«На юге»87. Редкостной чести писатель (в наше время), читал, будто от приятеля письмо получил.
Видимо ясно теперь, что разноплеменная армия немцев кормится грабежом, — и тут вся «идея». Весь вопрос теперь в том, в состоянии ли Гитлер выставить к весне новую германскую армию и все начать сначала (сомнительно).
Вложить эту мысль в уста военного учителя гимнастики, того самого, который в гимназии вышвырнул меня к ногам директора. — Не рассуждать, — сказал он, — самое вредное. — Так то рассказ…
Нужно быть призванным педагогом, чтобы управлять детьми без насилия. На деле приходится обучать массы детей, для которых не может хватить призванных педагогов. Вот почему в немецкой школе признаются телесные наказания. Это проще, честнее, убедительнее для детей, чем холодные дипломатические урезонивания. И даже человечнее, потому что человек к человеку ближе в драке, чем в рассуждении.
Мы все теперь знаем и на фронте и в тылу, какая это мерзость война. И так как теперь во всем мире война, даже в Индии и на тех островах, где живут райские птицы, то мерзостное чувство распространяется на весь мир: нигде не лучше нашего, и райские птицы, наверно, если к ним хорошо присмотреться, так же гадят и непременно кричат и дерутся, как наши вороны. Теперь остаются нам только заповедники для пустынного житья. И если только останусь жив после войны, то выпрошу себе у государства клочок земли в Кавказском заповеднике, выстрою себе там домик и поселюсь навсегда.
Другой раз смотришь вот так возле елки, как из глыбы снежных кристаллов образуются и скатываются с ледяной сосульки круглые капли и падают, круглые, на ветку березы и сбегают на конец ветки, где почки, и вот-вот упадет большая блестящая на землю. Ну, ведь это же великая тайна совершается: прямая линия кристалла превращается в шар: тайна, потому что в этот
102
момент превращения чувствуешь, что через какую-то пленку забвения ты можешь проникнуть в усилии ума, чуть бы — и станет ясным образование мира.
12 Марта. -15. Солнечно. Ветрено. Поземица занесла все дорожки, все тропинки. У Захарова кончилась подписка на газету. Погрузились во мрак, но из мрака показываются предчувствия. Ляля говорит, что все должно скоро кончиться и для всех неожиданно.
— Мы-то все понимаем и даже бога вашего видим, которого сами вы не сознаете и отвергаете, а вы нас не понимаете и ничего в нас не видите. Представьте себе какой-нибудь чудесный продукт вроде чая, и вот явились люди, которые разбирают чай, как сено, с точки зрения корма животных. Все верно, и спорить нельзя: чай очень плохое сено.
Но все эти критические стрелы летят мимо сущности чая, как вкусового вещества. Точно так же вся антирелигиозная пропаганда направлена не на существо религии, а в политику, складывающуюся вокруг религии, похожую на осуждение чая, как сена: религия — опиум для народа. В этом ваша слабость перед нами: вы нас не понимаете и в этом ваш временный успех. Но мы вас видим насквозь и знаем вперед, что без лица жить на земле человеку нельзя, и неминуемо массы людей без «во имя» истребят друг друга, а остальные начнут новую жизнь во имя Божие.
Имя Бога сейчас не произносимо, скажи только «Бог» и сейчас же встает Рузвельт, закончивший речь свою ссылкой на Бога.
Два современных миропонимания:
Материя Дух
Человек Бог
Массы («все») Личность
Кто не работает, тот не ест Не единым хлебом жив человек.
103
13 Марта. Кончается 4-я неделя поста.
Великая метель. Даже паровичок перестал ходить в Переславль. Мы отрезаны от города. Начиная с мальчишек, у всех складывается, что весной все будет выдвинуто против нас, и мы все свое выставим против немцев, чтобы сразу покончить с войной в ту или другую сторону. Так возвращается сказка древняя о великанах, борющихся перед фронтом. — И если уж, — говорит Валя, — наши дрогнут, то сразу все побросают и побегут. И если немцы дрогнут, то им конец, и войне всей конец будет в мае месяце.
14 Марта. Евдокия вышла худая. Мороз -19, ветер северный, метель, сквозь метель солнце. Если такая погода на Евдокию, такая будет вся весна, затяжная, холодная.
Метель вышла небывалая.
Поиски мысли, мелькнувшей сегодня во время похода моего утреннего за молоком… мелькнуло мне, что люди умнеют все на один лад, а сходят с ума все по-разному. Влюбленный — это всегда сумасшедший, именно потому сумасшедший, что он сошел с общего ума и должен найти свой собственный, не такой, как у всех.
В этом и есть вся болезнь любви, что перед человеком становится задача выйти из общего ума и стать на свой собственный, значит, сделаться личностью, определиться как существо не-бывалое и человек единственный в своем роде.
В этом состоянии «ненормальности», совершенной отде-ленности от «всех» (я и все) пребывает некоторое время каждый из нас, после чего и делается «как все», или деятельной творческой личностью, или сумасшедшим, т. е. единственным в своем роде, сосредоточенным навсегда на одной мысли (idee fixe).
То или другое, или третье состояние [зависит] от того отношения, в которое станет его «я» к «ты», т. е. к Богу.
15 Марта. Человек вызывает в памяти другого человека бывает по сходству, а бывает по контрасту: по сходству вызывает на любовь, по контрасту на войну. Так вспомнился мне
104
сегодня Ф. Я. Черемхин, сектант-апостол «Нового Израиля»88 и вслед за ним сергиянец89 художник А. А. Рыбников.
Приехал Кононов. Машина готова. В среду или четверг едем на лошади в Переславль и оттуда на машине своей в Москву.
Путешествие в Москву (15 марта — воскресенье по 12 апреля — воскресенье).
Собираемся в Москву. Метель. Кононов пешком пришел из Переславля сказать, что машина готова. Уговорились в среду или четверг выехать в Переславль на лошади колхозной и в субботу на своей машине в Москву. Кононов ушел к себе в Желтиково.
16 Марта. Ясно. Сев. ветер. Даже и на солнце -6.
Образ человека в литературе недаром называется «героем»: в жизни героя именно и отличает его идея. А чтобы как-нибудь отметить и тех людей, которые не имеют никаких идей, но все-таки совершают героически подвиги, их называют «незаметными героями» (капитан Тушин, Максим Максимыч)90.
17 Марта. Тихо, солнце, мороз -33. К полудню солнце разогрело, и день просверкал чудесным кристаллом.
Читал Розанова, у которого было взято все, на чем он стоял: его семья, Россия, церковь, все, все это ушло в его книжечки. Вдруг стал понятен загадочный смысл еврея Вальбе, который назвал еврейскую жадность героизмом, и что евреи «спасут Россию». Он хотел этим сказать, что лучшие русские живут только в духе и им не хватает костяка, крепости, чувства привязанности к земным вещам.
Узнал от Ляли, что Новоселов ушел от Толстого, потому что тот был весь в душевной жизни, но не в духовной91. Она и о Розанове говорила, что сам по себе он не мог быть духовным и ему необходим был кусочек материи, по которой он, как по лесенке, достигал духовного мира. (Недаром в одной книге он поместил портрет своей семьи всем обезьянником: этот обезьянник
105
и был той лесенкой, по которой он восходил к своим мыслям о семье.) Все это верно, только и Толстой, как художник, пользовался лесенкой и достигал тоже этим способом состояния духовной жизни. И всякий художник…
Ляля еще говорила, что мой путь будто бы противоположен розановскому. И напомнила мне, с чего мы начали (Олег) и на чем мы сошлись (чего я искал).
Вечером приходила докторша и высказалась о возможности победы Гитлера. Этот пессимизм происходит от угнетенности набором: берут туберкулезников, калек, белобилетников.
18 Марта. -38. Солнце, тихо. На восходе то ли сел дым (Каинов дым), то ли облака сели, несколько минут невозможно было узнать встречного человека.
Приехал Кононов. Картошка для Москвы уложена. Нам дали лошадь в колхозе. Завтра на рассвете едем в Переславль и в субботу на машине в Москву.
19 Марта. -35. В 6 утра появился Кручинин (почтарь), и мы отправили Кононова с вещами. Сами же направились к паровичку. На ходу у нас был такой разговор.
— Ты мне сказала недавно: вспомни, на чем мы сошлись. Я не совсем ясно теперь представляю себе, напомни яснее.
— А как же, вспомни, тебе хотелось войти в духовный мир, ты даже делал неловкие опыты. И когда тебе стало очень это нужно, я пришла, и мы сошлись.
— Удивляюсь себе, — сказал я, — перебираю в памяти постоянную смену несчастий моих с успехами, преодолевающими беду и обновляющими…
В 10 утра приехали на паровичке в Переславль. Сначала все не ладилось: у Листова нет продуктов, в гостинице места нет. Но скоро все наладилось, и еврей с бельмом на глазу рассказывал нам о Москве, о немцах и «зверствах» с еврейской иронией, с расчетом на два лица: на тех, кому зверства нужны, и на тех, кто им не верит.
106
Вечером были у Аникина и поставили ему задачу на завтра: достать бензину 50 л, масла, хлеба, сахара.
Политическое настроение Аникина переменилось, в последний раз он был уверен в «23 Ф» (день Красной Армии), уверял нас тогда, что в Усолье сидеть нам остается не больше месяца. Теперь говорит, что надо сидеть мне в Усолье, потому что война затягивается.
— Но, конечно, — сказал он, — кто знает, может кончиться все в пятидневку.
(Впоследствии в Москве этот расчет на «чудо» или на что-то оказался одним из современных мотивов).
— Впрочем, — сказал Аникин, — есть кое-что и утешительное, о чем вслух нельзя говорить. — «Катюша»? — Конечно, и «Катюша». — А главное, — сказал я, — горели не робели, а сгорели, тужить нечего.
В гостинице еврей с бельмом рассказывал о боге, который послал ангела узнать, как обстоит у людей дело с мировой войной. Ангел прилетел и докладывает, что Англия отлично готовится, Германия превосходно воюет. В России же все плохо, но люди не унывают, ходят в кино, песни поют, радио слушают. -Ах, мать их так-то, — сказал бог, — все на бога надеются.
— А как в Москве, — спросили мы, — собак меньше стало на улицах? — Не знаю, — ответил он, — не замечал, но только раньше породистые собаки, вроде немецких овчарок, ходили по улицам непременно с хозяевами, а теперь часто видишь, одни бегают.
Еще рассказывал, что в Ленинграде кошка стоит 400-500 рублей.
20 Марта. Мороз, ясно, к вечеру потеплело. Еврей ходил по деревням за картошкой и был очень счастлив, что удалось ему достать по 10 рублей за кило (в Москве по 20). День провели в поисках бензина (с трудом достали 50 л).
21 Марта. Ясно, морозно, -30.
Вспомнились мои голодные рассказы 18-го года94,
