необходимое. В этом упорном сопротивлении держаться идеи (расчета), отвлекаться от конкретных потребностей дня для будущего есть даже какая-то примитивная женская нравственность того же порядка, как у мужчин иных, старинных купцов, когда они после скаредного накопления вдруг с размаху все пропивают и разбрасывают. Я не мог справиться с первобытной натурой Ефр. Павл. и вынужден был при своей-то страннической поэтической жизни быть раздражительным скрягой. (Думается, что и у Розанова Варвара Дмитриевна была тоже такая,

515

и что считал все сам Розанов.) Правда, миллионов у меня не было, но уход за именем моим как собирателем достатков падал на меня мучительной заботой. Когда Ляля пришла, она все хозяйство с именем и кассу взяла на себя как часть общей заботы обо мне и вся целиком погрузилась в эту заботу. И это событие сразу вывело меня из одного класса людей, у которых мужчина является держателем хозяйства, в другой, где мужчина приносит свой заработок и отдает его жене, в семью.

1 Июля. После недельного дождя начинает прояснивать.

Рожь доцветает, изредка, может быть, раз в день услышишь «ку-ку», начинаются грибы.

Летние, восстановляющие все лучшее в прошлом запахи.

Подкрапивник, малая птичка, поет голосом всех птиц, певших весной, как будто хочет соединить все голоса природы в один, как делает это человек.

Варя приехала из Загорска и привезла от Ефр. Павл. угрозы в сторону Валерии Дмитриевны, как будто не прошло столько времени и не было у нас мира. Пишу в ответ:

Ефросинья Павловна! Наша знакомая Варя передала мне твой разговор <зачеркнуто: с ней о В. Д. в прежнем воинственном тоне>. Ты по-прежнему злобствуешь и треплешь языком с посторонними людьми. А мне ты написала, что хочешь помириться со мной и все мне прощаешь. Значит, злоба кипит в тебе, и меня ты обманула <зачеркнуто: если бы ты действительно меня поняла и простила, ты не могла бы пыхтеть злобой на человека мною любимого>. Пока ты не погасишь в себе свою злобу и не перестанешь меня обманывать, я к тебе не приеду. Одновременно, как обещал, высылаю тебе за Июнь половину своей пенсии 250 р. и впредь буду высылать. Желаю тебе добра.

Очень понятно, если некий муж в своей естественной жажде счастья потерпит неудачу, будет растоптан и смешан с грязью, как градобойный колос. Но вот что много страшнее и что не всякий может понять и простить: если тот же самый муж свою чечевичную похлебку, полученную за первенство, обманув

516

самого себя и всех, будет возносить выше утраченного первенства. Так несчастный В. В. Розанов возвеличил свой обезьянник-семью. Я был тоже на этом пути, но пришла Ляля и разогнала мой обезьянник, и тут только я увидел насквозь через себя самого, насколько несчастен был В. В. Розанов, столь прославленный когда-то и действительно замечательный писатель. Понятно теперь, и откуда у него выходит злобствование на писательство и даже на Гуттенберга90. Понятно даже и происхождение этой формы обмана посредством будничных признаний: какое-то возвеличение будней жизни до праздника и унижение праздника буднями.

Когда Илья Валуйский представил мне меня самого, каким я был в гимназии, я пришел в ужас. Мне казалось, я был прекрасным существом, а учителя были дурные люди. А тут оказалось, я-то именно и был плох. Да так, может быть, и то дитя, которое я лелею в себе как пример для заповеди «будьте как дети», тоже есть моя мечта, что живой ребенок есть копилка из живой материи, куда отец и мать складывают свое лучшее.

Ребенок — это движение, свобода, возможность, готовность, доверчивость. Старики — косность, необходимость и невозможность, подозрительность, недоверие.

— Сказать вполне искренно, детей я не очень люблю, и взрослые люди мне гораздо больше нравятся. Я люблю, прежде всего, себя, как все дети любят себя и все эгоисты. Вот почему я и люблю взрослых больше, что от них можно что-то ждать для себя, а уж от детей ничего не дождешься, кроме того, что они еще у тебя что-нибудь стащат.

2 Июля. В народе все уверены, что война уже кончилась фактически и как-то «за наш счет». Настолько выросло в этом убеждение, что присылают из центра агитаторов против этого вредного для обороны слуха.

Будьте как дети — это значит, будьте просты, не мудрствуйте. Но это ли евангельское дитя лелеет и бережет в душе своей истинный художник, или тут есть еще что-то? (что?)

517

Ефр. Павл. в разговоре с Варей отмочила непостижимую глупость и просто доказала, что она — индюшка, и я, значит, мудро жил по Шопенгауэру: он рекомендует поэту и философу жить с индюшкой. Так я жил и счастье свое находил вне себя (в природе, в литературе). Теперь я, напротив, имею счастье в себе, и потому я, может быть, больше и не поэт, и все для меня кончилось счастьем, — чем же это плохо?

(Что?) Надо бы сказать: «будьте просты, как дети». Но ведь, лелея дитя в себе, не мог же я думать об одной простоте. Скорее, возвращаясь к прошлому, я думаю о каком-то бесспорном счастье, данном мне, может быть, при рождении, каком-то кладе, который со мной и который я чувствую и почему-то не могу его открыть. И когда я начал писать, я потому начал писать о себе как ребенке, что писать мне было открывать клад, а это я знал, что клад там.

Значит, чувство детства — это во мне значит чувство сокровища, которое я должен открыть и тем и доказать кому-то (вероятно, обидчикам) и оправдать себя перед кем-то. Такое мое дитя изнутри, и когда ищу в детях, вне себя, не нахожу того: дети неприятные, и с ними быть мне тяжело и не нужно. Но я на поддержку себе беру евангельское «будьте просты, как дети».

А еще я и потому к себе прихожу как к ребенку, что ищу там непривычного мне взгляда на мир, предполагая, что когда-нибудь же взглянул я в первый раз, и то, что я тогда впервые увидел, мне теперь как сокровище, потому что теперь я уже не могу взглянуть как тогда… В сущности, чего мне надо сейчас -это первичного чистого удивления91, какое у меня бывает, и чем я теперь питаюсь и живу. Мне кажется, будто это теперь иногда приходящее мое родственное внимание к миру было когда-то постоянным моим состоянием и что тогда, в детстве, до моей памяти об этом я постоянно жил в удивлении и созерцании вещей мира, какими они в действительности существуют, а не как меня потом сбили с этого и представили не так, как оно есть.

3 Июля. Когда чувствуешь себя неспособным к умственной работе и душа так раздергана, что мысли в ней пляшут, как

518

комары, берешь себе задачу что-нибудь починить — часы, фотоаппарат или что-нибудь такое, и вот часами возишься, отлично придумываешь, изобретаешь, налаживаешь, и время проходит незаметно.

Значит, в состав ума входят технические способности отдельно и независимо от высших. Эти низшие способности, по-видимому, одного и того же рода с женской деятельностью по дому, по расстановке вещей, порядку.

Может быть, все тут решается в отношении к ритму жизни92: когда этот ритм расстраивается, ты не можешь организовать высшую умственную деятельность для работы, а в технике без счета и меры нельзя работать вовсе, и это очень легко, считать и мерить; обращаясь к технике, ты начинаешь считать, мерить, и так отсутствие ритма в душе заменяешь метром.

И наоборот, как только во время технической работы является мысленный ритм, техника вываливается из рук, и найденное метром спокойствие переходит в радость. Лялина душа при утрате ритма почти неспособна к замене его метром, и всякого рода техника ей противна. Ей нужна в этих состояниях легкая земледельческая работа (сад, огород), физическое, безмысленное движение, вводящее ритм в мысленный разброд.

Техникой может заниматься почти совершенный идиот, и потому техника есть великая организующая сила, которой ныне и пользуются политические и хозяйственные деятели -современные властители мира.

Рожь доцветает. Изредка, может быть, раз в день услышишь кукушку. Поспела земляника. Показались грибы. Начали покос, и дождь-сеногной каждый день мужикам помогает.

Глупо искать грибы поздней осенью на том месте, где они были, когда рожь колосилась.

Когда в конце весны все великолепные птицы отпоют известные всему миру песни, то начинает петь всеми этими голосами самая маленькая серая птичка подкрапивник: поет и скворцом, и соловьем, и зябликом, и овсянкой, и щеглом. Люди

519

идут за грибами, за ягодами или сено косить, а он где-нибудь под крапивой вот заливается, вот старается, и никто-то не слушает его старательного пения после тех великолепных птиц. Может быть, подкрапивник хочет соединить все весенние песни в одну, как человек? Ему это не удастся, потому что он только подражает настоящим певцам, схватывая только внешнюю форму песни и вовсе не понимая той огненной силы, которая эту форму ковала. Так и с нашими поэтами бывает, один пропоет на весь мир, а другой то же самое старательно, на разные лады трудится, перепевает у себя под крапивой.

4 Июля. — Если ты любишь людей, укажи, с кем ты сживаешься? — Ни с кем. — А любишь? — Люблю издали и только тех, кто мне хорош. — Это по-детски. — Именно и хорошо, а что это значит «сживаться», привыкать? — Нет, служить. — Кому служить? — Я так понимаю, если человек тебе хорош и ты его любишь — это счастье, а чтобы оправдать это счастье и удержать его, надо служить тому, кто тебе это счастье принес. — Кому же? -Богу.

Понятия наши содержатся в наших делах, и им дают имена лишь в том случае, если дела не выполняются: тогда их называют и заставляют беспонятных делать не как им хочется, а как надо. Вот это «надо» пришло теперь к сознанию каждого русского человека, и не названные ему в прежней жизни понятия теперь коснулись его души и просятся на определение именем.

В то время имена эти, родина, отечество, служба и даже семья, воспитание детей, родители и т. п. были так пусты сами по себе, что даже и непонятны. Только теперь они доходят до самой души, и в числе этих имен на первом плане, конечно, родина и правительство. (П. И. так еще провинциален в своем бывшем эсерстве, что наше нынешнее правительство называет «шайкой».)

И так вот я мог в России ребенком прожить 70 лет и теперь только впервые начинаю по ходу жизни понимать, что человеку прежде всего надо любить и находить в этом счастье, и если нашел себе счастье, то нужно трудиться за него, значит,