а тебе, Мысль, хоть бы что: отойдешь и придешь гостить, когда у нас будет досуг».

547

Так что действительно, мы сидим все на веревочке времени, а Мысль бродит свободно, где хочет и когда хочет. Так все мы и живем в двух заветах, в Ветхом — на веревочке времени, а в Новом с Мыслью не от мира сего. А существо церкви и есть соборное усилие людей ввести в границы времени безграничную Мысль и остановить текущее мгновенье.

(Пример: как оставляют сенокос для праздника, для утренней молитвы домашнюю суету и с молитвой входят в суету и ставят все на свои места.) В этом и есть таинственная сущность причастия, претворения вина и хлеба в тело и кровь Христову, или в Мысль, и обратно Мысли в человеческую плоть и кровь, в единство двух заветов.

Трудно выдумать машину, а научить ею действовать можно каждого, и каждый при машине не обязан вести свою мысль, напротив, легче действовать в согласии с машиной безмысленно. Так и весь мир благодаря машине погрузился в безмысленное действие, и это привело к действию совершенно бес-смысленному — к механической войне.

Задача наших союзников создать в Европе мир не тем, чтобы, как немцы хотели, поставить каждого под начало, а вернуть утраченную Мысль в повседневный труд человека. Это именно намеревались сделать коммунисты своим способом, и теперь, при победе, всякий трудящийся смотрит на коммунистов во все глаза. Но капиталисты были хозяевами положения и капитала в Америке, значит, причина войны, вина войны лежит там, а там победители, и победителя не судят — значит, окончательно: насилие в Европе будет необходимо: американцы будут насиловать, а большевики соблазнять свободой. И тут опять два мира и опять в какой-то форме война.

10 Августа. Огонь грозы очистил воздух, и грозовая небесная вода в бору омыла каждый сучок. В утренних проникающих в глубину леса лучах каждая сосна, как свеча, вспыхнула. Я прислонился к такой сосне-свече, выбрав дерево шире моей спины. И когда прислонился, вспомнил (В. Е. Филимонова, Пяста и подобных им) людей до того духовных, что идут они по земле и как бы колышутся на слабых ногах.

548

Я знаю, и во мне есть такой человек, болтающийся неверно на воздухе, как привязанный на ниточке детский воздушный шар. Но я боюсь и стыжусь перед людьми этого человека в себе и крепко за что-то держусь. И дерево, эта широкая сосна, когда я к ней прислонился, стала мне могучей державой, и я, человек, соединенный с могучим стволом, стал смелым в духе, не боялся больше людей, не стыдился, набрал в душу свою такой тишины, что все в лесу стало мне показываться в вечном согласии покоя и движения.

Я восхищался прежде всего согласию цвета сосновой коры и света, исходящего от солнца, в этом свете неподвижная в цвете своем кора вспыхивала согласно с движением света.

Я видел, как из этого горящего золота отделилась и полетела бабочка такого же цвета и, совершив свой короткий путь между стволами, пропала и исчезла в золоте другого ствола.

Так точно птичка-сосновка, тоже оранжевая, вспыхнула и пропала.

И видел, как на сучке оранжевом определилась форма оранжевой белки и как она прыгнула горящая и тоже скрылась в оранжевом цвете другой сосны.

А потом в совершенной тишине стал подниматься снизу серый пар от земли, охватывать каждое дерево снизу, как дым. А сверху везде, я заметил, в полной тишине стали опускаться светящиеся золотом мельчайшие легкие кусочки от пленочек оранжевой коры. Мне показалось только странным, почему эти крошечные огненные парашютики спускаются не согласно предполагаемой мною их тяжести, а гораздо легче, ближе к тому, как с земли поднимается пар. Их было много везде, и один спускался передо мной, и я рассмотрел, что парашютик оставлял после себя паутинку и выпускал ее маленький паучок, и что так было во всем бору.

А потом я заметил, как вместе с движением солнца стали расти на земле резче черные тени деревьев и к этому темному со всех сторон [стали] ползти, подлетать и подпрыгивать мельчайшие тенелюбивые существа, а светолюбивые удаляться от теней на свет. И так тени двигались, и множество существ двигалось, и так на весь день, пока двигалось солнце. И потом не знаю, не помню, какое-то смутное чувство шевельнулось во мне и тоже заставило двинуться.

549

Читал газеты от 5-7 августа (наступление на Харьков)114. Подходит время к развязке и нарастает необходимость точного самоопределения.

В этом свете… все посулы Рузвельта кажутся сосульками, которые при встрече с солнечными лучами растают. Но откуда Солнце взойдет? Вот об этом и надо помнить, о Солнце, и не вмешивать это в суету и не делать суетой вечное. Что же касается самоопределения в событиях, то все сводится к выбору того, что делает солнечный луч: выбирай светлое и удирай от темного, а что темное и что светлое, об этом тебя Бог вразумит на всякое время и на всякий час.

После обеда вернулась с Семина наша экспедиция: Лева, Петя, Галина и Левик. Пришла из Переславля радостная весть, что «часть» пришла из Москвы. Завтра Лева уезжает в Петровск фотографировать, Петя с Лялей устраивать дела в Переславле, Галина в Москву.

<На первом развороте новой тетради: Что день грядущий нам готовит?115>

11 Августа. Встали в 5 у. и с 7 у. наши уехали. Ляля при встрече с моими ребятами ужасно волнуется и расстраивается: с одной стороны, ей хочется показать им нашу жизнь как высокий пример, с другой, ее кусает ущемленное в борьбе с ними самолюбие, с третьей, она меня к ним просто ревнует, с четвертой, ей не хочется обойти и мои естественные чувства к сыновьям, в-пятых… всего не перечтешь… — От каких пустяков, -сказала она, — мы с тобою так волнуемся! Нам можно жить только в пустыне. — Напротив, — ответил я, — мы оттого и волнуемся при встрече с людьми, что в пустыне живем.

Вечером Ляля пришла из Переславля, а Петя привел на буксире машину в гараж и начал ремонт.

12 Августа, Сколько я бился, чтобы вдохнуть в Петю ведущую человека Мысль и ничего не мог сделать, потому что некоторое время человек должен сам вести Мысль: и вот это

550

необходимое усилие он не мог сделать. Он очень исполнительный и вообще умный парень, но от себя он ничего не может начать. Это лентяй русский и современный: трудится, делает, но не от себя, и это за труд не считается, потому что самое главное в труде — это своя ведущая Мысль. Оставаясь, однако, в роли исполнителя, Петя предпочитает оставаться исполнителем чужой воли, чем начинать что-нибудь во имя своего личного благополучия, как американцы.

На этом примере легко понять всего русского человека: он хорош в «да будет воля Твоя» (не своя), т. е. он пребывает в состоянии европейского человека до Возрождения (своя воля). И тут-то вот и есть коренная разница с европейцем: тот обрел законным путем свою волю, вроде как Адам, вкусивший от древа познания добра и зла; наш русский ничего этого не знал, и даже ужаснейшая революция не могла взять его душу, и самая «война моторов» (машин) была для него не следствием эпохи Просвещения, как у европейца, а напротив, эпохи новой формы рабства. В этом-то и состоит восточная особенность души русского человека (как и японца, и китайца). Наше Возрождение (если только не быть концу?), как и всех восточных народов, начнется лишь после этой войны…

Наши победы над немцами в малом плане (для всех) объясняются низкими личными потребностями нашего «дикаря», приставленного к истребительной машине, и соответственной современной технике организации террора. В этой машинной организации человек будто бы потерял свою волю. Но мы поправим это тем, что своей воли-то у русского никогда и не было, он этого не вкусил.

13 Августа. Возможно , что Петя сегодня приведет машину, -большое событие! переезд обеспечен.

Тип советского пессимиста накануне победы: он происходит в основе из пережитого ужасного душевного бедствия с утверждением в сознании совершаемой нами какой-то неправды, и что с этой неправдой не может быть никакого честного соглашения других народов, и что «наши» от своего никогда не отступятся.

551

Через эту бездну не перелетит ни одна райская птица будущего. На этой пустоте невозможно ничего построить.

Всякий лелеющий лучшее думает о себе лично: что он перейдет бездну так, будто бы это хорошо и всем, — и что эти «все» есть Россия будущего. А наплевать мне на такую «Россию».

Оптимистом имеет право быть лишь человек дела: покажи мне, что ты сейчас делаешь.

Мы переплывали реку, я греб, она мне говорила:

— Для тебя, только чтобы успокоить тебя, я бежала с Ботика, думала, как бы поспеть до 8 вечера, избавить тебя от поездки на велосипеде.

— Но ведь и я так всегда спешу везде во всем для тебя, как для себя.

— Нет, это не совсем для себя: это ведь не всегда приятно.

— Разве всегда приятно делать для себя, необходимо — да, но управлять собой не есть удовольствие — это долг. И в этом долге я не знаю, где я, где ты: мне все равно, ты — мое я, и сверх этого, т. е. чтобы соединиться с человеком другим в одно существо, я дать ничего не могу.

— А я хочу видеть в тебе больше, чем хочется для себя.

— Да, хорошо, пусть! но путь-то к этому высшему лежит через себя.

Так мы переплыли реку, она пошла по делам на том берегу, а я улегся в лодку, смотрел в облака, на ласточек и думал о наших словах: для нее это «высшее вне себя» есть некое Данное, из которого она исходит, для меня это Данное неощутимо без себя: я, моя личность есть единственный путь к этому Данному.

Может быть, такой обязательно личный подход к Сверхличному — есть именно путь художника?

Может быть, потому и Гоголь, и Толстой, и другие, искушаемые (через Черткова, о. Матвея и т. п.), покидают свой художнический, личный путь116 именно в соблазне скорейшего соединения со Сверхличным?

Неужели в лице Ляли именно и приближается ко мне подобное искушение?

Я думаю, нет, потому что Ляля по природе своей тоже художница, не умевшая устроиться и раскрыть свой талант, и потому

552

она так особенно и любит меня, что понимает меня как свой талант. Это и спасет меня от искушения.

Но есть другая Ляля, зачеркнуто: моралистка, церковни-ца> которая любовь между людьми хочет сложить не лично-творчески, а как вывод, как вытяжку человеческую из существа Божия. Эта Ляля-моралистка, прямая и настойчивая, как дятел: долбит и долбит.

Личность человека —