то, что никто из писателей и всех работников искусства не заступается за товарищей, что все легко делаются обвинителями и никто не заступится за поругаемого человека, за жертву. Так стало видно, что эпохи сблизились и наше время дает понимание того, а то время освещает и наше. <Позднейшая приписка: Почему Петр отрекся.>
И еще приходит в голову вопрос, что почему же я лично все время советской жизни так остро чувствую недостаток дружбы и героизма молодежи в отношении к товарищу. Значит, была же в нас тогда, до революции почва для дружбы и героизма? Если она была, то откуда же она взялась, если даже в эпоху Христа этого не было? Очевидно, нас воспитывали в Христовом идеале жизни, отдаваемой за друга, и теперь мы это утратили: мы отдаем теперь жизнь за отвлеченного «друга» (пролетария, гражданина, родины, отечества и т. п.) и не по личному почину, а по требованию со стороны. И еще является такой вопрос: если в Евангелии не показан пример выступления героического или дружеского в защиту Христа, то, значит, тогда было тоже так, как у нас теперь, и, значит, в Ветхом Завете гражданина от личности друга тоже так, как и у нас, разделял какой-то закон, общий с законом нашего времени.
66
Беседа с громкоговорителем.
Так вот и сходятся времена в отношении личности Христа: теперь и тогда личному Христову началу противостоял закон как принципиальное обоснование всех законов развития рода. Естественные личные отношения семьи, отвлекаясь в законы рода, становятся часто против законов личных отношений в семье и еще чаще при объединении родов в союзы и в большом государстве уже говорят «Москва слезам не верит», а в нашем советском «законе»… <Далее часть текста вымарана и вырезана.>
<Позднейшая приписка: Я научился в религиозно-философском обществе называть имя Христа как понятие, а Ляля этого не делает. >
Смерть не страшна тому, кто живет в законах долголетия и спокойно передает свое жизненное дело наследнику. Она страшна лишь тому, кто не имеет наследника и остается один: не помещенная никуда любовь является источником мысли о бессмертии личности. Но, по-видимому, законы долголетия нарушаются неизбежно враждебными им силами, действующий в них пламень остывает, оставляя после себя горы камня, и небесная вода размывает их, создавая из этого новую жизнь, управляемую не мыслью долголетия, а личного бессмертия. Так мы жили у вулкана и разводили свои виноградники, поливая их собираемой дождевой небесной водой. Мы уже начали думать, что вулкан потух, что время, определяемое огнем, миновало и теперь его определяет вода, падающая с небес. Но вот произошло извержение Везувия, и жизнь опять определяет огонь.
В славянстве всегда таился огонь неудовлетворяемой родовой силы, и наша сила теперь именно родовая, сила огня. Наша история похожа на историю торфяных накоплений в лесах: заложенная в зелени растений солнечная сила, огонь не действует, а киснет в воде и накопляется столетиями, зеленая снаружи и черная во внутренней массе. Но стоит высушить торф, и скопленная огненная сила Действует, и снова не вода, а огонь определяет движение.
67
И пусть горит наш торф, мы-то знаем, что он непременно сгорит, и что не огонь определяет истинную жизнь человека, а небесная вода, и что это именно вода несет в себе мысль единства и связи людей на земле: в огне куется лишь долголетие, а бессмертие приносит только вода, и потому человека крестят в воде.
Вчера читал «Ромео» Шекспира и понимал, что Шекспир жил в атмосфере вечного философского хаоса, выходом из которого было его поэтическое творчество. Его борьба родовых враждебных сил, законченная трагической любовью, это и есть та философия рода, о которой пишу я сейчас, внушенная через Ветхий Завет и Евангелие, через огонь и воду и т. п. Еще удивительно изображение «простого» человека (кормилица), какое-то на все времена данное.
Кстати, вспомнилось: наш Мишка, природный Санчо-Панса, в нашей Советской России лишился Дон Кихота. (Дон Кихот умер в Советской России, наконец-то умер!) и Панса остался один, но партия подобрала его, оценила, и он стал служить партии, как служил Дон Кихоту верой и правдой, и партия помогла ему лучше, чем Дон Кихот: она действительно сделала его губернатором. (Мишка убежден, что он руководит Союзом писателей.)
Смерть Дон Кихота
Сколько написано в России о мужике’ А вот сейчас, как сбросишь с себя наваждение детства, Толстого и представишь себе и у себя теперь с точки зрения европейца того нашего мужика вонючего, грязного, невежественного, хитрого. Боже мой! Сколько лжи, обмана и глупости таилось в этих отношениях барина и мужика! И потом вместо барина интеллигент. Барин (Дон Кихот) упустил своего Санчо интеллигенту («третий элемент»), один интеллигент, еще достаточно донкихотствующий (эсеровский), упустил его другому интеллигенту (пролетарскому). Тут, в колхозах Санчо заохал: обманули. И
68
наконец мужик этот, Санчо, понял все и полез сам в партию. Вот тогда-то (т. е. теперь) Дон Кихот русский окончательно помер.
Вот почему, значит, и нет литературы: главный герой России Дон Кихот умер (вероятно, в Ленине). «Повесть нашего времени» насквозь донкихотская, потому что Мстителя как героя не существует, а существует и губернаторствует один Санчо (но кто знает, что там на войне: не выйдет ли оттуда воскресший Дон Кихот?).
4 Апреля. Метель перестала, но мороз остался. Даже и в Москве полная картина зимы, и только свет весенний.
6 Апреля. Пробегал весь день по хозяйственным делам. Мороз и снег, на солнце все рушилось [и] обращалось в воду: целые полки солдат и частных людей убирали снег. К вечеру все замерзло.
7 Апреля. Благовещение. Недостатки Ляли, какие у нее есть, в отношении меня исчезают. Эти недостатки, может быть, даже являются свойством женской природы вообще: первое – это подкупаемость мелочами («знаками внимания»), второе – ложь во спасение. Допустим, что у Дездемоны действительно был бы любовник тайный (грешок), но она, любя Отелло, может стать на колени перед распятием и поклясться перед Богом в своей чистоте. Клятва эта такого рода, что она себя ложью обрекает в ад ради спасения любимого Отелло. И на Суде эта ложь должна быть оправдана, потому что это жертва собою для спасения души любимого человека.
Итак, мы начинаем рассказ свой с того, что подозрения Отелло были не без основания, за Дездемоной был-таки грешок. Это произошло у нее случайно, и серьезного в этом поступке ничего не было.
8 Апреля. Все эти дни валит снег и сегодня метель. Лева приехал из Переславля, говорит, что и по шоссе не ходят автомашины: все занесло снегом.
69
— Языком мели, – а рукам воли не давай: в этом идеальная сущность дипломатии.
Читал «Ромео» Шекспира, и у меня было то же удивление, как от «Песни песней»: единство любви плотской и духовной (любовь одна). Впечатление достигается выражением откровенных желаний невиннейшей Джульетты, показывается воистину святая плоть (вот исток реализма!).
9 Апреля. <Приписка: Читка повести Попову, Л. Соловьеву, Елагину и Леве.>
Утром крупный и редкий снег несмело шел. В полдень сильно таяло на солнце. После обеда, мне кажется, небо стало покрываться теплыми тучами.
Что вы разбираете людей на типы, для чего? Чтобы сложить из типов всего целого, настоящего человека? Да? Но позвольте, возможно ли собрать все типы человека, – вот вопрос, если невозможно, то труд наш напрасный: всего человека нам не сложить. Возьмем, к примеру, тип изгиба человека нижепоставленного перед вышепоставленным, начнем с Гете, который в Веймарском парке, встречая детей герцога, сгибался так, что доставал в поклоне цилиндром земли, кончая согласительным молчанием Молчалина из комедии «Горе от ума». Сколько таких разных между Гете и Молчалиным и дальше вплоть до советских подхалимов! И вот если вы задумали сложить идеального человека, то ведь вам прежде всего надо собрать все типы подхалимов, чтобы исключить всех из цельного образа. Ко ведь это уже ясно, как день, что типам этим нет конца, и, значит, если мы сотворим человека, не предав проклятью всех подхалимов, то не можем поручиться за то, что новый человек не выпустит из себя в дальнейшем подхалима в новой невиданной форме. Вот почему, имея в виду сотворить прекрасного человека, я миную типовое человечество и обращаюсь к природе, где все разнообразие типов дается в каком-нибудь жесте (хвост [виляющий]).
70
10 Апреля. Снег идет.
Вчера читал повесть Попову, Соловьеву, Елагину, Леве. Опять очень сильное впечатление, но обсуждение сумбурное. Заключение, что повесть может быть напечатана лишь с разрешения сверху. Володя дал хороший совет положиться на Калинина.
Письмо Калинину.
Дорогой Михаил Иванович,
я написал эту повесть нашего времени в надежде соединить в ней требования к себе как к художнику слова, как к советскому гражданину и природному русскому человеку. Я сделал это, как мог, всеми своими силами, но я не уверен в двух вещах: 1) те официальные литераторы, кому я дам теперь эту повесть на суд, поймут ли, что эта повесть не выдумана, а написана русским писателем от чистого сердца? 2) возможно ли выступить перед публикой с такой вещью в наше ответственное время. Я хочу сказать, что если эта вещь ко времени, то автор имеет нравственный долг бороться за ее напечатание, если нет – он должен взять на себя терпение подождать. Сам я, как автор, сейчас не могу еще судить о себе, и в поле моего зрения нет человека, кому бы я мог довериться в этом суде, кроме Вас. Очень прошу Вас взять на себя этот труд: прочитать и сказать. Как скажете, так и сделаю. Рукопись до Вас не была ни у кого и до Вашего ответа не выйдет из моей рабочей комнаты.
11 Апреля. Одесса нами взята.
Весна воды висит на волоске: вот-вот небо станет серым, и глазом не моргнешь, снег разбежится водой.
Вчера вечером слышал «егда праведные ученицы» и узнал в радости Ляли от церковных напевов свою радость природы. И думаю, что наше чувство природы (у кого оно есть) включено в церковную службу. Вспомнил как иллюстрацию этой мысли некоторые места в «Повести». Мелькнула возможность на этом мотиве написать свою «Песнь песней» (Для «Падуна»: заброшенная церковка-однодневка, и в нее от наводнения спрятались животные).
71
Председатель Союза Тихонов все еще не звонит, полагаю, что секретарь его не слушается и не хочет идти ко мне. Открою второй фронт борьбы за «Повесть»: иду к Калинину или Жданову. Третий фронт скоро начну в ЦК у Еголина.
Люди, конечно, когда строили церковь, пользовались материалами природы, проще говоря, выбирали из природы лучшее и присоединяли качеством к богочеловеческой личности. Но теперь за много столетий люди слишком много надышали в церкви и возвращаются на вольный воздух, к природе как первоисточнику духовной радости.
