пусть Смоленск, пусть даже вся Россия взята, и это еще ничего не значит: есть еще Америка, есть еще весь свет: все против немцев. — Не вам бы это говорить, а говорить т. Ворошилову, это он говорил, что будем воевать на чужой территории… и т. д.
Словом, пораженцы… и постоянное повторение «он» — о немцах и «они» о большевиках, и какие-то «мы» как их пленники. Предлагали дешево барана, поили молоком, Д. жарил рыбу до тех пор, пока не стемнело и не пришлось из-за светомаскировки загасить костер. В[ечер], и лошади, и стога, Дмитриев
544
под вечным вопросом: даст ли бензин на обратный путь. Сочинили с Лялей под Л. Толстого свое «ебж»*: едб = если достану бензин, а Ляля читает: если даст Бог.
14 Августа. Рассвет на Кубре и как хорошо умылись.
В Москве по радио люди впервые узнали то, что мы узнали от погонщиков стад, и это их пришибло: Смоленск взят. Бомба в нашем доме.
Веселая ночевка в Измайлове на лодке, которая за ночь превратилась в резину. Разговор о женском фронте (небывалое) и как за две недели женщины задергались (бунт из-за машины). Жизнь под властью вещей, а вещи спасают из-за детей…
Есть поэтический эгоизм. И есть христианский эгоизм. Моя «Фацелия» — не родилась ли из почвы поэтического эгоизма?
15 Августа. Героиня Марья Васильевна, ничего не боится и проспала в подвале две фугасных бомбы. — А убьет, значит, так надо. — Возможно, что именно теперь и создалось время для христиан, чтобы смерть претворилась в радость. (Страдание на своей высоте переходит в радость: верю в чудеса, в преображенный мир, но только на время как вспышку вечности, а то есть еще труд, который во времени…)
Пробовали ночевать в метро, до тревоги туда не пустили, вернулись в Лаврушинский. Небо в тучах, и «зарницы» играют: это значит, под Москвой воздушный бой, совсем как «воробьиная ночь». В два ночи самолеты врага пробились в Москву, и мы спустились на 1 час в убежище.
16 Августа. Москва — Дворики.
Городецкий втащил меня в кабинет Чагина, и тут был под председательством еврея «всеславянский съезд».
*В последнее десятилетие жизни у Л. Толстого в письмах и дневнике появилась аббревиатура «ебж» — «если буду жив».
545
ЕДБ решено: бензин есть. В 5 гА ч. выехали из Москвы.
Ночевали в Двориках. Старуха говорила о турецкой войне, о том, что когда дождик, то это от Бога: тела на войне обмывает. И еще что предсказывали еще в то время, что будет такая война, когда всех мужчин перебьют и за редкость будет, когда увидят, где-нибудь на заборе порточки висят («значит, мужичок живет»).
Спали на сене очень хорошо.
<На полях: О. Л. Кардовская в Переславле сказала, что Смоленск взят обратно>
17 Августа. Приехали в Переславль к Холмогоровым и после обеда вернулись в Усолье. Отдыхали до вечера в Сосновом бору и видели длинные тела сосен. С квартирой почти все решено.
18 Августа. Заозерье.
Оставил Лялю с вещами в Усолье и поехал один в Заозерье.
19 Августа. Заозерье.
20 Августа. Заозерье.
Складываемся, чтобы завтра (21-го) уехать в Усолье. Пошел к повару за веревкой, спрашиваю: — Правда, что Смоленск взят обратно? — а он: — Не верьте, Михаил Михайлович, Вязьма взята.
Удивительно, до чего же отчетливо выступают желания и личная заинтересованность и противоречия… чисто внешний факт «Смоленск взят обратно» и «Вязьма взята» — и согласно тому или другому надстраивается, колышется туманом, распадается и опять собирается субъективный мир…
Уборка озими в полном разгаре. Грачи табунятся. Вечером вчера солнце из тучек спустило лучи свои вниз, как ножки небесного трона, и черные птицы (грачи) долго летели туда один за другим (грачи табунятся).
546
Кончил читать Олега «Остров Достоверности», замечательная попытка (а может быть, их было и много) дать святоотечественному опыту метафизическое истолкование.
Песнь Песней будет, как «мы с тобой» (вселенная). Еще замечательна эта работа юноши, [тем] что вся она есть философия любви, которую он переживал.
Чувствую после этого чтения для себя необходимость самому подняться и взяться за дело, поднять на высоту внутреннюю жизнь.
Весь день укладывался для поездки завтра утром в Усолье.
Нет спасенья теперь в одиночестве. Чувствуешь себя как рыбка на сковороде: пусть все далеко и за сковородою ничего не видно, все равно же чувствует рыбка на сковородке, что жарится, и не все ли ей равно, кто ее жарит.
Из Московских впечатлений самое главное, что известие о падении Смоленска всех придавило, все об этом думают, и дума из человека незнакомого и неведомого высвечивает как бы нимбом.
Сытых и самодовольных вовсе не видно, и заметно очень, что средний человек на улице стал лучше.
Только Чагин, председатель всеславянского совещания.-по-казался мне по-прежнему самодовольным.
Подходят решительные моменты в нашей судьбе, и скоро все определится.
21 Августа. Усолье.
В 9 у. выехали из Заозерья и около часу прибыли в Усолье. Борьба за квартиру. Семейство Павла Назарова…
22 Августа. С утра добывали паек у директора «болота». Среди дня теплый дождь и купанье и «все хорошо».
Мысли о героизме московских христиан в оправдание противодействия смерти.
547
23 Августа. Прошло два месяца войны. Враг на пороге у всех жизненных центров страны. Простые люди ждут переворота («Минина и Пожарского»). «Если только найдутся еще Минины и Пожарские».
Он будто бы вовсе не жесток и «зверства» выдуманы (множество легенд о его справедливости). Они (большевики) — победи они, и их бы вознесли в оправдание всего прошлого, нет -«не придумать им казни мучительней». И вот мы… существуем ли мы?
Утешение наше бор, в котором сосны как встретили однажды восход солнца, так и остались такими всегда горящими свечами.
— Люди в церкви ставят свечи, — сказала Ляля, — а я бы вместо этого сосны сажала: посажу, и будто свечку поставила.
Так росли и росли сосны выше и выше, роняя отжившие сучки, поднимая выше и выше зеленые головки. И когда зеленая крона одной сосны сходилась с другой, то каждая отвертывала сучки свои назад и пропускала другую к свету. Но были две сосны, они росли не близко друг к другу и сучков своих не отвернули. Что-то случилось в природе, может быть, буря, и сосны эти сошлись кронами. И во всем бору только и были эти две сосны такие, что сошлись кронами и слились всеми своими сучками в одну и жили две сосны как одна.
Между соснами летало много стрекоз, и среди них были спаренные.
— Красивы эти стрекозы, — сказала Ляля, — но чувствую в них гадость.
— Вероятно, да.
— Но чем же это плохо, помнишь, у нас было вначале, когда мы были друг другу почти незнакомы.
— Да, у нас было это как средство познать в себе высшее существо, не «Я», как было, а стать «Мы», священное «Мы с тобой».
— Но ведь и они тоже познают себя и сливаются через сладострастие.
548
— Только чтобы продолжиться…
— Но если…
24 Августа. На «Болоте» надавали нам всяких продуктов, и было очевидно, что это отношение к себе я заслужил и это отношение бесспорное.
Помню, как работала целые дни на поле мать и никто из братьев не мог ей помочь: чтобы ей помогать, нужно было бы превратиться в ее бессловесного раба. Точно так же было и с Ефр. Пав. и с огорчением узнаю этот женский рабочий деспотизм в Ляле. Вероятно, это свойство женщин: или раба, или деспот. И все от недостатка сил: что ни говори, а послушание рабы легче инициативной работы и женский деспотизм легче мужского рабочего великодушия.
Осматривал с вышки Берендеево царство, пришел старик-пожарник и, оглядев сверху торфоразработку, сказал: — А бояться неприятеля может только тот, кто не бывал на войне. Неприятелю рабочего человека незачем трогать, напротив, он рад тем, кто работает…
Подозреваю, что при таких настроениях статьи в «Правде» о германских зверствах действуют в обратную сторону. Вообще в прессе во время этой войны приемы остались точно те же, и это для множества людей сыграло решающую роль, каждый подумал, что и в войне, пусть Отечественной, народ пойдет на поводу, как лишенный доверия. Большевики таким образом ответственность за войну взяли исключительно на себя.
Ночью в хаосе бродячих мыслей и чувств мелькала возможность в своих переживаниях когда-нибудь уловить какую-нибудь кривую нового смысла…
Христианские герои, преодолевающие смертию смерть, подвизаются теперь совершенно так же, как в римские времена, удивляешься им, но в то же время чувствуешь, что эти подвиги не являются полным ответом на запросы современности: как Ветхий Завет, так и Новый Завет одинаково потеряли увлекающую в неизвестное поэзию.
549
Современным было бы теперь не библейское движение рода в чаянии Мессии и не евангельское преодоление смерти готовностью во всякое время без страха распять свою земную плоть, а соединение того и другого, Ветхого и Нового в действии такого преображения жизни, чтобы сотворенная на земле жизнь являлась бы вечностью, чтобы перед каждым стояла в жизни задача найти на земле начало лестницы к небу.
В красоте таится вечная революция, вечное движение к новому и жестокое преодоление стареющего. Так, если Ляля, глядя на сосны, говорит: «вместо того, чтобы свечки перед иконами ставить, я лучше перед солнцем буду выращивать сосны» -то в этих словах скрывается поэтическая революция…
25 Августа. Теплый день, летний с грозой и ливнем. Нашел первый белый гриб. Ляля подавляет своими хлопотами о вещах, оказывается, теща права: мало того, что вещи надо спасти, их надо хранить. Не знаю, откуда это пришло мне, что за испытанно верное благо всю жизнь считал — это расстаться с тем, что собрал, бросить все и уйти с палочкой. И я такой не один, а множество русских. А вот теперь против этого явилось другое — что вещи надо хранить. Да, надо, надо! и, о Боже, как это скучно.
26 Августа. Серое утро, но сосны, как свечи, горят своим заревым светом. На уступе одного отпавшего сучка, сливаясь с заревым цветом сосновой коры, сидит птичка зарянка.
В верхних этажах бора в множестве синички-корольки, и там у них так хорошо, что и сам как будто поднялся к ним и почувствовал, как что-то неприятно-земное оторвалось во мне.
И вспомнились мне добрые короли счастливых древних времен, когда их умышленно воспитывали в стороне от жизни, чтобы они могли быть для обыкновенных людей примером возвышенно прекрасного человеческого духа, как теперь для меня эти синички-корольки. Смотрю на корольков и сам на время стал королем и вспомнил то время, когда всерьез считал себя царем Берендеем123.
550
Вырубка. От лесного пожара на поляне остались чернинки, по чернинкам теперь пошли папоротники. Между этими черными полями, покрытыми папоротником, были кусты можжевельников, Иван-чай, молоденькие березки.
Лесничий тоже согласился с пожарником, что, пожалуй, наш уголок
