Она меня утешала: — Не огорчайся, у тебя есть песня, у тебя я, кончится война, мы уедем на Кавказ, будем жить в саду.
В полдень под нагревом солнца (+11) там и тут, куда не глянешь в бору, вылились примерзшие фигурки и в воздухе рассыпались пылью. И так много этой пыли оставалось в воздухе, что лучи, просвечивающие лес, быль дымные, и в лесу от множества проникающих лучей было серо и дымно.
Но еще, может быть, какой-нибудь только час льет с крыш на солнце капель, и сосульки растут еще медленно. До сих пор еще не начал определяться наст, и когда станешь боком к солнцу, то одно ухо у человека краснеет, а другое в тени белеет от холода. И руки зябнут в перчатках, а когда снимешь перчатки и руки поднимешь против солнца — согреваются.
Вечером на закате за стеною сарая на голубой, лазоревой как небо снежной окружности горело золотое пятно. И я, очарованный, глаз не мог оторвать до тех пор, пока не потускнело золото в лазури. Мне было так, будто это кусочек неба далекого лег на землю, и я мог наслаждаться им вполне и дивиться близости его.
В здоровом теле здоровая душа — это было в древнем мире, а теперь довольно посмотреть на парад матрешек в голубых физкультурках, чтобы подумать обратное: только при здоровой душе может расти красивое тело.
Проводили Н. В. Власова с письмом о пропуске в Москву Фадееву. Он себе клюквы наменял на 25 р., 6 стаканов, мяса купили ему по 55 р. (в Москве по 100 р.).
69
Достал табаку (махорки) и теперь куда ни приду, с кем ни начинаю разговор, вынимаю кисет и угощаю. Всякий делается добрым, и после этого я начинаю деловой разговор. Так вот вел переговоры с председателем колхоза о молоке, и сегодня вечером принесли 2 литра, и я буду так получать ежедневно. Все рады этому ужасно, и особенно бедная теща.
Весна света делает с тобой что-то, чего трудно понять: то представляется, будто давящий сверху на темя потолок поднялся и дымкой разошелся в небесах. А то будто руки такие и дыханье такое стало, что взмахнешь руками и охватишь весь свет. Но главное, как будто утверждаешься в радости — и так отчетливо. И так ощутимо это было сегодня, что я даже про молоко подумал: не оттого ли это, что с нынешнего дня мне получать две крынки молока. Но нет, оказалось, я утверждался радостью оттого, что глядел на голубеющий снег возле сарая: в свете было мое утверждение.
Проходят, возрастая в красоте, святые дни весны света. Каждое утро из голубых теней между деревьев строится скиния*.
Агент по заготовке материалов для торфопредприятия едет на машине, берет с собой торфу, мяса, картошки и устраивается в Москве как дома. Продает картошек мешок за 1000 р., покупает каракулевые воротники (какие дураки, продают по 175 р., по прежней цене).
Начальник пней, скипидарщик, занялся самогонкой. Конюхов дал ему два пуда муки, а тот притворился, что сжег. Конюхов остался в дураках.
Конюхов женился. — Хорошо живет? — Очень хорошо. Кровать из Москвы привезли за 500 р.
Два энкеведешника из Ярославля в общежитии в Переславле спрашивали Власова: — Что это за писатель Пришвин, пишет о
*Скиния (др.-греч. шатёр, палатка; ивр. обиталище, местопребывание) — походный храм иудеев.
70
каких-то зверях. Зачем это? Вот есть Лебедев-Кумач, это писатель! -Почитайте Горького, — ответил Власов, — и вам будет понятно.
В книжной лавке в Москве, говорят, спрашивают много Библию. — А кого из писателей? — Только не Горького и не Маяковского.
Пришел человек, кто его знает, какой, и стал мне нашептывать, что Можайск взят немцами обратно и что Кронштадт пал и что, кажется, пал Ленинград. А женщины в бараке рассказывали, что никаких зверств в Клину не было, что какой-то немец отобрал у нее белье и она пожаловалась офицеру. Узнаешь его? -спросил офицер и поставил всех в ряд. Она узнала, и он тут же на ее глазах велел его расстрелять. — Вот бы вам, Мих. Мих., взять бы да и к немцам. Вам они ничего не сделают, вы для всех желанный. — Милый мой, — ответил я, — у них меня будут, конечно, читать и почитать, но ведь у них же правды нет.
Самое замечательное в нашей русской истории наступило время: госуд. власть осталась, как шарики жира на молоке, сливки. И все разделилось на «у них» и «у нас». У них все есть. -У нас… и т. д. «У них» — это партия, власть. — «У нас» — это народ, вернее, чернь. Откуда это?
А вот откуда. Я, как русский, когда вижу представителей другой народности, чувствую превосходство их перед русскими, пусть то будет англичанин или татарин, или удмурт: чувствую, что те все обходятся без какой-то нашей непонятной единственной в мире и сокровенной гадости. И в то же время это искреннейшее чувство гадливости к себе самому определяет границу чего-то такого ценнейшего, чего нет ни в одном народе70.
Свет весной действует так, будто ты выходишь из себя и вне себя уже утверждаешься в той бесспорной радости, которую у тебя никогда не отнимет никто.
19 Февраля. -27. Ясно. Тихо.
От вчерашнего полдневного тепла (+11) везде на южной стороне снежные фигуры и деревья дали сосульки: у моржа выросли
71
клыки, у Мефистофеля — зубы. Всякое темное пятнышко на снегу, листик, стал погружаться, каждая хвоинка теперь в колыбельке, и вокруг веточек в снегу теперь блюдечки.
Как бывает начало весны света, такой какой-нибудь особенный час в каком-то особенном дне еще в декабре, так точно и весна воды начинается в феврале, и вчера это было самое первое начало, когда в полдень при +11 закапало со снежных фигурок («блюдечко» живой воды).
20 Февраля. Пасмурно, ветер меняется, утром -25, вечером -9. По-видимому, кончилась серия лучезарных дней и будут метели.
Ходили с Лялей в Купань проверить картофель. Ляля проповедует Бога Мих. Ив. Новожилову (было время — она этим жила).
В эти годы мы все были свидетелями образования в обществе из хаоса персоны власти, подобно тому, как в косточке из плазмы образуется ядро. Это ядро или вождеобразование сопровождалось поглощением души (личного начала в человеке). Но это, конечно, было известно и понятно теоретически давно, только мы-то сами теперь были свидетелями и невольными участниками этого процесса, и потому это кажется таким необычайным.
Усиливаются опять прогерманские настроения и, главное, те же люди, которые говорили о зверствах, опять говорят, будто это неверно. Сколько наговорено о погибели немцев от морозов, а мы продвигаемся на куриный носок. Понятно, кончается доверие к словам.
N. объяснил наше положение немецкой провокацией, погубившей в свое время всех даровитых и образованных офицеров. Теперь отсутствие образованных командиров дает нашей войне будто бы партизанский характер.
Половецкое и Скоморохово. Мне пришло в голову спасаться в случае весеннего немецкого нашествия не поездкой куда-нибудь
72
на Урал и не оставаться в Москве, чтобы не попасть в положение ленинградцев, а устроиться в глубине района в Половецком или Скоморохове. Это действительно единственный разумный выход, и если выйти так за порог смерти не удастся, то значит так и надо. После поездки в Москву поедем с Лялей на разведку.
Очередные дела: 1) перевозка картофеля из Купани, 2) починка машины, 3) добывание бензина, 4) поездка в Москву.
Не забыть рассказа агента продовольствия о той яичнице и вине, прикосновение к которым освобождает от платы злостных неплательщиков.
Вода и лодочка. Ляля, я не скажу, чтобы мудрее меня была, нет. Вот в том-то и дело, что мы не разные с ней, а равные и не сливаемся. Но я часто чувствую в себе упрек себе самому в том, что Ляля иногда, как мне кажется, не движется вперед. Этот упрек я всегда обращаю к себе самому, потому что Ляля во всем всегда мне отвечает: стану я — и она стоит и дожидается, движусь — и она движется и даже пойдет вперед. И это не потому, что она зависима, а потому что любит, и такая уж ее женская любовь: похоже на любовь воды к плывущей по ней лодочке.
Разговор с Михаилом Ивановичем:
— Признаюсь, я за это время и Бога оставил.
— Кто же вам картошку послал>
— Колхоз работал, я взял за свой труд.
— Ты работал, а откуда семя картофеля?
— Не знаю, откуда брал колхоз семена, кажется, свои оставались от прошлого года.
— Я не о тех семенах, а о самом происхождении картофеля, первоначальном его семени.
— Ну, это природа, это дано.
— А кто дал?
— Не знаю, может быть, Бог засеменил, только мне-то что: он семенил для себя, а не для меня. Есть Он или нет, такой Бог -мне все равно. Меня беспокоит Бог вездесущий, всемогущий и
73
всемилостивый. Я сомневаюсь в таком Боге, потому что мыслимы ли такие бедствия, если Он всемилостивый. Ляля много и хорошо говорила о Боге-Слове и Боге-Мысли, но Мих. Ив. все повторял:
— Слово ваше справедливое, все это может быть так, да вот темнота-то наша, никак не сообразишь, никак не поймешь: ведь если Он вездесущий, значит видит наши дела, а если Всемилостивый, так как же ему не пожалеть теперь невинных людей, не вступиться за правду.
— А может быть, — сказала Ляля, — правда не в том, чтобы ваш невинный награду получил и жил бы благополучно, может быть, правда в необходимости страданья, приводящего к новой мысли. Бог есть Слово, есть Мысль, мы от Слова начались, Словом посеяны, и новой Мыслью через страданье возвращаемся к Богу.
— Ну да, все верно, только темнота наша…
Видя безнадежное положение спорящих, я сказал:
— М. И., да ведь у нас разговор идет не о том Боге, которому в церкви кулаки молятся. — Он повеселел и сочувственно отозвался. — Иконы тоже — это только образ для верующих и совсем не важно молиться, глядя на икону или на небо. А для них, кулаков, это идолы.
— Правильно, Михаил Михайлович, я об этом самом и говорю, что все это я оставил, а то, что вы говорите — Мысль, Слово -мы тут в темноте ходим, нас это мало касается.
После этого признания даже и Ляля унялась и спорить перестала: Мих. Ив. действительно говорил о Боге, который ничего общего не имел со Христом.
О здоровье. Природа, как божий импульс человеческому творчеству, или же природа, как идол. Есть здоровье, которое дается от природы, и есть здоровье, создаваемое изнутри самим человеком: красота эллинских богов именно так создавалась, именно усилием творческого человека, преобразующего внешнюю природу. Напротив, наш
