). — Жень-шень пьете? — спросил Семашко. — Да! – ответил я, — наш с вами Жень-шень состоит в том, что Вы с 14 лет семью содержали, а я… тоже кое-что могу о себе рассказать. — Верно! -сказал Семашко, — я в 14 лет семью кормил, а теперь в 14 лет автомобилем управляет… — Да еще об этом напишут и прославят, как героя.

361

Так мы, старики, судили, как во все времена все старики судили правильно. И вот откуда в наше время — гимназия и страх ответа на Страшном Судилище, а здесь при свободе пожалуйте в Красную армию.

Мой друг детства Николай Александрович Семашко, окончив Елецкую гимназию, поступил на медицинский факультет и сделался врачом. Профессия врача потом определила в значительной мере и его поведение: как врач он сделал много добра и, соединив с этой профессией революционную деятельность, сделался потом комиссаром и еще больше добра сделал как народный комиссар по здравоохранению. Я же после всяких колебаний выбрал себе литературу21, и профессия писателя определила в значительной степени и мое поведение. Самое главное в этой моей профессии было, что она требовала всего человека, и совмещать занятие искусством слова и чем-нибудь еще для меня было невозможно.

Я это вначале пытался было делать, но однажды, записывая в книжечку мысли свои во время молотьбы, не доглядел за работой людей возле машины, и одна девушка чуть не погибла при подаче снопов в барабан паровой молотилки.

Поэзия чрезвычайно мешает всякому делу, — это яд всякого дела до тех пор, пока сама не сделается делом, поглощающим всего человека. Здоровье ли моей натуры, или, может, действительно настоящий талант, но я как только написал свою первую книгу «В краю непуганых птиц», то я весь в этом деле и все мое поведение определяется им, и если бы мне сказали: -А революция? — я бы ответил: — Моя любовь к делу моему.

И вот в 1906 году, когда вышла в превосходном издании моя первая книга «В краю непуганых птиц», мне под величайшим секретом сказали, что из эмиграции тайно приехал Н. А. Семашко и приглашает меня в такое-то место. Я не хотел бы идти,но не мог: не идти значило отказаться от революции, а идти значило быть непонятым: ведь даже и Пушкину было неловко с декабристами, а у меня разве оправдание эта полуэтнографическая книжка «В краю непуганых птиц». Как могу я ответитьСемашке22, чистейшему слуге революции, если он прямо спросит меня, — куда я иду.

362

Авторский экземпляр