злиться и себя не расстраивать…

— Но где же «любите врагов»? — Это не о тех врагах сказано, — ответила она, — это не твой личный враг, а враг Божий, митрополит Филарет об этом сказал: — Любите врагов своих, боритесь с врагами отечества, ненавидьте врагов Божиих.

Так вот что значит и почему так бывает, что, когда я целиком возненавижу врага, он обыкновенно погибает: моя ненависть обыкновенно доходит до спокойствия и ясного сознания, что жизнь моя может обойтись без этого человека и я хочу и могу жить так, будто его вовсе и нет. Тем самым я отказываюсь от него как врага своего и предаю все отношения с ним на суд Божий. И он погибает, а я все живу и переживаю врагов. Но так было до сих пор, а завтра злая сила, может быть, до меня доберется, и я стану жертвой.

Затянулась весна, дети давно на улице, а деревья все еще неодетые. И сколько белых бумажных змеев повисло на неодетых деревьях, почки только наклюнулись. Теперь, слава Богу, деревья быстро зазеленеют.

Работа над лекцией, тезис: «Очарованный странник в поисках родины». М. М. Пришвин родился в 1873 году, выступил как литератор в 1905 году и, значит, работает уже 36 лет как писатель. Свою родину, Елецкий уезд Орловской губ. он изображает так (из «Кащеевой цепи»: отрывок о черноземе). Эта безотрадная картина родины не является чем-то случайным у Пришвина. Вся русская интеллигенция того времени недовольна

463

была своим отечеством, и огромное большинство стремилось сделать из нее социалистическое отечество. Пришвин тоже отдался этому движению, пережил тюрьму, ссылку, заграничное ученье и опыты с заграничным дипломом работы на легальном пути. Опыт приспособления ему не удался, и он стал писателем. На этом пути он тоже начинает искать свою родину и странствует по северу, в краю непуганых птиц, собирая фольклор. Так любовь к родине приводит его к любви к русскому народному слову, и очарованный странник, по словам Горького, делается одним из лучших мастеров русского слова.

26 Мая. В Москве у Ляли время уходит на обслуживание матери, бегание по Москве в связи с обслуживанием всех нас: тому туфли, тому штаны, тому починка. Словом, не на жизнь, а на заботу о жизни, и как это все оказывается хорошим в будущем.

Сегодня очень тепло, все деревья распускаются.

— Как хорошо!

— Да, дружочек, — говорит она, — купим домик, будем жить, вот будет хорошо!

— Не «будет» надо, — отвечаю, — а есть. Домик у нас и сейчас снят, вот уж скоро июнь, а мы не едем. И мама твоя предпочитает сидеть в Москве. Не знаю, будет ли хорошо с домиком: заботы еще прибавится.

Но по существу все осталось по-прежнему. Раньше моя радость была в поэзии, а тревога относилась к средствам существования своего в поэзии. Теперь Ляля стала на место поэзии, а тревога относится к добыванию средств. Впрочем, это добывание теперь, разложенное на двух, очень смягчилось.

Вчера написал вступительное слово Валерии Лиорко. Взять с собой: 1) Письма Горького. 2) «Бабушку» Горького. 3) «Праздник» («Лит. газета»). 4) Все военные рассказы. 5) 4 тома, «Зверь Бурундук», «Жень-шень», старые изд. «Колобок», «В краю непуг. птиц», «Лисичкин хлеб», «Неодетая весна».

Вечером в 6 ч. выехали в Малеевку покупать дом.

464

27 Мая. В беседе с Лундбергом о том, что чувство современности входит необходимой составной частью в чувство жизни, питающее творчество; о том, что главный персонаж романа Скалдина епископ представляет собой борьбу знания с верой [и] отстал от времени, Ляля сказала: — Потому отстал, что сейчас борются между собой не знание и вера, а две разные веры.

«Естественная» любовь родителей к детям, эгоистическая эта любовь неминуемо должна вернуться от детей к родителям как горе, если только в любви к детям не содержится высокого, руководящего идеала. (Напр., в семье Удинцевых.) — А как же иначе, если во всей природе новая жизнь теснит и хоронит старую?

Мы шли где-то в лесу по тропиночке, Ляля впереди, я за ней, и я в связи с каким-то разговором нашим думал о материальном узле, которым завязывает жизнь человека — узле необходимости и смерти (наше советское миропонимание — материализм: выражение объекта) и той свободе (идеализме), которую носит в себе человек и борется ею с необходимостью и смертью (выражение субъекта).

Идет борьба не с Богом, не с Христом, а с исторической формой, в которую облекаются людьми эти понятия. В этом смысле и материализм борется с идеализмом. Внутри же, в существе жизни и Бог, и Христос, и Троица, связанные с жизнью субъекта, как были, так и пребывают во веки веков…

Вот почему, и веруя в святость церкви, можно допускать издевательство толпы над церквями, и материализм, и всякое господство объекта: пусть! Субъект как горный ручей: пусть даже валится вся гора на ручей, — он неминуемо выбьется из-под горы и размоет ее до конца.

Пришло время, когда прямо на глазах без всякого промежутка ночной темноты утренняя заря хоронит вечернюю…

Вот почти Июнь, а деревья, как в конце Апреля, только-только распускаются.

465

Бывало, когда весной мечут пар, как медленно и важно за сохою выступают грачи. Теперь прежний пахарь не шагает за сохой, а сидит на стуле, вертит баранкой, дает ногой газ, и трактор скоро бежит, и за трактором не идут грачи, а летят. Теперь грачам если по-прежнему важно шагать, то все черви, вывернутые трактором, снова под землю уйдут. Не спеши теперь грач, и клюнуть ничего не достанется.

Так, бывало, раньше тоже носили на руках через город покойников, и попы на перекрестках служили, кадили, раскланивались во все стороны, и опять несли и несли с пением на далекое кладбище. Теперь красный гроб ставят на грузовой автомобиль, родственники усаживаются вокруг гроба, и машина мчит умершего со скоростью сорока километров.

Не спеши теперь человек с покойниками, опоздаешь на службу, опоздаешь — уволят и тоже, как грачу, клюнуть ничего не достанется. Неминуемо, как ни бейся, грач ты или человек, за временем надо идти, за временем надо спешить.

Скорей же, скорей!

В Рузе на площади два школьника играли каким-то странным мячом, намекавшим рассеянному глазу на какое-то определенное чувство, связанное с такою формой. Впрочем, там где-то, в глубине себя мы уже знали, какой это мяч, и только не смели сделать мысленное заключение. Когда же мы так приблизились, что услышали шепелявящий звук от падающего на камни мяча, то по этому звуку вдруг узнали в этом мячике человеческий череп. После двух-трех таких ударов череп раскололся на две половинки, и школьники убежали. Повернув палочкой половинку черепа лицом вверх, я даже в такой изуродованной форме не просто кость или землю увидел, а что-то шевельнулось во мне от Шекспира, и, вспомнив Гамлета, я сказал:

— Бедный, неведомый человек, был ты разбойником или это мощи святого, тебе даже «Бедный Йорик» никто не сказал…90

28 Мая. Ездили в Рузу к Завед. 0[тделом] н[ародного] образования] Василию Ивановичу Тетерину выправлять злое дело Пелагеи Павловны, преде, колхоза. В. И. обещал отказаться

466

от покупки дома, если можно будет купить дом в Пса-реве. Мне вдруг стало ясно, что Лялина московская суета здесь в хлопотах около своего дома может пойти на здоровье, что Ляля вовсе не такая неженка уж. И явилось особенное желание купить дом.

29 Мая. Покачнулось дело с поездкой в Крым.

Блестящий успех Лялиной дипломатии с хозяйкой дома в Псареве.

Мартынов уверяет, что я сгущаю краски и мое положение не так уж и плохо. Завтра в час дня разговор с Чагиным о досрочном договоре.

Завтра Ляля поедет в Старую Рузу покупать дом.

30 Мая. Ляля уехала утром в 8 часов и вернется завтра ночью.

Зелень еще такая, что сквозь нее еще окошки дома видны, а верхушки берез стоят до сих пор вовсе неодетые, и странно в это время видеть грачиное гнездо таким, будто грачи только что прилетели. Видно теперь, как никогда в это время сквозь зелень не видишь, вытянутые шеи молодых грачей, ожидающих прилета родителей, видишь, как прилетают старики с червями в клюве и затыкают рты беспомощным юнцам.

Тут не в страдающей ворчливой старушке дело, а в страдающем Bee-человеке — вот эта обобщающая способность умного сердца и есть самая суть христианства.

Есть сестры милосердия на службе: жалованье получают, паек, выходные дни. А есть вольные сестры с утехой в душе тем, ** что они сами себе хозяйки и хозяева своих добрых дел. Таким типичным кустарем милосердия является Мария Васильевна.

Вот против этого-то кустарничества в литературе и ведется борьба, они хотят взять писателя на службу, как сестру милосердия. Драма писателя состоит теперь в том, что художественное творчество связано с именем, для чего надо непременно

467

осуществлять себя самого. На этом трудном пути имя подменяется плакатом так часто, что становится почти невозможным узнать верное имя среди плакатных кличек. И вот когда тебя не узнают… кричат: «будь как все!», а ты знаешь, что если станешь, как все, это значит сменишь имя на плакат, и тебя тогда уже прямо будут бить за плакат.

31 Мая. В. П. Ставскому.

<Зачеркнуто: Дорогой> Владимир Петрович, через редакцию «Нового мира» я получил Ваше резкое письмо и был приведен им в совершенное недоумение. На свидание с Вами для разговора по поводу «Лесной капели» я не пошел, потому что понял, что эта серия рассказов, которою Вы так восхищались, была снята не Вашей волей и разговаривать о том, кто в этом виноват, входить в тайны журнальной политики по принципу своему я не хотел. Помните, я ограничился тем, что по телефону и письмом выразил Вам свое нравственное доверие.

Но совсем другое денежная сторона: раз у нас с Вами был устный договор, и я настолько доверился Вам, что не потребовал письменного, и если редакция потеряла даже рукопись, то почему же не засвидетельствовать, об этом <зачеркнуто: в редакции или на суде>? <Зачеркнуто: Я не мог допустить, чтобы Вы могли свидетельствовать и при нашей общей нужде в средствах существования не постоять за бесспорные интересы честного человека и старого писателя. >

Наша конституция обеспечивает каждого труженика правом на средства существования, так вот как же я мог подумать, что Вы, член Верховного совета, хорошо понимающий мою работу, не раз ею восхищавшийся, и вдруг откажетесь свидетельствовать о нашем договоре. <Зачеркнуто: Однако вся история с «Лесной капелью», со статьей Мстиславского и др. и в особенности> отказ Ваш заявить мое право на вознаграждение за потерянную рукопись настолько непонятен мне с этической и всякой иной стороны, что я даже не могу иметь удовольствия сердиться на Вас и