из леса в Купань, перед нами горел закат великим огнецветным ковром с золотыми мечами и лазурными озерами.
Мы провели день в лесу в 5 верстах от Купани, где старичок Иван Трофимыч Новожилов убил моего лося.

30 Декабря. Умеренный мороз и весь день от звезды до звезды сияли и голубели снега. Я проявлял, Ляля работала над дневниками.
Текущее: ходили в Купань делить лося. Живой вес 15-16 пудов.
Чертов сын Барабанов, предколхоза, самодур, хотел нас лишить молока, но мы подняли войну и победили.

31 Декабря. Снова пасмурно, тихо и тепло. Постепенно исчезает обычное чувство страха перед зимой и уважения к Морозу. Это чувство какого-то легкого отношения к зиме (всем запаслись, а зима сама собой пройдет, пролетят деньки — и не увидишь) целиком соответствует и отношению к войне: тоже пройдет как-нибудь и хуже, больше того, что люди узнали, быть от войны уже и не может.
Меня привлекает фотография своей, казалось мне, особенной перед всеми искусственной силой документально подтвердить явления жизни, которые принято считать поэтическим вымыслом. По наивности так все и думают, что если уже явление сфотографировано, то оно и есть и это «фотографически верно».
На самом деле сама фотография дает то самое, что видит общий глаз. Вот если дерево, то на фотографии будет и ствол,и сучки, и листья, и все как есть, как нужно детям: со всеми мельчайшими подробностями. Но фото не может передать той особенности этого дерева и его сущности, что из всего огромного леса по ночам только на этом дереве собираются бесы и ведьмы и при первом рассвете разлетаются и обращаются в сучки.
Можно, однако, представить себе художника, который будет находить сучки, не успевшие на рассвете совсем потерять форму бесов и будет их фотографировать и наконец найдет такое дерево, где что ни сук, то бес или ведьма. И фотографический аппарат это подтвердит фотографически верно. Но насколько же легче было бы художнику, если бы он умел изображать сокровенную лесную жизнь не аппаратом, а карандашом.
Что же касается всеобщей уверенности в фотографической правде, то это происходит частью от общего неверия в чудеса, а частью от детскости масс: известно, что все почти дети, наивные реалисты, фанатически держатся за подробности.
Возможно, что для других Ляля вовсе не такая, какой я ее знаю, и я совсем не такой, каким она меня любит. Мы, конечно, вкладываем друг в друга каждый свой идеал. Впрочем, так и все начинают любовь, с идеального плана. У большинства в дальнейшем это любовное строительство не сходится с планом, назади остается идеал, называемый поэтическим, впереди «проза» с большей или меньшей надеждой на детей, что может быть дети возьмутся строить тот идеал.
То, что неудержимо тянет любящих к сближению, есть, в конце концов, действие силы единственно творческой: в этом все и есть, чтобы двое сошлись и создали третьего. Но это не обязательно вовсе, чтобы третий физически родился. В творческом сближении двух непременно рождается третий, духовный, идеальный человек, похожий на отца и мать и в то же время новый и не похожий на них.
Вот сейчас я так легко могу выйти из себя и с точки зрения этого нового человека посмотреть на старого себя, как на отца. Мне до слез иногда бывает жалко этого доброго и наивного старичка, лелеющего мечту в чем-нибудь оказаться настоящим героем. — Милый мой, — шепчу я ему, -ты потому только не сделался героем, что искал геройства независимого от человеческого признания, но таких героев, независимых от людей, нет на земле: такой герой зависит только от Бога, и люди их лицемерно называют героями
371

«незаметными». Я улыбаюсь тебе, милый отец, что ты, как добрый и умный пес, смотришь на лицо своего Хозяина и не можешь произнести Его имени. Ведь если бы мой пес мог одно слово сказать: «человек!», то, несмотря на свою морду, черные ноздри и шерсть, он стал бы человеком – и то пес! – а ты же сам человек, имеющий божественный дар Слова, и не смел произнести имени живущего в тебе Бога214.

Пришвин М.М. Дневники. 1942-1943 / Подгот. текста Я.З. Гришиной, А.В. Киселевой, Л.А. Рязановой; статья, коммент. Я.З. Гришиной. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. – 813 с.

1943

1 Января. Вчера при встрече Нового года ели превосходного вкуса лосиную печенку и Ляля, радуясь лесному подарку, говорила, что мясная проблема питания решена одним выстрелом и в то же время образовалась какая-то пробка в душе. Стали разбирать, что это за пробка, и оказалось, это «счастье»: вот сколько времени мы напрягали силы, выкраивали из всех возможностей по маленькому кусочку доставать мясо, а теперь больше не надо: у нас лось! И вот от этого, что не надо тревожиться, образуется в душе пробка.
Ночью проснулся и во тьме увидел, как из-под пепельного нависшего неба на фоне черных елей слетали с неба снежинки. И так, оказалось, оно и было: тепловато и слегка порошит.
Во время этого общего подъема надежд от побед на Дону1 все-таки сохранялись люди, не верящие в эти победы («что это за победа, если ценою всего!»). Теперь наступает реакция, и эти люди поднимают головы, и мало-помалу уже и все начинают переставать находить в этих победах какое-то решение войны.
Кто-то видел группу военных, как полагается, с птичками на локтях; а один из них, указав на свою птичку, сказал: скоро птички наши полетят. Это к тому сказано, что будто с Нового года будет введена новая форма на старый лад, с погонами, и что Красная Армия будет просто армия2 и красноармеец – солдатом.
Свояченица лесничего рассказывала, что сама видала по пути в Ярославль. Старушка одна передала лишнее за билет и разахалась. – А может быть, и не передала, – сказали ей, – сосчитай. –
375

Нечего трудиться считать, — сказал какой-то старичок, -у нее в кармане 153 р. 15 к. Старушка все-таки пересчитала, и оказалось в точности, как сказал старичок. Какой-то военный стал смеяться: — Ты вот не старухам, а мне скажи, сколько у меня? — Пятьсот двадцать рублей 73 коп., — сказал старичок. -Сам не знаю, — смеялся генерал. И сосчитал, и оказалось опять в точности так. Тогда весь вагон заговорил, и, конечно, обращаются сразу же с больным вопросом о том, когда кончится война. — Прямо ответить не могу, — сказал он, — но кончится, как и началась, между двумя большими праздниками. — Тогда все стали угадывать, какие это праздники, и по разным признакам решили, что кончится между Пасхой и Преображеньем.

2 Января. Продолжается и в январе сиротская зима, только снег не тает, — так тепло! И понемногу, но не сильно подсыпает снежок.
Делаю, конечно, делаю все, от меня зависящее, но не все от меня зависит. Так и часы я завожу для себя, но время идет само по себе.
— Некуда идти, не к чему прибегнуть, вот и бросается народ теперь в церковь, — сказал лесничий.
— Но сущность религии, — ответил я, — не покой, а движенье.
Завожу часы для своего счета времени, но самое время идет само по себе. Так вот я все теперь делаю: конечно, делаю все, что от меня зависит, но жизнь идет сама по себе.

3 Января. Вчера весь день валил снег валом, и в лесах было, как во сне, когда снится приятно вечный покой…
Ляля освободилась от кухни и принялась за дневник нашей любви3. Переписываем, перечитываем и связываем свое тогда и теперь.

4 Января. Продолжается теплый и ветреный снегопад, леса глубже и глубже погружаются в сон, и сонные лесные видения расстанавливаются везде по сучкам, по веточкам, и часто даже
376

небольшие, в рост человека и выше, ели, сосны и можжевельники в сумерках показываются статуями, и если долго пристально вглядываться — начинают кивать головами.
Послезавтра, 6-го, будет сочельник. Приехал поп, убирают церковь, чистят пролежавшие без употребления в церковном хламе на холоду в сырости паникадила. Говорят, что будут звонить. Сколько от начала революции люди ожидали конца большевиков, говорили вначале, что через три дня, потом через месяц, потом по Библии и по каким-то еще сомнительным мистическим книгам устанавливали срок конца. И ничего не выходило, и когда отчаялись и бросили ждать, пришел им конец.
— Погодите еще, — сказал старый воробей, — все еще может быть и мякина4.
Мы шли вчера вечером к Пашке Журавлеву, постоянно теряя занесенную снегом дорогу, сзади нас по случаю выходного дня орали мелкие червивые ребята дикими хриплыми голосами дикие выкрики, вроде того: «Кто Тартушкиных заденет, тот готовь досок на гроб».

5 Января. Ветер восточный, красная утренняя заря и морозит. Холодно.
Совсем приготовились, что в сочельник откроется церковь и раздастся в Усолье благовест. Но сейчас доходят слухи, что предсельсовета Александров против открытия, а предколхоза Кутимов за открытие, мотивируя тем, что без этого колхозницы не станут работать.
Несмотря на победы наши, открывается безнадежность в отношении полной нашей победы (очень истощены) и растет всеобщая уверенность в близости конца войны (Америка начнет мирную конференцию)5. В перспективе грядущего благополучия Ляля сейчас уже ощетинивается против этого безоглядного потока…

6 Января. (Сочельник.) В предрассветный час наконец-то встречают меня все звезды разом.
377

Будет служба сегодня или нет? Все равно: это касается лишь Усолья, а так служба везде. Это была встреча Церкви с Кино на поле смерти. Но несомненно, что те, кто за Кино, потом сумеют прилепить свое благополучие и к Церкви. Вот почему Ляля сейчас уже встревожена из-за ревности к жертвам этой борьбы Церкви с Кино. (Многие церкви прямо даже переделывались в кино, а кладбища — в гульбища. Гульбища на кладбищах и в церквах кино.)
Князь Трубецкой, опускаясь по необходимости в своем внешнем положении богатого и знатного человека, никогда на это не злобился и не лишался даже свойственного ему юмора. Так вот однажды он в кабацком оркестре играл на виолончели6. В кармане же у него, как всегда, была тростниковая дудочка, на которой он умел сыграть все, что только захочет. Однажды, играя в оркестре, он получил записку такого содержания: «Ваше сиятельство, сыграйте по желанию начальника милиции на дудочке соло «Не искушай»7». В ответ князь немедленно выступил и сыграл «Не искушай» на тростниковой дудочке.
Я подтолкнул его для заработка писать рассказы и дал несколько добрых советов по литературной технике. В какой-нибудь месяц он научился писать смешные приключенческие рассказы, имел успех и хорошо зарабатывал в журнале «Вокруг света»8.
Вспоминаю и записываю, раздумывая о пределах унижения: по существу нет этих пределов для идеального глубокого человека, отвечающего за жизнь свою перед любимыми людьми и перед