все подавили друг друга. В это время на котельное возвышение стала женщина, эта самая Мария Васильевна, очень худая, высокая, безгрудая, бестазная, с бледным вытянутым лицом и большими лиловыми глазами. Были ли глаза и вправду лиловые? Конечно, нет. Но как вспоминаешь и спрашиваешь себя, какие это глаза, не мы одни отвечаем: лиловые. Волосы ее были цвета мочалки, жидкие и распущенные. — Граждане, — сказала она, — перестаньте дурить, без воли Божьей ни один волос не упадет с головы.

— То-то у тебя волосы, — крикнул ей кто-то, — не густы, видно Бог все повыдергал.

Кто-то засмеялся, и этот смех добродушный остановил давку.

— Будет смеяться, — сказал кто-то, — над чем смеетесь: будь назначено — и в убежище не спасешься, а не назначено — и в кочегарке жив будет.

— И спасемся! — твердо крикнула М. В.

— Знаешь?

— Знаю.

489

И спустилась с возвышения и села рядом с нами. Все успокоились, все стали размещаться, и тут началось наше знакомство с этой Map. Вас. и перешло в близкие отношения к своему человеку.

Не хождение, а езда по мукам с 2 до 11 вечера, и наконец -машина села у Гремяча.

17 Мая. Муки старухи: природа мне как «эгоизм», сила какая-то… И тут вот борьба «эгоиста» за жизнь (язычество), а то умирающее, как христианство (т. е. преодоление в переживании).

Оправдание язычества и есть истинное христианство.

Как исчезла «Фацелия» с цветами своими и как потребовалось снова вызвать ее на помощь*.

Христианское мужество. Мужество Ляли и Зины, примеры побед этого мужества.

1) Алексей Божий человек в собачьей конуре. 2) Мать и дочь в Шамордине**. 5) Мы с Лялей и Нат. Арк. 6) Толстой и жена его, и множество других примеров «мужества».

И мысль о попытках неудачных тоже мужества у Ив. Карамазова (Смердяков), у Раскольникова Ницше (Гитлер).

И вот что значили мои слова: «если бы не Ляля, я бы не смог освободиться».

Сила приближающегося Бога и есть то «мужество», сознание вечное, что Бог недалеко от тебя.

Мобилизовал военных девушек, они вытащили мне машину под Гремячом, и мы после обеда воротились домой.

18 Мая. В Усолье отдых. Не так трудно было добывать свое счастье, как показываться с ним на людях, выдерживать

* В1941 г. запретили печатать «Лесную капель» (первая часть «Фацелия»), а в 1943 г. неожиданно напечатали

** Елецкие знакомые Пришвина: дочь постриглась в монахини в Опти-ной пустыни, мать, чтобы не разлучаться с ней, тоже приняла постриг.

490

сочувствие. После грозы холодно и сыро, но я в лесу: как рыбу из бочки пустили в реку.

Мы вернулись к нашим молодым соснам и удивились их быстрому росту. Все знакомые, они стоят вокруг нас в росе и ароматной смоле, неподвижные в стороны, с единственным движением вверх к небу. И мы через них думаем о себе, что люди мы и так суетно мечемся в стороны, но внутренним существом своим тоже как сосны растем вверх.

И что было раньше близким — земля, то становится в росте нашем все дальше от нас, а что было так далеко — небо, то все близится и близится.

Ляля меня утешала, когда в Москве пропускали весну.«Я так жаловался ей:

— Подумай только, ведь это в жизни моей сознательной первая весна проходит напрасно. Она меня так утешала:

— Не напрасно! Вспомни, как люди радовались весне на нашем вечере: мы им отдали нашу весну. А помнишь, как Ойстрах на скрипке играл, все вокруг себя забывая, и ты же сказал: «Мне кажется, что все наше прекрасное в природе через таких людей сюда собирается в город, страдающим людям на утешение».

— Это все верно, — ответил я, — но отдать всю нашу весну для одного вечера — ведь это опустошение.

— И это неправда: так отдавать, как мы, это значит и получать. Почему непременно надо сидеть у природы недели и месяцы, бывает одно мгновенье, взгляд, и разом все получишь.

Так и случилось. Мы уехали, когда в лесах еще белелся последний снег, а когда вернулись вечером после грозы в лесу, на Ботике пел соловей. Мы остановились, вслушались в песню и вдруг все, что было пропущено от снега до соловья, к нам вернулось.

Я сказал: — Такого соловья я никогда не слыхал.

И она: — Такого я никогда не забуду. Это… раз навсегда.

Свиданье в Загорске.

По пути в Загорск в лесу я сломил веточку цветущей яблони: десяток цветов раскрытых и сотни розовых бутонов. Сламывая веточку, подумал: поднесу [ей], может быть, она будет ей веточкой

491

мира. С этой веточкой в руке я постучал в калитку дома, где столько лет жил. Еще раз, еще… — Потяните за узелок, — подсказал мне какой-то мальчик. И я вспомнил, что калитка у нас так устроена, что потянешь за узелок и засов с той стороны открывается… Так тридцать лет было, и в три года я успел забыть.

С цветущей веткой я вошел в калитку и увидел старую женщину, и не мог найти в ней и следа былой красоты… На веточку мою она не обратила внимания, схватилась за меня, чтобы не упасть от горя и от радости, а веточка упала. Поддерживая, я провел ее на балкон. Постепенно от разговора и молчания она стала приходить в себя, оживляться, и я начал узнавать ее, какой она была раньше. Через час, спускаясь от нее по лесенке, чтобы уйти, я обернулся к ней и сказал: — Я принес тебе веточку яблони. — Знаю, — ответила она, — помню. — Ты же ее как будто не заметила: она в траву упала. — Помню? тогда не до веточки было. Не беспокойся: я ее найду.

И когда я ушел, она, конечно, нашла веточку в траве, принесла в дом, поставила в воду и каждый день следила, как раскрывались бутоны. Так наверно все и везде: есть у людей между собой то более важное, чем расцветающие яблони и все прекрасное.

Плен жалости. Все пело вокруг — я слышал, и все цвело — я видел, и в то же время не видел и соловьев не слыхал. А когда все-таки зеленый шум перемогал мое внутреннее невольное сопротивление, мне были неприятны и соловьи, и цветущие вишни, и яблони. «Но ты же не виноват, Михаил, — говорил я себе, — почему же ты весне своей не радуешься? Она сама была причиной своих несчастий, почему же тяжесть давит тебя и весна процветает бездушно?»

19 Мая. Не могу того забыть, как нечто, мне кажется, более важное для человека, чем даже прекрасное; [это] неприязненно встало против всего зеленого шума весны, еще бы, еще прибавить — и не только весна, а и вся радость жизни отделилась от меня и стала ненужной и неприязненной своим равнодушием. Но я стал собирать в себе силы для борьбы за прекрасное и не поддаваться действию жалости и сострадания. Мне стало

492

казаться в этой борьбе, что сострадание из всех добродетелей самая низшая: я сострадаю, потому что возможность такого состояния переношу на себя. И разве борьба и страдание за общую радость от Прекрасного не большая добродетель, чем сострадание? Так зачем же уныние?

Достоевский всю жизнь посвятил этой борьбе (Ив. Карамазов, Раскольников) и, в конце концов, стал проповедником того плена высших добродетелей низшей добродетелью — сострадания. В результате этой проповеди сильный человек делается пленником слабого и его эксплуатируют. (Семену Маслову зять выбил глаз и дочь донесла, Б., художника его домашние били, и он убежал от них, и меня сыновья с их матерью чуть-чуть на тот свет не отправили.)

Есть два способа борьбы с подавляющим всю личность человека чувством жалости (состраданья): первое — борьба с помощью разумной добродетели. Средство это, как вода в борьбе с огнем. Второе же средство — это война или революция, как у большевиков, в которой личность человека сходит со счета. Третий, настоящий выход — это в собственном смысле слова выход, т. е. уход в борьбу за высшую добродетель, т. е. личное творческое усилие с целью преображения самого мира, в котором живешь. (Житие Алексея человека Божия, жил в конуре, и любящие его не узнали.) В этом усилии сострадание не заменяется прямо жестокостью, но только низшая добродетель становится в подчинение высшей.

Ефр. Павл. любит меня для себя и не меня винит за мой поступок, а того, кто отнял у нее ее собственность. Так точно любит и Нат. Арк. свою Лялю и тайно (в культурной форме) сопротивляется мне. И так за Толстого жена его воевала с Чертковым. На этой силе и строится бессильный бабий мир. Ницше потому же рекомендует мужу, идущему к жене, не забыть плетки81.

«Мужество» истинное женщин заключается не в любви для себя, как обычно это у них, а любви для Него (Бог).

После дождя как взялись травы! Лесная малина вступила в борьбу за свет с можжевельником. Корявый и медленный,

493

как разиня-мужик, он поддается лукавому обниманию веточек малины и мало-помалу в них скроется. И когда время придет, малина развесит на нем свои малиновые ароматные ягодки. И когда время пройдет, и малина засохнет и ягодки отпадут, тогда только Разиня поймет, что у него малина была и ушла, а он дураком так простоял.

Наше дело на земле Бога так приблизить к себе, чтобы Он стал возле нас лично, как Сын человеческий.

Когда мы начали домашнюю войну, мы ее хотели понимать, как войну священную, значит, что поставленная нами цель содержит в себе искупление причиняемых нами страданий. Но так ведь и каждая и несвященная война, и каждый зачинщик непременно имеет в виду в победе искупление с оправданием средств. Искупление включается в состав веры в победу, и если он победит, то и не судят победителя. Если же не победит, то все причиняемое им зло ложится на его голову. Значит, война — это суд. И если мы в своей домашней священной войне победили, то, значит, нашей победой все и оправдано, и на что побежденные теперь могут рассчитывать — это только на милость. И эту милость я им окажу.

20 Мая. Как я посмотрел в Загорске на маленькие комнатки с подслеповатыми окнами, где я писал «Жень-шень», на убогую мебель, я подумал, что, может быть, и все так у меня было бедно и жалко, и я сам, как дерево, посаженное в глиняный горшок, рвался к возможной своей высоте, пока не распался горшок.

И какой тут Загорск или даже Хрущеве! Возвращаешься к вчерашнему дню, к этим огородикам возле нашего лесного домика и уже чувствуешь скуку повторения и в этом году опять