улыбается людям.

27 Мая. С утра пасмурно и прохладно.

Мы собираемся ехать в Переславль. Вернулись из Пере-славля вечером, достали 700 гр. масла, 400 гр. сахару и 2,5 кило овсянки. У С. В. Майорова достал нечто для обмена («головицу» для кур). Заехали к Кордовским. Комсомолка Зина уверяет, что в июне война кончится. А народные вести, что Севастополь пал, Черное море взято немцами. — Мое вернее, — говорит Зина, -людям сейчас бодрость нужна, будем бодры — и все в порядке: в июне война кончится.

Вечер был хороший возле Кривяка: цветет черемуха, токуют тетерева и полная тишина, ни рябинки на всем озере.

28 Мая. Вчера весь день с утра до ночи прошел на то, чтобы добыть себе 400 гр. сахару и 700 гр. масла на месяц. И вспомнилось время… — Помнишь, — сказал я, — когда мы посылали прислугу в магазин в нижнем этаже нашего дома, и через несколько минут она приносила: масло, сыр, яйца, мясо, вино. Какая жизнь была чудесная, и мы никакого чуда в том не видали. — И сейчас, как только война кончится, будет то же и, вкусив «чуда», мы о нем забудем. — Значит, по-твоему, не нужно вкушать? — Отчего же не вкусить, можно и вкусить, только не надо ставить себя в зависимость от этого «чуда», как социалисты.

Против моего окна на днях на той стороне улицы девушка или молодая женщина заделывала крышу соломой, она изгибалась, наклонялась, ложилась, поднималась, — приятно было

175

смотреть на гибкую женскую фигуру и догадываться о красивом лице, какого вообще и нет вовсе в нашей деревне.

Сегодня утром на лесной прогулке Норка, собачка моя, вдруг на опушке леса залаяла и между стволами сосен там подальше под цветущей черемухой я увидел в белом платье, наклоняясь к земле, изгибалась та же самая женская фигура, как тогда на крыше: молодая женщина собирала сморчки. Знакомое приятное чувство сладким током пробежало во мне. (Дальше я сочиняю.) Девушка в белом платье узнала меня, издали улыбнулась, поманила рукой меня к себе и начала, оглядываясь и улыбаясь, удаляться между кустами цветущей черемухи. Я пошел в ее сторону, между кустами, и сколько ни прибавлял шагу, не мог к ней приблизиться долго. Из чащи я выходил на поляну, чтобы увидеть, как она, оглядываясь и улыбаясь на этой стороне поляны, входила в новую чащу. И я опять лез в чащу до новой поляны, пока когда, наконец, под вечер большой лес начал переходить в болото с единственным забытым стогом прошлогоднего сена. Я видел с большой радостью, что она там остановилась у стога и начала делать себе норку для ночевки, как это делают всегда охотники, и потом скользнула в эту норку и там скрылась. Тогда я все на свете забыл от радости и близкого счастья, и весь мир наполнился мне чудесами и звуками необыкновенными. Теперь я знаю, что она никуда не уйдет от меня и ждет меня, обогревая собой прошлогоднее сено. Дальше я сочиняю: что норка в стоге, хотя была и теплая, но глубокая, и я стал спускаться в глубину и конца глубине этой вовсе не было… Тут я останавливаю сказку и вспоминаю, что все это я уже переживал и даже написал в «Кащеевой цепи», как о побеге своем за какой-то Инной Ростовцевой и как потом всю жизнь шел за уходящей фигурой лесами, лугами, болотами, городами и огородами, по крышам и по изгородям, и наконец пришел к стогу последнему на цветущем лугу и на этот последний раз обману не было: в норке была моя женщина и мечта моя воплотилась, и это было действительное чудо… Прочитав это Ляле, я ее спросил: — Скажи, как ты об этом думаешь, он нашел ее, и что это — конец, это смерть? — Нет, почему. — А если нет, то как же мне продолжать? Полет кончился, он нашел, что

176

дальше? — Как что: они проснулись, и пошли собирать землянику. — Значит, все кончилось свадьбой? — Если ты хочешь так назвать — пусть. Но там-то и надо показать, какая это свадьба. -Какая же? — А как у нас.

Так что сказка или роман, или, все равно, поэма, у него возникает для необходимой замены прямого действия пола и состоит в движении и борьбе (в природе это борьба самцов между собой, предшествующая совокуплению, и тоже песня и полет).

Сегодня видел в лесу: на одном сучке сидела ворона и грач, оба глядели вниз и оба по-разному орали. Можно понять, что и у вороны и у грача вывелись и выросли дети и вышли из гнезда, или свалились в траву и еще глупые, беспомощные бродили вместе, и родители, грач и ворона, тоже в защите своей сошлись на одном сучке. Что-то случилось внизу, может быть грачонок сошелся с вороненком и один тюкнул другого. А у родителей эта неприятность перешла в неприятность от соседства. Тогда ворона и грач впервые обратили друг на друга вниманье, и ворона сочла грача причиной той неприятности внизу в ее вороньем роду, а грач тоже почувствовал зло к вороньему роду, и внезапно они стали врагами и бросились друг на друга клевать, и неизвестно до чего бы это у них дошло, если бы Нора не нашла маленького грачонка и вороненка. Напуганные собакой птицы собрали все силы и поднялись на ближайший сук и сели рядом. Тогда родители, узнав в собаке настоящую причину зла, забыли войну и, сидя рядом на одном суку, принялись орать на собаку, почти выговаривая по-человечески: — Пр-рочь, — кричал грач. — Бр-рось! — орала ворона.

Воздух стал серым от комаров. Коровам и то чувствительно, и они пустили в действие специально для этого сделанные и навсегда прикрепленные к их задницам хвосты. Мы же вместо хвостов сломили себе по березовой ветке, и когда миновала нужда, бросили их, с благодарностью сознавая свою освобожденную от вечного нашего хвоста человеческую природу.

— Нечего особенно радоваться, ну а это все, — указала на свое тело Ляля, — разве это все не хвосты и сколько их?

— Конечно, хвосты.

177

— А эта беготня с утра до ночи за продовольствием, — это не хвосты?

— Хвосты!

— А эта мечта о будущих полных магазинах, и ресторанах, и домах отдыха — это разве не хвосты?

— Конечно, конечно, даже все прошлое наше, каким в сущности своей являются все потребности нашего тела, весь этот Ветхий Завет, — все это у нас коровьи хвосты.

— Прошлое! а это будущее, посвященное счастью удовлетворения хвостов всего человечества, — разве это не те же хвосты?

— Но если в прошлом у человека хвосты и будущее — забота об удовлетворении хвостов, то скажи, где же люди, в чем же заключается лицо человека в настоящем, в текущем мгновении? — Есть мгновения священные, от них рождаются ангелы и разлетаются солнечными лучами повсюду, и лучи солнечные вызывают цветы из земли и поющих птиц; и есть мгновенья темные, от них рождаются крокодилы, мыши, жабы и всякая нечистая тварь. Каждое мгновенье наше настоящее населяет природу формами тварей, настоящее мгновенье жизни человеческой — это сеятель зла и добра в прошлое и в будущее. Но даже и это творческое мировое настоящее еще не лицо человека. Мы же с вами хотим отличаться от всех и стать личностями, творцами своего бессмертного настоящего. Мы с тобой в нашем творчестве единого священного бессмертного мгновенья — вот лицо человека: мы с тобой. А все, все эти массы в их прошлом и в будущем — все это хвосты. И ты не радуйся очень на то, что мы со своими веточками березы очень далеко ушли от коров: по пути совершенства «Homo» в его борьбе за существование и в естественном отборе столько наросло необходимых хвостов, что если бы коровы их видеть… могли, они бы запрыгали от радости.

29 Мая. Туман и большая роса. В белом тумане по орошенной матовой зелени ходят по лугу черные скворцы, кажутся сквозь туман большими. Утренняя бодрость проникает сквозь поры тела в самую душу, и я так чувствую «все во мне», но когда хочу произнести весь стих Тютчева «Все во мне и я во всем»122 -не могу. Все во мне — это да, но я не хочу быть во всем и прихожу

178

в это «все» с выбором: и <позднейшая приписка: хотя не чувствую себя сверхчеловеком>, стих переделываю по-своему: Я во всем и я над всем.

Какие-то неведомые мне весенние паучки в тумане одевали каждую сосенку и каждая паутинка убиралась росой. Когда лучи солнечные рассеяли туман, то каждая сосенка, перевитая сверху донизу жемчужными нитями, с каждой веточки вверх поднимала молитвенно сложенные вместе смолистые пальчики новых побегов. В большом темном лесу в стороне неустанно орали вороны, занятые теперь охраной своих молодых.

Редко я чувствовал в себе такую уверенность в том, что жизнь находится в своих собственных руках и что если придет некто или нечто и сделает по-своему и против тебя, то за это с тебя не спросится. Это даже вовсе не ты, а судьба. Ты же, мой друг, Михаил, иди своим путем и спеши со своей Валерией успеть до прихода Судьбы взлететь на высоту, под которой судьбы человеческие видятся ниже проходящими туманами, облаками и тучами.

Так каждый из нас может жить царем по собственной воле, выключая из воли своей — судьбу, которая и с царями тоже не церемонится.

«Все во мне и я во всем» — верно только в первой части, и это я чувствую очень часто и всегда, если я в духе. Но «я во всем» -это не по мне, именно вот этим-то и возвышается мое «я», что оно не соглашается быть во всем и обладает силой выбора. По-своему я бы так переделал этот стих: Все во мне, и я над всем.

30 Мая. Солнечный день роскошный, к вечеру гроза и дождь.

Ездил на велосипеде в Купань за творогом, и хорошо вышло: чудесный творог!

Всенародное чувство какого-то одного конца: один конец. Причем полное равнодушие к тому, какой конец. Важно лишь, что он один.

Теперь после Керчи ясно становится123, что без второго фронта мы ничего не сделаем и если теперь же, в самое ближайшее время не явится 2-й фронт, немцы нас заберут.

179

Русский народ, скажи, кого ты выберешь себе — немцев или коммунистов?

— Что это за безобразие, столько сплю!

— Слава Богу, что спишь, это у тебя самое лучшее: крепко спишь и в Бога веруешь.