форма Бабы Яги. И вообще вся жизнь малого домашнего «бабьего дела» -это находится все в ведении Бабы Яги и весь мир внутри этого заколдованного царства спит. В этом спящем царстве заключены все сокровища человеческой жизни и даже красоты, и даже любовь. Приходит Иван Царевич освобождать красавицу, и вот, кажется, эти сверкающие полосы метеоров, задевающих атмосферу земли — это все попытки царевичей высвободить их красавиц из заколдованного мира.

В Переславле меня встретил бухгалтер Троицкий, очень бледный, расстроенный. Я узнал, что у него был пятый припадок аппендицита, и доктор велел ему немедленно оперироваться. Но в городе нет марли, без нее нельзя, где-то застряла машина с медматериалами и приходится ждать. Велели в ожидании неподвижно лежать на дому.

— Так чего же вы теперь вышли на улицу?

— На улицу-то вышел, — повторил, виновато и смущенно улыбаясь, — вышел, батюшка М. М., не выдержал: водку выдают по литру на душу, иду в очередь.

30 Октября. Утро теплое без мороза. На востоке наволочь, на западе светло. Обрывок луны так высоко в барашках на самом темени неба и такой яркий. При этом свете на мостике узкоколейки я мог разбирать шпалы и благополучно шагал. Несколько часов моего похода солнце не могло выбиться из своего синего, полупрозрачного одеяла, и в полной тишине и тепле озеро спало, нежное такое, что хотелось душой и самому рядом лечь и задремать.

31 Октября. Яркое морозное утро. Лицо человека — это как зеркало Божье, в котором отражается душа человека, прекрасная и дурная, добрая, злая. И, верно, самому человеку и не надо обращаться к Богу, и пусть он даже вовсе не верует. Сам Бог высвечивает душу человека, и стоит только самому своим внутренним светом присоединиться к тем божественным лучам, как лицо всякого человека открывает его сокровенную душу.

311

Вечером у нас было объяснение по существу, я говорил Ляле, что у нас создается непонятное мне положение: сейчас я еще не могу сказать, что добывание продуктов питания всецело падает на меня, но стоит мне взяться и будет все: и дрова, и керосин, и все продукты, и даже воду — все буду я доставать. На долю двух женщин — тебя и маму — останется хранить и приготовлять пищу, не выходя из дома; и все-таки получается, что у тебя не только нет времени помогать мне в писании, но даже выслушивать написанное, когда мне хочется — мало того! тебе некогда Богу помолиться, открыв глаза — ты срываешься и носишься весь день по дому в суете и весь день вы с мамой или ссоритесь или обсуждаете хозяйственные мелочи. Твоя суета закрыла собой весь мир, и дома мне часу не дается сосредоточиться, в себя прийти, и весь мир закрыт мне нашим курятником. Эти мои верные слова ее сильно задели и второпях она сказала:

— Курятник, это свидетельство твоего малодушия, ты просто сам пал духовно и потому курятник тебе заслоняет свет.

— Это по существу верно, — ответил я, — и я сам ежедневно ранним утром, разбираясь, нахожу в себе какую-нибудь вину свою. Но винить себя — ведь это наш основной капитал: это надо беречь для крайних случаев в большом плане. Если же винить себя на каждом шагу и в мелочах, то это верный путь к ханжеству и лицемерию. Нет! Я не себя виню, а виню тебя в том, что не молишься Богу ежедневно, ты просто не можешь делать ежедневно усилие собираться в себя, и потом всякое дело выполнять с благоговением. Нет, ты виновата в своей суете сама и оттого наказание — у тебя нет времени.

1 Ноября. Кончилась драгоценная серия красных дней конца октября. Сегодня пасмурно и тепло, но нависло. Я ходил с велосипедом в Купань, снимал и вспоминал путешественника по Новой Гвинее, который дробил бутылки и торговал осколками стекла у дикарей. Так точно и я торгую фотоснимками. Но пусть даже и так… Чем же плох этот мой труд, — снимать карточки детей для посылки их отцам на фронт? И так все, всякий труд, если научиться подходить к нему с благоговением, как подходили ко всякому делу монахи. Так я смотрел на себя, фотографа, со стороны, и мне нравился этот простой старый человек,

312

к которому все подходят запросто и, положив ему руки на плечи, говорят на «ты». Тогда мне думалось, я даже видел это, что именно благоговейный труд порождает мир на земле.

Вот еще о чем я думал на обратном пути из Купани — что самое богатство личности, сокровище души человека и ее основной капитал — это признание своей личной ответственности за наше зло. И вот, мне кажется, почему люди так упорно борются за то, что ты виноват, а не хотят взять вину на себя и сказать: это не ты, а я. Это потому, что каждый, как скряга, бережет это последнее сокровище души своей и не хочет метать свой бисер на пустяки, не хочет быть растратчиком. Но мало того, человек на пути своем земном от малого круга дел своих до большого, от выхода из ворот своего дома до «и введи меня в Царство Свое вечное»189, и нравственно обязан находить вину в другом и тыкать в него этим: «Ты виноват» и умалчивать о себе. В этой необходимости «тыкать» и заключается и необходимость оправдания войны и такое, что иная война становится священной войной, решающей вопрос о вине.

Ляля, раздумывая о любви Кононова к своим детям, сказала:

— Мало того, что это не любовь, но мне подозрительны в нравственном отношении все родители, чересчур решительно заявляющие о любви своей к собственным детям. — Мало того! -думал я после ее слов, — может быть и вся эта сложная паутина домашнего быта вокруг домашней любви является сетью, создаваемой особым видом паука, приставленного к человеческой личности. («Враги человека домашние его».)

Какая-нибудь Пиковая дама, какая-нибудь старуха-процентщица из романа «Преступление и наказание», и вообще весь этот круг нравственно необходимых дел, вертящихся вокруг ничего, разве это не жужжание мухи в паутине, и старухи эти все с Пиковой дамой во главе, разве это не пауки? И в то же время нельзя подходить к этому, как Герман с пистолетом, как Раскольников с топором. Но какой же выход такой, чтобы вырваться из этой нравственной паутины и в то же время не умывать руки от крови старухи…

Это бывает, когда думаешь даже и на молитве «а может быть Бога-то самого вовсе и нет», и мгновенно придешь в тот мир,

313

где живут и обходятся без Бога, и ясно увидев их всех, так живущих, скажешь себе: — Вот это мое сомнение, это «Бога нет» исходит только из признания тайного, что то есть, что то есть Бог. Но стоит только ясно себе представить то, как сущность, как Бога, и сразу же теряешь всю опору в том бытии. И вот тут есть один роскошный момент душевной жизни, когда из мира неверия возвращаешься к Богу и начинаешь снова молиться Ему Одному. Этот момент благословенный и является бескровным преодолением Пиковой дамы и процентщицы и это есть истинно творческий акт, изображенный в сказках, как пробуждение спящей красавицы.

2 Ноября. Погода продолжается та же теплая с нависшим туманом, как в «Войне и мире» во время псовой охоты у Ростовых. И до чего стал легковерен народ в своей жажде хоть как-нибудь жить: хватается за соломинку, говорит, что может быть и вся зима будет сиротская.

Люди, отдыхающие на связках нарезанной карликовой ивы, к которым я присел отдохнуть, вспоминали какого-то доктора, тоже, как и я, всегда ходил в Переславль пешком. От этого доктора перешли к прежнему человеку русскому, когда бывало из Переславля к Троице 60 верст проходили в один день и попадали ко всенощной. Мало того! и в Киев, и в Соловки ходили пешком. Куда вздумалось, туда и пошел, как ап. Петр, который, когда молод был, сам одевался и опоясывался и шел, куда хотел, а когда это время счастливое прошло, его одели, опоясали и повели, куда ему не хотелось190.

Целый день занимался фотографией для хлеба насущного и думал о герое, который преодолевает паутину «человеческого, слишком человеческого», и что немцы хотели быть такими и русские тоже, и им бы вместе надо, а вышло иначе. В прошлом году в это время немцев ждали, как освободителей, но они не справились с задачей своей неизвестно почему. Теперь все это ожидание кончилось, война стала неизбежностью, и на этом все помирились. Так произошли удивительные явления, что в результате всеобщего разорения жить стали покойнее. Тут происходило

314

что-то вроде сбрасывания балласта с аэростата. А в конце концов, сбрасывается и сама жизнь, как балласт.

3 Ноября. Теперь уже и все крестьяне дивятся и говорят, что не запомнят такой теплой осени. С утра было, как в облаке, и моросило в тепле, а после обеда это кончилось и утвердился солнечный конец дня. Мы ходили в Купань фотографировать и за 4 негатива (по 4 карточки) взяли 30 яиц, ½ кило сметаны и стакан меду. Вернулись очень довольные: моя затея удалась и пока есть пленка — я буду кормиться, и пока будет война -женщины будут снимать детей, чтобы посылать их карточки на фронт тоскующим по дому мужьям.

Вспомнилось озеро, каким оно было недавно, когда я шел из Переславля — такое нежное.

4 Ноября. Темный бор на зарю открывал свои разноцветные окошки, среди них, синих и красных, были и золотые.

Я вернулся к мысли последних дней моих о старухе, опутавшей мир человеческий паутиной нравственных малых дел. И раздумывал о средствах преодоления этой формы эксплуатации одного человека другим, вдруг вспомнилось, что вот я-то сам в своем собственном опыте мог же преодолеть… Могло же в моем опыте выйти так, что сама же «старуха» способствовала моему освобождению, но самое главное, что решение мое исходило не из рассуждения, как у Раскольникова, или Германа в «Пиковой даме», решение исходило из чувства жизни, священной уверенности полной в непогрешимости ее существа, или просто говоря, решение исходило из веры в Бога.

Отсюда из моего опыта ясно видно, что преступление Раскольникова и Германа исходит из помраченного разума (ratio) в оторванности своей от цельного чувства жизни (Бога, Логоса), выделяющего неподвижную идею (по-видимому, подвижность мысли есть одно из необходимейших условий здоровья души и присутствия Бога)…

Это какой-то процесс худосочия, находящий в разуме силу замены здоровья души. Похоже на теленка привязанного, идущего вокруг столба до тех пор, пока веревка