безбожница теща, дочь Галя стала церковницей, приехали к нему с матерью, и он возвратился и опять стал писать и Ленина, и Сталина в маршальских погонах. На днях берет отпуск на месяц, чтобы закончить Христа. (Жизнь беспредметник!)

Натуральное х-во и кустарничество, как идеальная экономическая система православия. С точки зрения большевиков – это возвращение кулаков: утопия взад, апология мещанства.

Если бы с нами здесь за столом сидел Рузвельт, он о будущем немного больше нас мог бы сказать.

Вся мораль, которую он проповедует, в сущности, исходит из его опыта, как неудачного художника: он этим критикует свой собственный путь. И это был бы нормальный здоровый путь, если бы он оставался внутри художнического процесса. Борьба со своим злым гением (живопись) – искусителем. А у жены гений – музыка: два гения в жизненной борьбе и между ними еще теща. Теща умерла, дочь стала работать между двух гениев…

Сальери, спасающийся от зависти к Моцарту в православии.

О, я знаю это существо и знаю спасение от него путем расширения души: охватывает как бы милость Божия, и ты получаешь дар творческого смирения.

Бострем – это немец в православии, смиряется деловито, но вдруг все разрывается, и показывается «Соблазнитель» (напр, крест, горящий в луче вечерней зари). У меня же, напротив, разбивается европейская оболочка и показывается «Иван-дурак».

Малые дела, и молитва о единственном шаге в кротком свете у Бострема, и невозможность сделать этот шаг, если бы сделал, то и совершил бы великое («я избегаю резких движений»).

229

Но как же все-таки выйти из заколдованного круга? Взять Нестерова – он вышел, Бострем не может. – Почему? Скажут: талант. А что это талант? Значит, способность сделать «один шаг в кротком свете» и перейти роковую черту. Если ты способен и тебе дано Божиею милостию сделать этот шаг – ты счастлив: Нестеров, Репин, Васнецов – это все таланты счастливые. Пусть. Но есть такие, как Горшков, никакой не художник, но Репин сказал о нем: «гениальный», т. е. что художник плохой, а сам гениальный, т. е. великодушный и понимает художество, и любит великих художников, забывая себя.

А может быть все православие Бострема порождено великодушием гения всеохватывающего…

И весь Бострем в намерении сделать тот малый шаг в кротком свете (какой же это Сальери).

12 Августа. Получил с фронта еще одну благодарность за «Синюю стрекозу» и теперь на четвертом году войны устанавливаю преступность Фадеева, который отказался печатать ее в начале войны.

Сущность артиста в том, что он сам себя разыгрывает и делает все для себя, а почему-то выходит на пользу ближнему. Просто чудо: метил в себя, а выходит для всех.

Начинаю сочинять «Падун» по завету старца Бостре-мова: «Слушайся жену и пиши Ленина».

Любовь, всю любовь надо понимать как временное перемирие в борьбе настоящего (личности) с будущим (в будущем ведь лица нет). Любовь – это брак настоящего с будущим, из настоящего в этом браке определяется личность, из будущего – дети. Идеи будущего, не встретив живого настоящего, блуждают бесплодно, как старые девы и холостяки. Нас в юности пичкали этим.

230

На днях тягость на сердце давила, в голове шумело. Вышел из дому в надежде разгулять нездоровье в лесу. Шел по пыльной дороге, навстречу танки, пыль поднялась, свету не видно, грохот. Свернул от них в картофель и шел полями-огородами полчаса до лесу. И лесом долго шел в поисках глухого местечка. И наконец мне понравилось огромное поваленное дерево. Я лег на него спиной как на постель, головой к выворотню. Постепенно заботы мои отходили в сторону и с ними страшный человек современности, служитель и раб в борьбе неведомых злых сил. И только-только начала было раскрываться душа моя в глухих зеленых недрах леса, как вдруг среди кривых сучьев разглядел я прямую черную, все пересекающую нить. Это была проволока военного телефона…

Вот до чего слаба была искра жизни в душе моей, что довольно было этой проволоки – и все погасло. Я встал.

13 Августа. Вступая в борьбу, ты вызываешь неведомые тебе самому духовные силы, дремлющие и прикрытые силами физическими. Чем больше враг, тем духовнее сила, и если враг твой сама смерть, то без Бога эта борьба невозможна. Так вот почему Бострем, будучи схвачен смертью и в этот миг вспомнив о камфаре, после так горевал, так горевал о себе…

К счастью, у Пети в отношениях с начальником подлец не родился (начальник его броней не распорядился). Но потребность армии в рядовых так велика, что м. б. не поможет и броня. Во всяком случае в понедельник Петя захватит вещи и простится.

Не будь со мной Ляли, я сейчас бы очень страдал за Петю, вернее, не самого Петю, а за то охотничье место в себе, которого был бы лишен. Сейчас же при несчастьях с сыновьями я почему-то чувствую в себе нечто вроде боли упрека. За что? Не пойму.

Вчера читал Падун и был очень обрадован. Если бы мне Удалось сделать из этого фабульную вещь, вроде «Всадника без головы», это было бы превосходно.

231

Ездил с Н. И. выручать Петю, которому завтра являться в военную комиссию. Решено, если бронь не поможет…

14 Августа. Тихий и ясный задумчивый день в осеннем предчувствии.

Ходили к Никулину просить печника. Сговорились ехать в среду в Москву (с Никулиным). Приглашен на завтра садовник устроить нам маленький рай. В Леспромхозе выпросили 5 кбм дров. Итак, зимовка на даче мало-помалу обеспечивается. Установилось, что Лева вчера украл у меня то самое яблочко, возле которого я устроил себе столик, писал и наблюдал его. И так опять оборвалась возникшая было к нему жалость, и опять упала на него тень 1940 года, когда он орал, что лишит меня ордена.

Петина участь решена: нестроевой. Теперь успеть бы с бронью.

Рассказ Пети о некоем Борисе Павловиче: это тип распада коммунизма, молодой человек, начинающий не только быть как множество «коммунистов», но и сознавать себя анархистом (совершенно как будто по Штирнеру).

– Мне нужна электрическая лампочка, я не буду ее воровать у бедной женщины, моей соседки. Я обращусь к представителю нашей власти, к директору, и беру у него, а он пусть достает. Я осторожно подрезаю провод, и у директора электричество гаснет.

– Лампочка перегорела, – говорю я и вывертываю у него.

– А у вас горит? – спрашивает он.

– Сейчас посмотрю, – отвечаю. И с его хорошей лампочкой отправляюсь к себе, соединяю провод, ввинчиваю директорскую лампочку себе.

– У меня горит, – говорю директору. И передаю ему в руки свою собственную перегоревшую лампочку.

И так в большей или меньшей мере живут все, считая себя вправе при всякой возможности все тащить из казны. И вся страна, как великий лагерь беспризорников.

– Но позвольте, – спросил я Н. И., – как же при таких условиях мы побеждаем?

232

— Так у них же там на фронте все есть, все готово, отчего бы им не побеждать? Ведь это у нас здесь работают и как работают. А они на всем готовом.

— Значит же все-таки работают, а вы говорите, всякий норовит стащить в казне что-нибудь для себя.

— Ну, так что. Он норовит, а ему не дают.

15 Августа. Встал рано, вскоре после восхода солнца. Но было, как будто кто-то заботливый и добрый встал еще раньше меня и перед самым восходом солнца полил всю землю и все цветы и листья теплым дождем. На малине одна большая капля дрожала и на солнце в ней вспыхивало так, что слепило глаза, но может быть это не капля дрожала, а само солнце между клочками рассеянной тучи то покажется, то спрячется, а кажется, будто это капля дрожит.

Появление елецкого садовника.

Бергамот, Тонковетка, Бессемянка, Груша ананасная.

Яблоки коробовка, малиновка, коричневое, апорт, пло-довинка, Буль, грушовка. Розы чайные, махровые. Жасмин, сирень. Карликовая вишня и слива. Спаржа, цветная капуста. Шампиньоны.

Лицо яблони. У каждого дерева есть свое лицо – оно на восток, а зад – на север. Елецкий садовник (служил у Ста-ховича) Семен Федорович появился и будет мне сажать сад. Вот чудо-то.

Молиться – для этого надо устроить внимание.

Завтра в среду в 9 утра едем с Никулиным в Москву.

Дела: сердце, сад, бензин, ордер на горбыли, блесна, зап. книжка (сменить блок), Федин, бумага, чернила, занавески к машине.

16 Августа. Три дня, усиливаясь ранним утром, шел дождь, а потом омытый день на солнце сверкал до ночи, и наступала светлая звездная ночь до утра. Сегодня утренний дождь перешел в окладной, и сейчас в 7 утра не знаю, будет ли солнце.

233

Едем в Москву на несколько дней.

Собственность и семья создаются на праве наследства: семья воспитывает наследника. А мы, русские люди, до того начисто сумели разрушить принцип собственности семьи, что наивно радуемся освобождению от обязанности воспитывать наследников своей собственности. Подготовкой к этому служило вековое расшатывание уставов дворянской, купеческой и крестьянской семьи. Теперь советский гражданин почел бы обеспечение имущественное каким-нибудь отцом своих детей, пожалуй, делом безнравственным.

Нынешний русский анархист (Борис Павлович) из пролетариев (до сих пор анархисты выходили из дворян), пожалуй, близехонек в своих социальных возможностях к среднему американцу.

Зонтик – собака Никифора. Как я купил ее. (Никифор – вор – украл трубку у меня.) Зонтик перегрыз веревку у основания цепи. Никифор вернул. Посадил на железную цепь. Сторож, лает. Я попробовал спустить его на ночь. Простерег ночь, другую. На третью ночь убежал. Пошел к Никифору, и тот убежал. – А Зонтик? – И Зонтик с ним. (Почему пришло в голову? П. что сам себя чувствую в чем-то как Зонтик: хочется цепь перегрызть. Это вот и надо изобразить особенно, как грыз он цепь, ломал зубы, и вдруг что-то понял.)

17 Августа. Когда поминаешь своих покойников («за упокой»), то, конечно, стараешься воскресить перед собой благодарно то лучшее, что они дали при жизни и что сам от них получил. И вот это ощутимое на молитве, что получается от нее и за что благодаришь, и есть наследство твое. Всякое материальное наследство постольку лишь есть ценность, поскольку отвечает тому, за что ты потом (нескоро) будешь благодарить на молитве.

(Когда матрос бросает брань в «душу», в Богородицу, он выключает себя из связи с прошлым.)

234

— А что вы, Семен Федорович, как относитесь к религии, верите в Бога? Скажите без опаски нам, мы верим. – Верю ли я, – ответил садовник, – не бывает утра с тех пор, как я себя помню, чтобы, встав от сна, не прочел Отче наш и не помянул Владычицу нашу Царицу небесную, Матерь Божию.

— Какое это наследство, мой милый, если я оставлю тебе дом свой и после меня он