исполняется в любви, и в этом женщина растет, и самая Богородица в понимании русского православного народа почитается не как дева, а как матушка. Одним словом, старушка Божья Матерь как старушка доступней русскому сердцу, чем Божья Матерь.
17 Октября. «Прекрасная мама» принята с восторгом в «Красную звезду». Это значит, что в моей 3-й литературной карьере сковано звено. Итак, 1-е звено было получение ордена в день рождения, 6-го Февраля 43 г., второе — это мой юбилей в мае, и 3-е — выход «Мамы» в «Красной звезде» 18 Октября.
Радует меня по следующим причинам: написать в газете на читателя всей страны и от себя, по-своему, не уступая ни в чем себя «заказу», было тайной мечтой моей — и она осуществлена. Еще радует меня как доказательство в том, что оскудение литературы зависит не целиком от внешних условий, а и от самого писателя: пусть не будет литературной общественности, но писатель может быть при всяких условиях, что он как личность больше условий.
18 Октября. Вышла в «Красной звезде» «Мама». Не знаю, как дальше, но сейчас ликую: кажется, мне удалось сказать для всех, и не пошло (вопреки формуле Мережковского: «что пошло, то пошло»150).
Рассказ о Марье Васильевне.
594
Замошкин говорил, что в признании меня сходятся все… Так это со стороны и, возможно, от малой моей выразительности и слабого их внимания, а когда попадется на глаза, скажет: -Недурно! — и тут все сходятся. Что же касается моего личного чувства, то я все время остро чувствую врагов, действующих против меня. Но каждый раз, когда являлся предполагаемый враг какой-нибудь личностью и я нападал на него, то приводил его в изумление: он никогда не был моим врагом. Я думаю, что, скорей всего, на меня просто мало обращали внимания и я, раздутый в себе и, может быть, отчасти и не без основания, на это и сердился. Не обращают же внимания на меня просто потому, что я пишу не на злобу дня, а хожу кругом-около.
Доклад Пети о ремонте машины (мотор), намечается поездка в пятницу или субботу.
Намечено выступление по радио в среду или в четверг.
Как люди могут сойтись и понимать друг друга, если одному жить хочется и все впереди, а у другого все в прошлом и впереди только кончина и страшный ответ на грядущем «судилище»? И все-таки они сходятся, бабушка с внучкой, и соединяются в сказке: бабушка сказывает, внучка слушает.
Так, наверно, и наши стихи, наши повести, романы — все это та же самая бабушкина сказка, предназначенная для связи людей между собой.
Это внутреннее, в глубине каждой души таящееся сознание о предназначении искусства для связи жизни вырывается у каждого наружу в дневное сознание, когда выходит в свет какое-нибудь новое замечательное произведение. И если сейчас у нас говорят, что критика очень плоха или плохо пишут, -это значит, что расстроилось здоровье в народе, бабушка ли больна, не может рассказывать, или животик у внучки болит, и ей не хочется слушать.
На всем юге, от Киева до Крыма происходит последнее, все решающее сражение, и все уверены, что немцы скоро будут разбиты, и все, встречаясь, говорят: — Ну что, еще повоюем, год или два?
595
Страшен становится не тот немец, который дерется под Киевом, а тот необходимый для русского немец-учитель, который учил нас и до войны во всех школах, и во время войны. Всякий способный ученик в конце концов преодолевает необходимость своего подчинения учителю и смотрит на него с улыбкой (вспомнилось, во время разбора памятника Александру III выступал такой честный немец и говорил: — Розги, розги, вам нужны, и будут розги!) Но как далеко нам до этой улыбки! Как нужен будет этот немец после войны, чтобы всех прибрать к рукам, всем наладить порядок жизни. Этот немец уже и сейчас к нам возвращается в школы, в церковь, в семью. И он, конечно, страшен для всех. Но все-таки очень хорошо и слава Богу, что многие русские для этого сами переделаются — в этого немца необходимости общественной жизни, чем если бы водворился сам исторический немец. Пусть лучше через нашего Сталина немец придет, чем через Гитлера. Наверно, после войны и самый социализм сделается орудием порядка этого немца необходимости. И весь наш анархический социализм будет тогда системой, обеспечивающей в государстве порядок.
В нашем обществе Сталинской эпохи у многих отставших в сознании действительности граждан есть в душе несмотря ни на что какое-то идеалистическое представление о социализме, с точки зрения которого они критикуют социалистическую действительность.
Этот идеалистический социализм, социализм как мораль, как поведение осталось у нас от предков, оно живо было еще при Ленине и превратилось из желания (Хочется) в строй (Надо). Социализм как желание остался теперь у провинциалов жизни, социализм как строй действует как государственная реальная сила.
Достаточно утром пройти по улицам Москвы, посмотреть на девочек с тоненькими ножками, превращаемых в строю в тысяченожку, на мальчиков, на разные группкомы, чтобы определить социализм как строй, и понять через этот строй государственную необходимость в чистом виде; не мечту отдельных людей, [а] движение нашей революции как собирание людей в строй для извлечения из них силы, как сознательное
596
направление этой силы строя на промышленность, на войну, на восстановление жизни в опустошенных районах после войны.
<2 строки вымарано> Теперь очень понятно стало, почему так [надо]… Это вышло потому, что никому не хотелось попасть в строй, все отлынивали и ворчали. Но эти «все» были каждый в отдельности, -а в ячейке строя каждый растворялся во всем.
Капиталистический мир действовал силой конкуренции составляющих его атомов, социалистический — силой раздробленных атомов, силой, собираемой от расщепления самой личности (атомного ядра).
Чтобы личность свою сохранить, надо было не противопоставлять личность свою строю с неизбежной судьбой расщепления и обращения в строй, а надо было сохранять свою личность, приспособлять к условиям строя.
Теперь, когда Пастернак пишет в «Правде»151 и Ахматова становится чуть ли не лауреатом Сталинской премии152, это самоопределение в строю личности скоро сделается всеобщим движением, и тем самым определится «свобода» и отпадет государственная необходимость дробить личность для добывания физической силы: теперь в добровольном самоопределении личности в строю эта добровольность переменит качество силы: сила «Строя» будет определяться не как физическая, а как, может быть, и «духовная».
Нашим провинциалам представляется, будто сейчас возвращается старое царское время, на самом же деле старое не возвращается, а лишь соглашается стать в ряды нового Строя. (Старому деваться больше некуда, и оно становится в строй новый, и неумные люди это понимают обратно, будто новое сменяется старым и наступает реакция.) Нет, наверно, никогда старое не возвращается определяющей силой, разве лишь за исключением эпох падения от старости.
Качество сил физических или духовных…
Есть качество силы, именуемое как физическая сила, и есть качество, именуемое как духовная сила. Сила в себе, конечно, одна, физическая она или духовная, а все зависит от точки зрения: сила, независимая от человеческой личности, понимается
597
как физическая, а сила, исходящая от личности, — духовная. Но в существе сила одна, и это единство достигается через Бога, который определяет действие «физических» сил.
Все движение личности с ее духовной силой состоит в одухотворении (сознательном) силы физической, ее обожествлении и очеловечивании. Значит, материализм как стремление человека овладеть физическими силами (материалами), может быть, даже и ближе стоит к Богу, чем идеализм.
Мало того! Материализм и идеализм совершенно так же, как Ветхий и Новый Завет, могут быть поняты как разные пути к одной и той же сущности: путь Крови и путь Слова. Что из этого, если эти пути встречаются, пересекаясь крестом? На кресте распинается человек, тот и другой путь обнимают одну и ту же круглую сущность.
Взять в пример любознательного путешественника вокруг света: ведь не то важно, что он окрутил земной шар, а что он в сближении своей личности с шаром земли узнал. Так и наши пути земные, путь Крови (Материализм, Ветхий Завет) и путь Слова (Идеализм, Новый Завет) пересекаются, скрещиваются, но обнимают одну и ту же сущность.
Нужно так строить свою жизнь, чтобы можно было собирать в себе тишину и распространять ее от себя. В этом и состоит творчество мира (тишины). Борьба моя за тишину начинается утренней молитвой, продолжается писанием, пока сильна голова, а дальше держится охраной тишины в доме путем связывания враждебных сил (хозяйственных споров жены и тещи).
Листики встающих от земли к солнцу деревьев не оставляют в воздухе следов, мысли человека тоже раньше рождались и опадали неизвестно куда, но люди придумали делать отпечатки мыслей в словах. И так стало, что и ноги всех животных оставляют следы на земле, и мысли человека, только не оставляют следов в воздухе цветы и листики. И вот осень, склонили головки цветы, падают листья, и жалко, потому особенно и грустно и жалко чего-то осенью, что от самого прекрасного на земле, от цветов и зеленых листиков не остается никаких следов.
598
19 Октября. Вечером пришел Шишков, награжденный орденом Ленина. Читал ему рассказы «о маме», хвалил. Указал на собрата моего и тезку Зощенко. Не знаю только, кто у нас с Зощенкой Соловей, кто Петух.
Достал «Красную звезду» со своими рассказами, пытаюсь остатки (лучшее) дать в «Правду» через Заславского.
20 Октября. В 8 ¼ вечера читал по радио. Привыкаю к образу жизни в Москве.
21 Октября. Петя захворал (прострел). Поездка расстраивается. Путешествие Ляли в «Правду» с рукописью к Заславскому.
Чувство социализма как новой морали не заглохло еще в обществе и, наверно, не может заглохнуть в силу напора самой жизни. Эта мораль не допускает возможности распространения военного механизма на последующую мирную жизнь. «Мне хочется жить», и это «я больше люблю».
Кажется, нет ничего на свете слабее воды — соломинка разбивает струю. И в то же время нет ничего и сильнее: небольшой ручеек разрезает и рушит гору. Помните, друг мой, дождь? Каждая капля отдельно падала, и капель этих всего было неисчислимые миллионы. Пока эти капли носились облаками и потом падали — это была наша жизнь человеческая в каплях: мы, люди, тоже так носимся в каплях и падаем. А после все капли сливаются, вода ручьями и реками собирается в океан, и опять, испаряясь, вода океана порождает капли, и капли опять падают, сливаясь. Так точно и жизнь человеческая: мы тоже в каплях, каждый по отдельности поднимается от неведомой нам какой-то человеческой стихии, подобной океану (самый океан-то, может быть, и есть отраженный образ нашего человечества). Каждый из нас знает, что каплеобразное состояние жизни не вечное, что за каплей таится какое-то Целое, и в то же
