со времени написания перечитал свою сказку. В ней хорошо сдержанная сила и тоже хорошо, что на немногих местах дано так много, и еще, что вещь советская, но без подхалимства.
20 Ноября. Та же погода, как вчера и как 25 лет тому назад, когда умирал Лев Толстой. Вычитал в «Правде» их статьи Красного профессора и представителя ЦК: это хороший пример увлекающей аморальности всякой специальности, в том числе и литературной. (Ст. Еголина. «Правда», 19 Ноября 45 г.)
Душа всякого механизма состоит в однообразном повторении одного и того же, душа человека и всякого организма, напротив,единственна и неповторима.
Сам – Хочется.
Не сам, а Надо.
21 Ноября. Сам механизм в природе (Падун вертит камень – не в этом дело) органичен, – вот почему так и влечет нас в природу: там механизм играет служебную роль, а у нас живые существа часто состоят на службе у механизма и, утомляясь, стонут и обороняются сказками.
Не горюй, Михаил, что не можешь написать «Падуна», придет время и все само выйдет. Вспомни, когда еще
692
началась Кл. солнца, как сказка о потерявшемся в болоте мальчике. (В Загорске, в 20-х годах: лет двадцать тому назад!)
Материал для речи 27 Ноября.
Две силы в природе: центробежная и центростремительная.
Одна ведет к распаду (Хочется), другая к механизации (Надо).
Взаимодействие двух этих сил дает культуру нашей планеты.
Сказка есть одно из проявлений центробежной силы, мы в состоянии ее борьбы с механизмом силы центростремительной.
Борьба этих сил порождает организмы, поражающие нас гармонией и целесообразностью.
Человек в своем творчестве новой человеческой природы находится под влиянием тех же сил, механической, влекущей его к повторению одного и того же, и личной, нарушающей повторение своеобразием.
В сказках одна сила называется мертвой водой, другая живой.
Сказка в самом широком смысле слова есть живая вода личности, выходящей из вечного повторения механизма мертвой воды.
Проф. Бюхер, автор «Работа и ритм» (как он этим открытием победил скуку механического чтения лекций).
Сказочный ритм – сюжет («мелькнул сюжет»).
Чиновник… вечно повторяясь, но он служебно включается в борьбу с механизмом. Я этого не осилил. Моя жизнь: как я разорвал круг механизма и поехал на север.
Моя литературная жизнь как попытка создать свою сказку.
Своя сказка – личное дело против механизации повести и рассказа.
693
Механизация сказки как распад рассказа. Поэтический и прозаический жанр.
Счастье ворам (аморальные рассказы).
Пример литер, механизации (Еголин в Правде от 14/ XI-45 г. о Толстом. Смерть Ивана Ильича).
«Кладовая солнца» не новость для меня, но впервые понята, причем понята не активно, а пассивно. Передвигая шахматные фигуры в борьбе с механизмом традиционных форм, я сделал шаг… и получил если не слово сознания, то деньги. Тайна превращения сказки в деньги.
22 Ноября. Рассвет ясный и морозный. Вчера вечером шел дождь, слякоть была, и вызвали меня в Союз на правление. С трудом добрался (болит спина). И вдруг оказывается, нас согнали лишь для того, чтобы выбрать Поликарпова в избирательную комиссию. В несколько минут все было кончено: Поликарпов был избран, хотя Поликарпов вовсе и не писатель, а какой-то партспец, как шофер на машине. Сейчас только понял, что сами писатели виноваты в Поликарпове, как евреи, просившие Самуила дать им царя.
Мы, писатели, виноваты в Поликарпове, народ в Сталине, и так все насквозь, везде и всюду наша личная свобода, как игра детская, держится тем, что свои обязанности к обществу мы сваливаем на «старших». И что Тихонов, этот английский король, такой беспомощный на месте председателя – это все тоже мы. И вот почему журналы такие – в них везде Поликарпов, вот почему всех пугает ЦК, хотя там нет ничего страшного, и сидит все тот же общественный шофер Поликарпов. Общество находится в руках Поликарпова, как я когда-то находился в руках шофера Кононова.
Ищу случая сказать Поликарпову: – Я был в правлении во время ваших выборов в избират. комиссию. В одну минуту писатели и поэты, занятые приятным делом писания стихов и прозы, без споров, без обмена мнений, единогласно взвалили на вас всю тяжесть общественных
694
обязанностей и разошлись по домам писать свои сказки и песни. В прежнее время каждый крупный писатель считал себя ответственным в делах общественных. Сколько сил истратил Короленко на обществ, дела, Лев Толстой и другие. Несомненно и они тогда не все делали сами, они тоже поручали кому-то из близких себе по убеждениям лиц помогать себе. В крайнем случае, они хоть мучились совестью за равнодушие к делу ближнего. Но теперь поэт получил для общественных дел свое официальное лицо, уполномоченное нести на себе чемодан с продовольствием и грязным бельем поэта, как осел на услугах альпиниста. Итак, мой друг, если ты считаешь себя вправе заниматься только поэзией, то не сердись и не расстраивайся, если милиционер, не понимающий поэзии, иногда ошибется и сунет тебя в каталажку вместе с ворами и пьяницами.
Это не только В.В. Водовозов народоуправство (демократию) представлял себе безболезненным, непостыдным и мирным рождением обществом своих личных представителей (т. е. рождение личности из какой-то аморфной святой внутренней плазмы народа). Так думали все до большевиков. Теперь же, насмотревшись на выборы, мы начинаем понимать, что всякий вождь рождался сам и рос в небольшом кругу своих приверженцев, ростом своим все больше и больше расширял границы своего круга. И что выборы являются не существом, не причиной возникновения вождя, а лишь постфактумным оформлением..
23 Ноября. Морозец без снега. Прищуренные дни.
Унизительное положение искусства для отдыха. Но не унизительно, если «отдых» понять как борьбу с механизмом за личность. Процесс творческого труда разделяется на три периода: 1) самодеятельность, 2) создание механизма, 3) борьба с механизмом за личность, т. е. сознание, т. е. движение вперед.
(Косьба общественная: если будешь торговаться, то хватит какой-то по пятке идущего впереди, будешь опаздывать – тебя сзади хватят.)
695
Бюхера мы спрашивали так: – А не замечали вы среди рабочих, пользующихся силой ритма: кто из них поет, и если все поют, то кто первый запел. – Нет, это было трудно заметить. Тогда мы спрашивали, как и при каких условиях ему удалось обратить внимание на связь песни с работой. На этот вопрос Бюхер охотно отвечал, что он шел как обычно по улице в университет, обдумывая свою лекцию, и наблюдал, как обыкновенно. – Я это всегда делаю в поезде, и в окне я всегда наблюдаю, что люди теряют время за чтением какой-нибудь глупости.
Словом, Бюхер сделал свое открытие посредством того, что я называю первым взглядом на вещь, который и определяет творчество. Сколько раз в своей жизни я старался поймать и осознать этот первый взгляд с тем, чтобы пользоваться им. Иногда мне удавалось. Помню (лисица и ольховые шишечки). Охота – своей глупостью… Словом, это путь к Ивану-дураку, и путь неглупый. (Фарисеи в Евангелии) у нас… умные люди (философы – образованные дураки и т. п.). Что же касается намерения познать момент, то, по-видимому, он лежит за пределами знания, и потому самое добросовестное стремление к нему приводит к отрицанию того «ума» исторического и приводит к пути Ивана-дурака.
(«Я сам» – это я, на которое нельзя смотреть со стороны, непознаваемое).
Мы были самоучками: учились много, читали все, надеясь открыть нечто, за что ухватиться. Когда явился путь дурака, стало ясно наивное чувство «хочу все знать». Это самообразование было попыткой создать механизм бытия. И эта попытка создания действительного механизма нужна и необходима. На этом пути есть два выхода:
1) превратить «хочу все знать» в «хочу хоть что-нибудь хорошенько узнать». Это приводит к специальности и открывает трудный путь ученых борьбы с механизмом за личность (почему изобретатели так самолюбивы). (Валь-ден, Бюхер, философы.)
2) путь Ивана-дурака, т. е. путь искусства (сказки), путь восприятия жизни цельной личности. Так я сделал, бросив все «умное» на севере.
696
Хочу все знать – это потребность механизма: люди знают, и я тоже хочу быть как люди: узнаю, и буду как все.
Сказка есть отношение личности к обществу.
Работа и ритм. Работа как механизм, а ритм – это гармоническое разложение сил индивидуума в обществе, есть такой момент, когда индивидуальное делается общественным и сам индивидуум становится личностью.
Явление ритма – это уже победа, но кто же совершил победу? Личность как индивидуально- общественный комплекс. И потому сказка есть связь или двух-трех поколений, как это происходит на севере, или индивидуума и общества, что и называется личностью.
Брюсов: – Цель творчества не общение, а только самоудовлетворение и самопостижение.
Брюсов: – Бывают дни и часы, когда все кругом как тайна, когда видится сокровеннейший смысл во всех вещах. Все так связано, что малейшее может раскрыть смысл вечности.
Когда рвется ритм, сюжет естественно сломается и тогда уже его не сделаешь, как нельзя метром заменить ритм.
Товарищи, я буду говорить о значении сказки при моих попытках творчества, но я должен предупредить, что сказку я понимаю в широком смысле слова, как явление ритма, потому что сюжет сказки с этой точки зрения есть не что иное, как трансформация ритма. Я это могу иллюстрировать из своего опыта создания сказки «Кладовая солнца»: когда застонали деревья, все части расположились, как металлические опилки под полюсом магнита.
Так я понимаю сказку в самом широком поэтическом смысле слова и в то же время узком: сказку, не подчиненную поэтическому ритму, я исключаю.
697
Служебная сказка (пример английского перевода). Своя сказка (без Ивана-царевича). Вернее, чтобы служебная часть ее точно так же находилась под воздействием ритма.
Меня выгнали из гимназии в Ельце из четвертого класса. Бунина тоже, из шестого. Положение выгнанного было такое позорное, такое несправедливое, что я решился доказать, что я могу быть не хуже других. Очень возможно, что это чувство – доказать – и было движущей силой масс в революции.
24 Ноября. Получена премия. Для меня сказка была средством личного определения в обществе. Я хочу сказать, что благодаря своей возможности делать сказки, я занял в обществе положение, как личность, а не как механический (составной) агрегат его. Вот почему о сказке я не могу говорить иначе, как в связи со своей биографией. , Большое значение в моей жизни имели два события в детстве и отрочестве: первое – это побег из Елецкой гимназии в какую-то прекрасную свободную страну Азию. Второе – исключение меня из Елецкой гимназии. Первое событие впоследствии определило меня как путешественника, охотника, художника слова и сказителя, второе как искателя добрых человеческих отношений или как гражданина. Вот из этих двух начал, из личной веры в существование прекрасной свободной страны – первое, и в необходимости выполнения каких-то общественных обязанностей (гимназия) – второе.
В этом столкновении свободы и необходимости началась моя сознательная жизнь.
