и Васька не счел это за обиду, а подумал на самый нож, осел и насупился и так сумрачно глядел тусклыми глазами на нож. Вот и нам бы так сносить обиды, а то мы обыкновенно наоборот: ткнет, бывает, что-нибудь прямо в себя и нечаянно,
171
а ты переносишь на человека и сам тоже его чем-нибудь ткнешь.
Сейчас меня через Калинина ткнуло ЦК ВКПБ, а я на Лялю валю, и если не обижаю словом, делом, то помышлением, бывает, обижаю, и это, конечно, даром не проходит, и в чем-нибудь сказывается.
Так щелкнуло меня по щеке тупым концом, и я, как кот Васька, насупился и чувствую удар, а разобраться никак не могу в том, кто тут виноват: не я ли сам виноват в том, что сунулся в Кремль.
Ждал, ждал, терпел, терпел, гордыбачился, самохвалился, кичился «народным» признанием, и вдруг сунулся в Кремль в чаянии обойти «бюрократию» и получил тупым коном даже не по щеке, как кот, а прямо по переносице. Калинин сказал: – Слабая вещь. Отложите ее к посмертным сочинениям. И я должен был помолчать, хотя было на языке: – Ваше заключение остается в значении для таких же смертных, как Вы, а я же не имею никакого дела с тем, что останется у вас после меня.
Сам по себе никакой удар не чувствуется сразу и во всяком случае не так болезненно, как это мы себе представляем. Хватило меня, и все зазвенело, но никогда не чувствовал я в себе так отчетливо свое бессмертное «Я», и именно так, что это убить нельзя. Но со стороны это совсем нельзя понять: со стороны кажется, человек пораженный упал, а внутри там, где таится человек сам по себе, там он оживает.
Тяжело, ничто не радует и ничего не хочется делать, но знаю, что если я вернусь к прежней деятельности, то вернусь другим человеком, и у меня все будет лучше.
Одно время у нас во дворе и в домовой конторе, и у лифтерши внизу, и во всех квартирах, где бывала Map. Вас., только и говорили о ней и с большим ожесточением ежеминутно повторяли по русской привычке «черта». Мало
172
того. Мы сами, для кого именно она и была Ангелом-хранителем, не раз и мы тоже при разговоре о ней очень досадовали и пользовались недобрыми словами. (Всегда действует по воле Божьей, не считаясь с людьми – записочки. Вот почему люди недовольны.)
NB. Запевка: Раньше я ни в какие чудеса не верил, хотя и не протестовал и не выставлял чего-нибудь от себя против, если кто-нибудь о них заявлял. Должен сказать, что и весь коренной русский человек относится к сверхъестественному точно так же, как я. Взять хотя вот самое простое, лешего. Не только степняки какие-нибудь, которые ясными глазами далеко видят вдали, а сами полешане на людях смеются и считают разумно все рассказы о лешем суеверием. Но когда выходит в лес полешанин один с ружьем и собачкой, тогда тот наш общий разум покидает его. Вот собачка его тявкнула, а на той стороне отвечает его собачка. По общему обычаю пускает он туда ему свое матерое слово, а он сам отвечает… И пошло, и пошло:..
Да так и мы, люди образованные, мало ли чего бывает непонятного такого, странного, что на людях сказать никак нельзя: не поверят, засмеют. Сколько, бывало, такого всего таишь про себя и разве только близкому другу шепнешь под рюмочку на закуску. Так мы все в разной мере таились на людях, и вот пришло для всех небывалое и неслыханное в веках и никому непонятное. Удар по нашим головам был так силен, что разум наш прежний, принимавший вызов борьбы с чудесами, нас оставил. Обычным нашим прежним разумом невозможно было понять эту дьявольскую затею, в которой танковые бомбы сотрясают землю, хороня под кирпичами без разбору всех, и матерей с детьми, и беременных, и хороших наивных людей с ясными глазами.
Помню, один старичок, отпивая по глоточку чай из термоса, четверо суток просидел в [каменном] своде под обвалившимися кирпичами, пока его выкопали.
4 Июля. Продолжается парная погода. Перемежающиеся дожди, выглянет солнце и опять дождь. Все буйно
173
поднимается. Поспела в лесу земляника, поспевает у нас клубника. На малине формируются зеленые ягоды. Ляля сидит на корточках пока глазам видно, как жук на малине. – Что ты там сидишь? – Собираю жуков. – А зачем здесь сидишь? Уже темно, – Еще видно: я разрыхляю землю под огурцами. А как очнется от огорода, начнет утешать мать и разгонять ее вечные страхи.
Вчера ездили на Клязьму к Беляеву (управляющий дачами). Застали дома одну тещу. – Мне кажется, – сказала Ляля, – вы в молодости были очень красивая. Есть у вас карточка? – Сейчас принесу. И мы увидели красавицу. Подкупленная вниманием к тому, что было, старуха в короткие минуты проболтала нам все семейные тайны. Советские годы один за другим лущились и падали, как лузга с гречихи, свалились 27 крышечек с зернышка, и вот наконец показалось оно: полуголодный управтрестом Беляев – это бывший мануфактурист «Беляев и Карташов». И так вся подноготная и даже, что она верит в «Живые помощи» (зашить в одежду), а Беляев этим неудовлетворен и чего-то еще ждет в теософии. Когда все было рассказано, то эта теща оказалась копией с нашей тещи. Конечно, есть на свете чудесные старухи, но, как правило, теща – это эгоистическое существо, гусь, отстающий от стада в убеждении нелепом, что стая возьмет отстающего гуся себе на крылья и понесет. Но гуси и сами едва могут летать. Гуси, по жестокому закону природы, окружают свою тещу и забивают. Наша человеческая теща вопит против этого закона, но голос ее не слышен, потому что ведь не во имя правды, а за себя вопит, притом здоровые сильные люди дело делают, летят на место гнездований, а мораль тещи вся от себя…
— Дочь меня очень любит, – рассказывает бывшая красавица, – но с какого-то времени, когда пришла крайняя нужда, она похолодела и так осталась: огрубела.
— А зять?
— Ничего, только я для него не существую, часами сидит возле меня и ни слова.
174
И как же это зятю не огрубеть, если он в вечной борьбе: ему 63 года, у него склероз, голова кружится, без палки ходить не может и с утра до ночи в борьбе. Его бы надо ободрить, а теща может с ним говорить, только опираясь на свои страхи. Он только и живет надеждой, что этим летом кончится война, она же пользуется всяким случаем сказать наперекор ему, что война [нескоро] кончится и много впереди всего худого.
Ездил на Клязьму за штакетником для забора. При пробуксовке в правом заднем колесе срезало шпонку. Провозился я с ней часа три. Шпонка – это небольшой железный квадратик, наполовину толщины вставляется в ось, другая половина квадратика выступает и этим выступом удерживает колесо от свободного вращения вокруг оси: движение всего автомобиля обеспечено шпонкой. При большой вращательной нагрузке, перед тем как разлетелись бы шестерни, срезается шпонка и движение машины прекращается. Значит, шпонка является предохранителем, как в штепселе с электрическим током, прежде чем сгореть пробочке, сгорает тонкая проволочка. Когда у меня срезало шпонку, я отправился в военные мастерские, и там мне сделали шпонку из штыка. Когда выпиливали квадратик, я думал о нас всех таких как я разных художниках, артистах и вместе с тем вообще о человеческой личности и роли ее хотя бы вот теперь на войне: весь ход государственной огромной машины опирается, конечно, на личность как на шпонку. При напряженности движения личность как шпонка срезается. И вот я, Михаил Пришвин, что я сейчас, держу ли я на себе какую-нибудь рабочую тяжесть, или меня уже срезало?
Вся германская мораль «большой войны» зиждется на мысли: вначале было дело, не Слово, а именно дело (Фа-УСТ). И всякая революция начинается: вначале дело, без всякого «во имя». «Дело» – это значит воля, вытекающая не из представления (Слово), а из разума практического, определяющего границы действия. В этом смысле «идеал» достижим, как разумная цель.
175
Немцы провалились в своем порыве по тем же причинам, как и Раскольников в своем преступлении. Причина эта заключается в подстановке частного вместо Целого: человек в своем Racio есть частное, Целое – Бог. И это рассуждение выражается одним единственным, пошлым, но полным глубочайшего значения словом «просчитались».
Вечером лейтенант поманил меня с дороги: «Подойдите на минуточку, папаша». И когда я подошел, он рекомендовался: Николай Иванович Вознесенский. Оказалось, что он ежедневно проходит мимо моего дома и всегда видит меня занятым уходом за машиной. Так вот, он может мне предложить переноску, молоточек, конденсатор, шину.
– Давайте, – сказал я.
И через ½ часа он явился на велосипеде с вещами и уже подвыпивши. Я спросил его, сколько стоят вещи.
– Выпить с вами по 100 грамм и побеседовать.
Мы так и сделали, и после он обещался дровец привезти. Так что вроде ангела. Да и вся наша жизнь с Лялей стоит на ангельских крыльях. На этой почве и я у Ляли с одной стороны явился на ангельской (служебной) почве. Но в конце концов мне думается, то она у меня состоит в ангелах…
5 Июля. Утром ездили к Никулиным, застали одну Ольгу Семеновну. Очень милая и достойная женщина (не первую встречаю такую грузинку). У нее сын в партизанах, мать в параличе (только голова движется и рука), а она вся отдалась огороду и уходу. После рассказа ее о сыне (жив ли?) я, стараясь утешить ее, сказал: – Мы ждем конца. – Ждете? Вот хорошо бы. Но вот был Папанин, у нас много бывает таких людей, я его спросила, и он мне ответил, что скорее всего кончится в 45 году. Это, конечно, правильно, если спокойно рассчитывать. Но ведь смерть как хочется конца, не терпится, и возможность быстрого конца, конечно, есть.
Перед самой дверью моей летней хижины в саду веточка и на ней растет яблочко. Каждый день я смотрю на
176
него и что-нибудь замечаю, то раз заметил на его пупочке пучок уже засохших тычинок, когда-то опыливший материнский пестик, то на яблочке, как на черепе ребенка, определятся выпуклинки и ребрышки, то явится белесый пушок, то заметишь, как под тяжестью плода сгибается дужкой ножка, соединяющая его с веточкой. А вчера Коля Воскресенский, садовник, занимающий пост начальника гаража, подвыпив, сказал: – Нужно только слушать, понимать, а то ведь деревья все говорят о себе…
