того же.
Но где-то в глубине себя таится еще сила искания чего-то стойкого, независимого, вечного, и кажется, будто возможно еще собраться, как-то разом взяться и начать развертывать оттуда будущие дни.
21 Мая. Ненастье и холод. Запиши, Михаил, себе на все время, на весь остаток жизни своей, что если ты веришь в Бога, то
494
значит, ты должен именем Божьим властвовать в пределах врученного тебе царства и устраивать в нем жизнь благоговейно трудовую. Значит, преследуй ежедневно и ежечасно: 1) Крепко держи в руках руль власти. 2) Работай и живи благоговейно.
Начало этого решения таится в успехе моего юбилейного вечера, и успех был основан на моем спокойствии в отношении успеха, к чему подготовкой было примирение (равнодушие) с тем, что раньше мешало.
Выехали на Ботик (по утреннему завету сам рулил). Носился по городу, был в Райкоме, 6 часов сидел в ожидании майора, чтобы получить отказ в устройстве на Ботике. Ночью вернулся на Ботик и дальше передал руль Кононову, тот шлепнул машину в яму и разбил картер заднего моста. Вывод: не передавай руля никому.
22 Мая. Бросили машину на Ботике, услали Кононова в Переславль за частью. Сами утром пошли пешком в Усолье усталые, но довольные: все обернулось к хорошему, мы устроились на Ботике, и даже машина сломалась к лучшему, все к лучшему.
Шли кустами, со всех сторон пели нам соловьи, но нашего среди них не было. Хорошо было, однако, знать, что наш соловей есть. Потом мы шли лесом, пели иволги, показывались горлинки и черные красноголовые дятлы, и мы, любуясь ими, говорили, что самое лучшее в мире — цветы и птицы.
Еще говорили о любви для себя, от которой…
25 Мая. Завтра утром направляюсь на велосипеде на Ботик. Собираюсь. Укладываю материалы о детях в памяти82.
— О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички ничего нет на свете. (Достоевский, «Идиот».)83
— Бог вразумил стрекозу садиться на былинку…
3 Июня. Вознесенье. Измученные голодом покинули Ботики пешком вернулись в Усолье.
495
4 Июня. Мой очередной бунт против Ляли и мое очередное поражение. Разбираясь в этих своих бунтах, вижу, что в основе их находится моя художническая свобода, стесненная, может быть, не так моральным сознанием Ляли (предупреждающим художническое разрешение), как бытом войны. Какой-то вольный зверь или охотник зашевелится во мне, и тогда я всё, и, конечно, слабость свою и неуменье, валю на Лялю. Ей потом бывает нетрудно разбить меня по пунктам, и мне остается только утирать нос. После этих бунтов мне ужасно стыдно вспомнить, что в обществе меня считают большим писателем и даже мудрецом. На самом деле я бываю как маленький ребенок, орущий, когда его пеленают. И еще мне стыдно бывает после таких сцен, что каждая такая сцена есть шаг по лесенке вниз от мужчины к ребенку и у нее от жены к матери. Впрочем, каждый шаг вниз больно сознается мною и возбуждает страстное желание подняться вверх. В этот раз я, например, убедился, что никакие ссылки на тещу, на фотографию не могут оправдать моего художнического лентяйства, что если я могу написать свою поэму, то должен написать ее, несмотря ни на что, и что самое главное: если бы у меня явилось это «могу», то Ляля вдруг стала бы моим лучшим помощником. Значит, Михаил, будь здоров и весел в день твоего Ангела и благодари Бога за Лялю.
6 Июня. Когда вели меня в Ельце под расстрел84, у меня вдруг окостенела душа и нечем было бояться. Второй раз я это заметил в себе, когда в Москве сзади наехал на меня милиционер, смял зад моей машины и потом кричал на меня, представляя публике, будто это я сам наехал на его машину задом. Эта наглость привела мою душу в то костяное состояние, я был совершенно спокоен, и теща дивилась, как я, такой вспыльчивый, вел себя безукоризненно. Теперь это стало повторяться всегда, если Ляля чем-нибудь обидит меня: тут мне чудится какой-то конец всему, и я делаюсь спокоен. После, когда опять оживет душа, я начинаю понимать это мертвенное состояние души как болезненное, истерическое состояние, которое послужило Достоевскому материалом для создания демонических образов Ставрогина и всех его бесов.
496
Малейшее движение с нашей стороны к детям, и уже в чьих-то глазах мы читаем робкий вопрос: «Можно ли вас называть папой?» или «Можно ли вас называть мамой?» Правда, взамен мамы у них есть замечательная общая мама, которую каждый считает своей единственной, папа весь состоит в мужественном ожидании с фронта письма, но сверх этого во всякое время каждого хорошего человека [хочется] сделать папой и мамой. Так, может быть, после ужасных исторических катастроф все эти детские голоса, сливаясь, стирают бесчисленные имена своих пап и мам в одно имя «родина» и «отечество»?
Однажды приехал на своей машине военный в больших орденах и вышел к детям с кулечком конфет. Все дети получили поровну, но один только мальчик, круглый сирота, осмелился подойти и так поблагодарить за подарок:
— Разрешите мне, товарищ командир, называть вас своим папой?
Обрадованный военный взял его за ручку и направился к маме-директору. Там они долго о чем-то говорили, что-то записывали. После того военный взял мальчика в машину и увез с собой и через месяц прислал письмо: мальчик жил на Дальнем Востоке.
Вот такого-то папу, ведущего от близкого и трудного к прекрасному дальнему, к чему всегда уводит ребенка игра, и ждут дети на Ботике от каждого, кто к ним подходит с открытой душой…
Вот и вся семья в триста человек запускает змея.
Разве это не родина?
Не потому только родина, что и змей летит над озером, где плавал потешный флот Петра I, что на бойницы Горицкого, на собор XI в. сам Петр, как и мы, глядел с Ботика и тоже, может быть, детям змея запускал, а что покидаемые дети, спасаясь, создают себе родину.
III. Мы спросили одного мальчугана: — Ты кого больше любил, папу или маму? — Папу больше любил, он с нами играл. -А мама? — Мама готовила…
Это значит: папа играл, мама страдала. И еще значит: мама умерла, но это страшно, об этом не хочется говорить, а папа
497
жив и пишет письма, значит, есть надежда — он вернется и будет играть, и это лучше — играть, это папа, это лучше — жить, это: «я больше любил и люблю»…
Голод во время блокады был для всех голод, но люди-то ведь все разные, и весь человек, каким мы понимали его в мирное время, распадался на все составные природные части: показывались люди-крокодилы, люди-черви, и тут же рядом выпархивали <приписка: взлетали> люди-ласточки, люди-бабочки, расцветали люди-цветы. В это время один мудрый старый человек сказал нашим знакомым женщинам: — Бросайте все свои дела, спасайте детей, и дети потом спасут вас.
7 Июня. Она часто поражает меня своим точным знанием законов любви: делает, мелет языком, несет Бог знает что, а вдруг, когда надо, сразу выскажет так, будто любовь для нее особое знание.
Утром после завтрака, если роса не сошла, маленьких детей выпускают на балкон дома, как зверушек из внутренних помещений в вольеры. Балкон на втором этаже, и когда возле проходишь внизу, детишки хором здороваются. Среди этих головок, глядящих вниз на меня, я люблю самую маленькую, похожую на головку парижской цветочницы с вздернутым носиком (nez retrousse). Эта девочка носит имя Мария Тереза Кармен Рыбакова. Имя это содержит историю, которую по одному имени можно бы и самому разгадать: мать ее во время испанской революции была в числе эвакуированных из Мадрида в Ленинград детей. Когда девочка подросла, то вышла замуж за комсомольца Рыбакова и потом погибла во время блокады. Рыженькая круглая головка со вздернутым носиком напоминает мне апельсинное время, когда Москва была завалена испанскими апельсинами, и еще в то время тоже ананасов было множество в Москве, и к этому на каждом перекрестке продавалось русское мороженое. Все это прошло, но девочка Мария Тереза Рыбакова пробуждает уснувшие под тяжелыми плитами переживаний воспоминания, смотришь на хорошенькую девочку, и во рту вкус апельсинов, ананасов и мороженого.
498
Когда роса сходит, дети группами выходят на траву, и каждую группу пасет воспитательница совершенно так же, как старая бабушка пасет своих цыплят, кажется, будто у бабушки только цыплята, а у воспитательницы только дети да книжка для отдыха.
8 Июня. Целыми днями ходят теплые тучи, даже гремит, но не сверкает, и нет дождя. Ляля весь день в огороде, я весь день снимаю и зато ем творог. Варя поехала за ярославскими вестями на Ботик, Кононов в Москву. Понемногу пишу свое «Дети», и философские чувства, бывает, молнией пронизывают мой ум. И сколько ненужно-частного приходится выбрасывать. Страшно думать, что как у меня с образами, так у социалистов с людьми. Почему же мне можно с мыслями, а им нельзя бы так с ненужными людьми при построении общества? Этот вопрос разрешает Достоевский в Раскольникове, а ты как разрешишь, Михаил?
Ляля при каждом случае уверяет меня, что ей ничего не нужно, что она хлопочет в жизни не для себя. Я, напротив, утверждаюсь в том, что живу для себя, потому что в опыте своем вижу, что если для себя, то другим достается больше, чем если бы я жил для других. Это творческое мужское самоопределение, точно так же, как у нее ее женское служебное. Она это признает, но ее восстание против ограничения личности Женщины как высшей твари на земле родом, равно как подмена творческой природы Мужчины одной борьбой за существование рода. Мужчина при встрече с Женщиной преодолевает препятствие и участвует в этом преодолении не как Раскольников одним разумом, а всей личностью: в этом и есть оправдание «преступления». В этом и должна быть христианская кончина: т. е. в творческом усилии цельной личности, обнимающей собою истинную жизнь и преодолевающей «жизть», как самец преодолевает естественную преграду самки.
9 Июня. Пришла вчера Варя с Ботика. После того как измаяли меня голодом так, что Ботика стал я бояться, после того как я с трудом перестроился опять на фотографию, к тому же теща заболела и у Ляли отнялась возможность со мной странствовать,
499
нам теперь уже с помощью области дали два детских пайка и обещают две железных кровати. И все потому, что хочется сделать больше, чем делают все.
10 Июня. Когда мы с Лялей сошлись, перед первым нашим серьезным общим делом, она мне вечером читала, и с тех
