человек индивидуально паршивый человек и никуда не годится в сравнении с европейским, но в коллективе он обнаруживает качества, превосходящие все народы европейской культуры.

661

24 Октября. Ветер повернул с северного на южный. Потеплело. Скорее всего, зима разбежится.

Вчера «Вася» назначил свидание. Будет у меня с женой в четверг в 12 дня. Жена его, Аристова, помню что-то и не могу вспомнить.

Елагин вчера звонил, что жюри о лучшей книге закончило работу, высшую премию получили я и покойный Вересаев (за Пушкина для детей), вторую премию никому не дали, и сам Паустовский остался с носом. Ляля правду говорит, что этот успех тем хорош, что дался без труда. Да может быть и все достойное в искусстве вызревает, как яблоко: наливает, наливает и вдруг спелое падает. Вот почему никак нельзя «Падун» брать трудом: поспеет и сам дастся.

Встреча с Васей принадлежит к той группе «чудес» моей жизни, как любовь к «Ине», лет через 40 закончившаяся приходом Ляли, или тоже через такое же время воскрешениe «Падуна». В этом удивительное постоянство моей души: душа, как земля, в которую падает семя и долго растет, выбиваясь из-под камней и глыб.

Поэтическая проза бывает в происхождении своем драматическая, как у Пушкина, Лермонтова, Бунина, Чехова, может быть живописная, как у Лескова, или скульптурная, как у Толстого Льва, музыкальная тургеневская или живописно-музыкальная, как гоголевская. Так значит, язык вмещает в себя все виды искусства.

Леонова в его приспособлении стало невозможно читать: какой-то вульгаризированный Эренбург. Читаешь и ни одному слову не веришь. Разгадываю его падение: каждый писатель теперь, отдаваясь государству, в душе своей считает это не падением, а необходимым маневром, надеется, что он обманет и улизнет. А со стороны государства, т. е. кто ему честно служит, такой писатель похож на рыбу, выброшенную на берег: корчится, надувается, прыгает, бьет хвостом.

662

Все происходит по малодушию. Слов нет, политики необходимы – так? Ну, и кланяйтесь, как Гете, и ж… даже лижи, но слово держи, слово не умрет.

Письмо в редакцию.

В номере 7 журнала «Октябрь» напечатано мое последнее произведение «Кладовая солнца». В рукописи моей было под заголовком написано «сказка», но редакция зачеркнула и написала «рассказ».

— Не все ли равно, – спросит судья.

— Нет, очень даже не все равно, – отвечаю судье, – и разговор надо непременно поднять.

Сейчас вы увидите, в чем тут дело. Сказку я написал для детей младшего возраста, имея в виду конкурс на лучшую книгу для детей. Меня увлекало при создании этой вещи создание правдивой сказки, народной в существе своем, но без традиционного народного мифа, и как фольклор, интересной для всех возрастов, стариков и молодых. Создавая эту сказку, я был даже несколько под влиянием идеи социального заказа, и в моем понимании сказка была как связь между поколениями. В молодости на севере на меня огромное влияние оказали сказки, которые я записывал там. И в старости, пописав более 40 лет, мне самому захотелось рискнуть попробовать выступить на конкурсе сказителем.

На днях я узнал, что вещь моя единогласно была признана. Не сомневаюсь ни на минуту, что такое единодушное признание [я]вилось вследствие того, что замысел мой был разгадан, и созданная сказка если и не удовлетворила вполне социальный заказ, то является первым твердым шагом к построению правдивой народной сказки без традиционных обязательств к народному мифу.

Когда я сдавал рукопись в «Детгиз», мне с сожалением сказали:

— Конечно, это сказка, но если мы детям дадим эту вещь как сказку, это ослабит ее влияние: они будут правдивую вещь понимать как неправду или сказку. Что же делать?

Подумав, я решил печатать вещь для детей без обозначения литературной формы, а для того, чтобы мой замысел

663

правдивой сказки был понятен, отдал вещь в большой журнал.

И в большом журнале слово «сказка» редакцией было зачеркнуто и названо рассказом.

— Почему рассказ, почему не сказка? – пишут мне читатели.

Я получил не одно такое письмо (одно особенно решительное я получил от т. Важдаева, работающего над сказкой уже много лет).

Другие читатели, имеющие в виду рассказ в серьезном журнале «Октябрь», упрекали меня в несерьезном конце. – Так несерьезно, такая нагроможденность, как в сказке.

Но, слава Богу, все кончилось для меня благополучно победой сказки на конкурсе, птичка моя теперь споет свою песенку…

Как, однако, трудно было редактору большого журнала: какой пустяк, кажется, написать сказку или рассказ. Не все ли равно? А между тем, какое огромное расхождение получается между намерением автора и действием журнала.

25 Октября. Охотники говорят, что в лесах под Москвой снег был немного не до колена. И за эту ночь все полетело. Вода.

Ровно 50 лет назад, купаясь в море под Майоренгофом, я чуть-чуть не утонул. Студент рижского политехникума Горбачев Вас. Александр, выволок меня и притащил на дачу Вас. Дан. Ульриха. Так я, попав к вождю марксистского движения, сделался революционером и вскоре попал в тюрьму. Сегодня через 50 лет приедет ко мне сын Данилы-ча, Вася (Вас. Вас. 56 лет, председатель рев. трибунала). 50 лет назад тайной причиной моего уверования была книга «Женщина будущего», с которой соединялось мое тяготение, романтическая мечта. И вот теперь появилась О.В. Перовская, которую по моей просьбе спасает Вася Ульрих. В романе написать – не поверят, а жизнь чудесна. И так все теперь, вплоть до атомной бомбы, чудеса, превосходящие, как говорят, «самое смелое воображение».

664

Вчера был Володя Елагин, рассказывал о том, как плохо пришлось русским в Риге, об аппарате ЦК вроде мясорубки, через который проходят наши сочинения и являются, какое без хвоста, какое без головы. В области духа это ничем не лучше «душегубки» или инквизиции. Сколько лет я искал своего врага, а «враг» оказывается бездушный, безликий винтик огромного механизма, предназначенного обтесывать и отвеивать полезное для госуд. коллектива.

В Четьях-Минеях описывается один подвижник, шествующий в пустыне. – Слышу, – говорит, – какой-то шум. – Это, – отвечают ему, – шумят тростники. – Шумят, – сказал он, – ну, веди меня дальше, где тишина.

И там же описывается видение чуть ли не блаженного Андрея, что будто бы он попал на небеса и, повидав там, в раю многих, спросил ангела, не может ли он повидать и Царицу Небесную. – Нет, – ответил ангел, – Царица Небесная сейчас на земле, утешает скорбящих.

Так вот изображаются два пути: один путь пустынника, уходящего от земли, другой путь приходящих на землю существ (Богородицы). Можно себе представить так и святого хозяина, который по молитве «хлеб наш насущный даждь нам днесь» приходит к Богородице помочь в этом людям. И это есть истинная благотворительность.

У русских не только в черном переделе таится объяснение современности, но и в самом православии наверно содержится осуждение развитию индивидуальности. Закат Европы, в сущности, и есть закат европейской культуры индивидуализма. Наша короткая история есть яркая картина борьбы какого-то общинно-родового духа с возникающей индивидуальностью. Барский страх мужика и был…

Приехал «Вася» в генеральском мундире и жена (Галина Александровна Аристова), женщина худощавая, Лялиных лет, видно, очень нервная, и вообще как сосуд, содержащий «усе». Вася – это красный шар, прекрасные когда-то глаза заплыли, но по длинным ресницам я их узнал. – Глаза узнал, – сказал

665

я. – Не может быть, я свой портрет знаю: ничего общего. – По ресницам узнаю. – И услышав: «по ресницам», генерал поверил… Ох, как все такие люди (помню Крыленко) неспокойны. Глазами бегает повсюду, как будто что-то ищет (даже неприлично), на самом деле ему просто трудно вслушиваться, выжидать. Все такое состояние, как я понимаю, происходит от накопления «тайн». Вот, к примеру, у нас это посещение тоже будет тайной: никому об этом сказать нельзя. Маленькое дело, но все-таки эту «тайну» надо хранить от всех, и это даст на лице особую морщинку. Если же начинить человека, набить как мешок тайнами, то и получится «большой начальник». Подпольная деятельность политических кружков выращивала таких людей. Мы болтали, перекидываясь с предмета на предмет. Подарил «Кащееву цепь» и дал заранее обдуманный автограф: Василию Васильевичу Ульриху, «Васе» – в 1897 году у меня на коленках сидел – на память о тех временах, когда мы с его отцом «Данилычем» боролись за то, чем он теперь обладает. – Вам 62 года? – спросил меня «Вася». – 72. – Да что вы! Удивительно. Это наверно оттого, что вы в природе живете. – Да я вовсе и не живу, я только описываю так. – Так отчего же? – Оттого, что я делаю только то, что мне нравится, как вы делаете, что вам не нравится.

Очень понравилось.

Когда они ушли, то от них осталось что-то в нашем доме не наше, совсем чужое. Но это как раз то, что мне надо для «Падуна»: вот тот самый чекист с его надо (долгом) и я, Зуек, с его хочется (личным правом).

26 Октября. Утро, как вчерашний день, мокрое.

Ездили в Пушкино. У Пети достали мороженую капусту. Погода сегодня – не узнать – апрель или сентябрь, так ароматно в лесу. И теплые облака, и солнце.

— На это я смотрю философски, – сказал Чумаков. Это значит, что он смотрит, как лично незаинтересованный. И значит, мудрость (философия) состоит в том, чтобы на все смотреть как лично незаинтересованный. Нет, не совсем верно, или не все. Личный интерес не отрицается, но рассматривается как

666

переживание: был когда-то как все и просто жил лично заинтересованный как все. Но вот пришло время, я освободился от себя, и на те же вещи смотрю свободно, со стороны, как мудрец, – вот это и значит, что «я смотрю философски».

27 Октября. Теплынь и навись с утра.

Происхождение Ульриха немецкое. Он вышел из отца, как из шкуры вылез: шкура осталась – это отец. А он, тот же самый Ульрих, каким был его отец, только тот сидел за письменным столом, переводил немецких революционеров на русский язык, а этот сидит за столом судьи и уничтожает врагов. Немецкое упрямство (пфлихт) под конец жизни перешло в манию, в доме Ильича он помешался на мысли о беспощадном уничтожении врагов. И сын взялся за это. В бегающем, беспокойном и дробном внутреннем существе своем Вася похож на Крыленко (как будто сидит на игле власти: его прищучило и он сам прищучивает).

Вася – это тутти кванти* – Сутулов (Вася-немец, Вася-великоросс, Вася-еврей – непременно все эти три элемента дают большевика чекиста. Из этих элементов сложился дух истории, в котором формировались деятели, великороссы давали ширину охвата идеи, немец – выполнение, еврей – хитрость + к этому может быть еще и что-то от монгола. Что? –