[я] живу, как все.
Друг, не находишь ли ты, что в нашем возрасте, при нашем опыте, в нашем с тобой положении пора наконец смотреть на всю массу встречаемых за день людей как на детей, снисходительно и с улыбкой.
Каждый о себе что-то думает и так о себе творит легенду свою и старается людям таким показаться, как ему хочется. Только дурак о себе ничего не думает. И вот, наверно, эта-то творческая мысль о себе и есть наше «Я». <Приписка: По Толстому: числитель дроби, знаменателем которому служит мнение о нас на стороне.>

20 Июня. Какие люди есть! Вчера пришел A.M. Коноплянцев, когда-то написавший монографию о Леонтьеве, и, оказывается, он вовсе ничего не слышал о вторжении союзников в Европу. – Да как же так? – А откуда же мне знать? Радио у меня нет, газет не получаю. Под конец рассказал Ляле, что один его знакомый священник хочет взять его к себе на помощь. — Псаломщиком? – Ну, не сразу… – Отчего же не сразу? Вот хорошо. Немедленно поступайте, и для души хорошо, и, конечно, всего будут носить: яичко, творожку. Старик ужасно обрадовался и повторял Ляле: – Утешила, утешила меня!

Очень боюсь, что ему не дотянуть до псаломщика, да и духу не хватит.

Вдруг увидел, что в Москве везде наши прежние, только переодетые мужики, кто милиционер, кто лейтенант. Один добродушно назвал меня: «Гвардии дедушка».

21 Июня. Благословенный летний дождь. От семи До 8 утра в очереди за хлебом, до девяти готовил машину, к 12 д. привез тещу в Пушкино.

154

Запись в очереди за хлебом на тему инженера в МОГЭСе*, который сказал, наверно, спроста: – Закон для того и существует, чтобы его обойти, – я же подумал о том «законе», против которого восстал Христос.

Все законы в мире – это законы необходимости (смерти), а для свободы нет закона, для личности свободной и сама смерть не закон. Большевики правы в ссылках своих на законы научные управления обществом («законная власть»), потому что общественная жизнь действительно подчинена закону необходимости (смерти). <2 строки вымарано.> Эти свои законы необходимости они распространяют на личность: мы же верим, что для личности закона (смерти) нет, что личность бессмертна.

Итак, существуют законы падения (тяготения?), но законов жизни нет и быть не может: жизнь в существе своем бессмертна и беззаконна.

Каждое живое существо, если внимательно всмотреться в его жизнь, являет собой сущность единую и неповторимую, возникающую в борьбе с законом повторения, падения, смерти. Наше изучение природы должно быть не изучением законов, а сосредоточением родственного внимания с целью открытия во всем и везде бессмертно-личного начала, не подчиненного законам необходимости.

Поколение за поколением, проходя, передавало своим наследникам веру в законы смерти как в средство спасения. И так при моей жизни было открыто радиовещание и воздухоплавание, осыпавшие всю Европу бомбами. В существе вера в эти законы давно уже опровергнута, но инерция массовой жизни так велика, что все вокруг говорят и живут по-старому. Но старые мехи треснули, и весь ужас нашего бытия теперь в том, что приходится в бессилии

МОГЭС – Московская государственная электрическая станция

155

смотреть, как новое вино выливается на землю напрасно из старых мехов.

— Да плюнь же ты, Михаил, на все эти события современности, отдайся верному творчеству жизни радостной и небывалой.

— Рад бы, друзья, отдаться, но не могу найти в себе силу равнодушно глядеть, как льется напрасно новое вино из старых мехов.

И вы, кто мне так говорит: «плюнь!» – убедите меня чудом жизни своей. Но я знаю, вы не борцы и говорите как беспомощные. В том-то и дело, что «плюнуть» и закрыть глаза на события в законах смерти невозможно, и я думаю, что даже напротив: чтобы войти в строительство жизни вечной, надо понять законы падения, необходимости, смерти. Надо проглотить внутрь себя все виды гадов, отравляющих жизнь, и уцелеть.

За это время, пока я учился ездить по Москве на машине, я переменил свое отношение к милиционерам. Пока я был неуверен в своей езде, как я боялся их, как ненавидел, с какой грубостью обращались они ко мне, когда я нарушал уличные законы движения. А теперь в милиционерах я узнаю наших прежних русских мужиков, и если даже и случится, нарушу закон движения, прокачу под красный фонарь, то, состроив русскую морду, копаю пальцем в затылке, и милиционер, русский мужик, понимает меня и не ругается.

Да и как-то везде и во всем покидает меня неприязнь, злоба, подавленность от тесного соприкосновения с «низостью». Что это – влияние летнего солнца или вторжение союзников в Европу и близость конца войны? Или, может быть, русский человек наконец проглотил, пережевал, переварил всех предназначенных ему гадов и теперь начинает от них освобождаться?

Помню, было это чувство в день, когда свергли царя и на улицах кончилась стрельба. <1 строка вымарана.> Но все-таки был же хоть один день сознания себя в обществе

156

людей без гадов. Иллюзия? Если это иллюзия, тогда ведь и чудо цветка на лугу только иллюзия, и не одного цветка, а всего на свете, что выступает лично, не подчиняясь законам необходимости (смерти). Нет! В тот великий день нам на мгновенье показалась возможность жизни вечной, прекрасной и радостной. Да так и вообще, может быть, нет иллюзий, а это мы сами, слабея и падая, начинаем понимать чудеса как иллюзию.

22 Июня. Четверг, тот самый: «после дождичка в четверг». Весь воздух насыщен водяными парами, и солнце их прогревает, и летняя птичка поет.

Вчера привезли тещу. Комнатная старушка.

— Как хорошо, – говорит она, – здесь, наверно, было, когда малина цвела.

— Чем же так хорошо?

— Вся была покрыта цветами розовыми, белыми и голубыми.

— Что вы говорите, в этом смысле малина вовсе не цветет.

— Ах, я не знала.

— Да она сейчас только зацветает, подите посмотрите: никакого цветка не увидите.

— Ах, вот как! А какая это птичка поет?

— Сорока.

— Неужели так может петь сорока?

И так без конца. Начинаю верить, что мне, охотнику, в наказание за всех убитых мною птиц и зверей Бог наказал такой тещей.

Ляля молодец, держится и больше не спорит с матерью. Теперь вся наша жизнь будет под пятою… Ах ты, воля, моя воля! И только теперь стала понятна невозможность жить на два дома. Ах ты, воля моя! А к этому создавшаяся безвыходность «творчества»: к прежнему невозможно вернуться, новое, если по правде писать, не напечатают. Вот отчего и бывает, при полном счастье грызет тоска. Основная причина, конечно, в поражении творчества, а теща, конечно, возникает на этой почве, будь я занят по-настоящему,

157

тещи бы я и не заметил. Теща – это веха моего падения: смотрю на эту веху и вижу, как я понизился!

Ну, так встряхнись же, Михаил, берись за первую работу, хотя бы за тот же Канал, и поднимайся, лети.

Под непрерывный крик молодых грачей, при постоянном дневном пении маленькой летней птички и крик соседских петухов летим мы во времени.

… Христос есть начало всех изменений…

Ляля ни на кого из христиан не похожа: ее сущность и ее особенность – это движение. А может быть, и все истинно верующие христиане именно тем и христиане, что каждый из них особенный и верит по-своему, и только одно общее всем, что все движутся (как-нибудь на досуге расспросить Лялю о лицах христиан).

Розанов восставал на Христа как декадент, извращенно. Христос есть начало изменений, а бояться движения может или совсем примитивный человек, или потерявший смысл. Ведь в мире так много покоя, так много молчания, что нечего за это беспокоиться, и если бы даже и победило Слово и род человеческий бы прекратился, то ведь это и слава Тебе, Господи (так и Толстой говорил о прекращении рода).

А вот еще что в Ляле, кроме движения: бесконечное сопротивление насилию.

NB: Помню «акт» с теми всеми, как с безликими, я мог тогда, как конь, прыгать на зад, не видя лица. И вот это одно (пусть язычество, и так у попов, у купцов было, и так раньше замуж выдавали).

А то «акт» не просто как захотелось, а еще для каждого раза найти надо любовное соприкосновение душ и потом почти в забвении совершить. В первом случае – род, природа, во втором – лицо человека.

158

И так, догадываюсь, происходит и в самой природе: один способ размножения как восстановление типа, другой как изменение («беззаконная любовь»). Происхождение видов имеет своим источником именно любовь как начало изменений, а не любовь родовую. Так что рядом с борьбой за существование действует еще неведомая сила изменений, у человека называемая любовью.

Ездили с Лялей по Акуловскому шоссе за палочками для гороха, малины и помидоров, приехали в поле, и впервые в этом году увидел я рожь в полной силе, в колосьях, и по ржи вспомнилось сразу, что сегодня 22-е Июня, третья годовщина войны.

— И в голову тогда не приходило, что выдержим три года войны с немцами! – сказал я.

— Кто мог знать! – ответила Ляля.

— Один Бог знал, – заключила Марья Васильевна.

С нами ездила в лес и Норка. Ляля странно так глядит то на меня, то на Норку.

— Что ты, Лялечка, так глядишь?

— Да так… Странно как-то на вас глядеть: ты и Норка! А между тем и у нее тоже, как у тебя: и глаза, и уши, и нос.

Сегодня перешел работать в садовую избушку, но она не спасет меня от тещи, если не возьмусь за большую работу. Но как знать? Вот сейчас наверху видна темная-темная ель, и одно светлое окошечко в ней пересекает черный сучок, и по сучку сейчас прошла какая-то птичка, – до чего хорошо! Или вот перед самым окошком моим молодая зеленая елка концевыми своими кривыми светло-зелеными пальчиками показывает силу роста, и от этого вся природа мне является в формах роста или тайного движения.

Собирая в лесу шишки для самовара, нашли вчера шампиньон и первые два масленка – грибы-подколосники.

159

Хищник, ястреб, промахнувшись по дикому голубю, сел, расстроенный, одурелый, против меня на сучок, сутулый, с отвратительным кривым клювом и желтыми глазами. В этом хищнике, исполненном зла, я увидел всех хищников, и прославленного подхалимами орла, и Наполеона, и всех вообще властелинов, все это одно и то же начало зла, форма явления необходимости, смерти. Было же время, были же люди, помещавшие свои лучшие чувства в эти образы власти и зла.

Знаю, конечно, что так надо, что без них на земле невозможно добро, как и свет почернеет, если нечего будет ему освещать Но моему-то голубю ведь только бы укрыться