животными, дети находят себе какое-то удовлетворение в своих естественных потребностях матери, родной земли, дома, и они, ухаживая за животными, удовлетворяя этим чувство родины, бескорыстно служат государству.
Но совсем не надо быть бескорыстным, чтобы кого-то любить взамен родной матери, можно тоже родиться поэтом, и тогда родную землю можно найти в любой земле и родиной сделать себе стратосферу и там на воздушных шарах утвердить любовь как дело родственной связи со всеми живущими.
<На полях: Ляля, когда я стал определять нашу любовь, чтобы поставить ее на место, сказала: - Над чем ты ломаешь себе голову? Наша любовь от Бога, и ты должен это знать раз навсегда, и все будет просто. Вдруг (беседуя с Лялей) решил: «Родину» кончу тем, что написал, а примусь за 3-ю книгу «Кащеевой цепи» («Любовь»). И еще: найду тему исторического романа и дам ее Ляле. Она будет счастлива и по-моему сделает.>
Приходит время острого зрения, вот как теперь: можно твердые предметы видеть насквозь. Я твердыми предметами сейчас называю наши мнения и оценки, сложенные под давлением времени. Вот теперь с помощью силы родственного внимания, о котором я говорю, можно любого классика нашей литературы «просветить», и станет видно, за что мы его ценили, в чем ошибались и чего в нем вовсе не было, а мы под давлением времени ему навязали.
Чувствуя теперь в себе наличие этого современного, деятельного к переоценке острого зрения, признаюсь, с волнением я подходил к той полочке, где у меня стоят подаренные Вами книги Максима Горького. Я выбрал «Детство» и нашел в книге «Бабушку», перечитал и впервые понял Горького как
412
поэта матери-земли. Я многих расспрашивал, очень многих о Бабушке, и все мои знакомые узнавали свою подобную старушку. Мне это сразу стало на заметку, что все в ней свое узнают. А еще один писатель тоже, как многие думают, сказал: — Горький и сам от себя сделал что-то с бабушкой. — Я ему ответил на это, что Горький сделал от себя только то, что приподнял свою бабушку и всем показал: больше ничего он не делал, а все увидели в его бабушке мать свою родную со всеми ее сказками и нашей землей родной и прекрасной, несмотря на всю мерзость человеческой помойки, в которой он ведет свою жизнь. Приподнять и показать — вот и все, а на это ушел почти весь Горький.
Вот я о своем задумался, — разве я-то, описывая русскую природу, не о той ли «бабушке» своими словами пишу, не из этого ли же родственного внимания родилась вся эта моя «природа», над которой критики ломают голову и некоторые считают даже без-человечным70 или обвиняют в том, что «у него вообще человек на втором плане», как будто эта наша с Вами бабушка, показанная березками, букашками и таракашками -не человек.
Да, если мать родная не человек, то кто же человек?
Не герой ли бумажный, выдуманный за письменным столом для маленьких детей? Но в том же и было бедствие литературы, предшествовавшей революции: это была литература героев с картонными мечами71.
<Приписка: И когда я настаивал на образе бабушки как самом современном образе чувства родины, мне возражали: не активно...>
1 Апреля. Как раз вышло, что 1-го Апреля началась весна воды. Серый день, на полградуса выше нуля. В лесу запахло березовой и осиновой корой. Ляля уехала в Москву. Завтра иду в Марьино дом смотреть.
В моральной области нет конца разбору и спору о тонкостях и оттенках. И вся эта путаница, как старая разбитая дорога, выбрасывается объездом, так и тут выбрасывается, если ввести Бога.
413
2 Апреля. Идет дождь («серые слезы»).
То мужское хамское мнение, что каждую женщину можно взять, было бы время и средства, родилось из своей противоположности (нравственной). Женщина по природе своей жалостлива, и каждый несчастный находит от нее утешение (она утешит, а он верхом). Все сводится к материнству: из этого источника пьют и потом бахвалятся: каждую можно взять. Сколько на этом обмане слез пролилось!
3 Апреля. Опять подморозило, и так весь день прошел (кроме полудня), подпертый морозцем.
Забросал Лялю письмами, и взяла оторопь: избалую ее…
Когда Ляля после моей отлучки умоляла меня бросить путевку и жить с ней на Лаврушинском. — Но ведь деньги заплачены… — говорил я. — Вот вздор! — отвечала она. А после того, как мы с нею свиделись и насладились друг другом, и уже в Малеевке я завел речь о том, что, пожалуй бы, нам вместе вернуться на Лаврушинский. — Но ведь деньги заплачены, — сказала она. — Вот вздор! — ответил я. Она же, подумав, сказала: — Ну, и дорого ты мне стоишь!
И такая вся любовь, и чуть упрись и задержи эти волны, все погубишь. Но где же, в чем неколебимая основа любви?
Она отвечает на это, что основа в Боге.
Но пример бедного Александра Вас. говорит обратное: и Бог не помог.
4 Апреля. Обещался Панферов с Лялей приехать, но не верю, — врет («как нынче»).
В «Анне Карениной» счастье Левина не уравновешивает не-счастия Анны: высота положительная оказалась много ниже отрицательной, и автор смерть Анны трагически не оправдал.
Стоят светло-морозные дни. Тает лишь в полдни. Хороша весна, когда чего-нибудь ждешь, пусть даже напрасно, лишь бы: все впереди. И хороша весна, когда дождался и быть вместе. Но когда дождался и добровольно разлучился из-за того, чтобы с весной быть без нее, — это вздор.
414
…но думаю про о. Даниила: «мы цари!» и чувствую питающую силу одиночества и необходимость его. То же ведь и Олег, но Олег… Решение такое: быть на положении ребенка и расти в смирении и восторге — быть ребенком лучше, чем царем.
Отчего это бывает, что ни с того ни с сего начинаешь подыскивать в друге такое нехорошее, за что бы можно было ухватиться и мучиться. Достаточно бывает, напр., что она не напишет или напишет небрежно. Надо покончить с этой ерундой, и чтобы раз навсегда: надо же наконец знать, что Ляля человек очень серьезный.
5 Апреля. Стало теплеть.
Скучаю по Ляле и стараюсь сливать представление о ней с Зиной, а Зина — это почти икона. От этого мне становится легче: недостаток Ляли при этом переносится как бремя, которое необходимо связываешь с подвижнической жизнью и вообще с отношением к Богу. Это не всегда верное представление, но оно в моей православной крови, и потому как представишь себе Лялю как Зину и Зину как икону, сразу миришься со скукой: без этого не проживешь.
Ходил в Нестерове, осмотрел дом и вот уже не могу решить, строиться здесь или бросить эту «природу» и вместе ехать на Кавказ и начинать новую «природу», не в том смысле, что именно кавказскую, а что вместе. Моя природа.
Приехал И.С. Соколов-Микитов из Ленкорани и уезжает на север. — А когда же писать? — Писать, — говорит, — могу лишь на ходу. — Но ведь так же не пишут, надо засесть. — Знаю и не могу. -Больной духом, разоренный человек «отводит душу» на птицах. Как писатель он не движется вперед по той причине, что лелеет свою «формочку», делает из нее себе кумира. И плохо, что больше уже и не верит в него, а лишь пользуется, как источником ренты.
Но если не считать себя нравственным мерилом, а просто случайным счастливцем, то сейчас лафа только нахалам. А И. Соколов застенчив и робок по природе и скромен. Не рекомендовать же ему быть нахалом.
415
Слышал, что Шолохов написал 4-ю часть «Тихого Дона», в которой герой неблагополучно кончается. Несмотря на пожелание благополучного конца даже со стороны Сталина, Шолохов остался при своем. Все удивляются теперь тому, что для всякого писателя обязательно: быть честным. Некоторые же думают, что Шолохов очень хитер: так показать себя в нарастающем подпольно общественном мнении ему выгодно.
Беседовал с И. Соколовым о Ремизове и его ненависти к Горькому. Главная причина: влияние Достоевского, и, конечно, Ремизов весь вытекает из славянофильской линии. А Горький -это Толстой без Христа…
Ремизов — Достоевский без Церкви.
Достоевский мог бы спорить с Толстым только за Церковь.
А за что спорить Ремизову с Горьким — неужели за власть?
Чем больше служебное место, тем человек на нем чувствует себя умнее, и это потому, что на большом больше людей за него думают. А у писателя не место, а признание общества и слава: ему в славе передается уверенность в поддержке других.
6 Апреля. Теплая ночь, снег оседает, крупится. Слышали в лесу голос канюка*.
Передали устно, что Германия объявила войну Югославии, а мы одновременно заключили с Югославией пакт72. Поставлен вопрос, всерьез это мы — воевать с немцами, или это есть очередной дипломатический трюк. Итак, если всерьез… Если не наигрывать в унисон «за родину», а проверить себя и весь народ (столь знакомый и незнакомый) и всерьез. Первый вопрос, что советская интеллигенция, соль земли, если каждого спросить по очереди, думает он сейчас об интересах общества или как себе самому спастись — это не вопрос: скажут так, а поступят иначе. И вообще ни на какой подобный вопрос ответить нельзя, потому что мы не знаем того, что зреет во всем мире, к чему все идет. Если же подслушать «знающих», то убедишься, что они тоже ничего не знают.
* Канюк, или сарыч ястребиный — название птицы.
416
История показала, что нет ничего сильнее в мире племенной связи людей, лишенных земли (разработать).
7 Апреля. Благовещение.
Бездельничаю, играю на биллиарде с ребятами: Соловьев, Жариков, Лосев. А прошлый год в это время шла моя личная страстная неделя (до 12 Апреля). И опять вижу, грачи у гнезд (уже два дня) и птички поют весенними голосами.
8 Апреля. (Вторник 6-й недели.)
Горький должен был представить собой народную совесть в согласии с государственным делом, как было это во время Дмитрия Донского с преп. Сергием. При конце жизни Горького оказалось, что весь «монастырь» его состоит из «врагов народа».
Что же касается совести народа, какой должна бы сделаться литература, то она «ушла в себя». Извне же в отношении к государству литература стала совершенно бессовестной, готовой на все, что закажут и прикажут. Не то ли же самое переживает литература теперь, что переживала православная церковь?
Что же, спрашивается, после того, если подсчитать все, что сделал Горький, с точки зрения народной совести, герой он и мученик или же самозванец, получивший себе соответственный конец?
Ляля говорит, что Бог пропустит Горького в рай, но только и Богу будет неловко: не хочется, но нельзя не пропустить, и Горькому в раю будет тоже очень стеснительно.
