писатель не может и не должен исходить из своего мнения, а танцевать от печки?
И вот за то, что Федин не танцует от печки, вы называете его несовременным. Увы, сам Горький давно уже в прошлом, и если вы хотите быть совсем современными, то возьмите лучше не Горького, а боевого генерала в орденах за литургией в церкви Ильи Обыденного. Генерал этот молится Богу за спасение родины. Быть может, он поминает своих родных и умерших близких, узнавая в них те добрые силы, которые создали и его самого в лучших Достижениях. А Ремизов разве не похож на этого генерала, не он ли единственный всю жизнь писал, предчувствуя ужасные страдания родной земли?
269
14 Сентября. После двухдневного сплошного холодного дождя пришел день сплошь серый, холодный. Мы, бывало, в такой день в такие числа дупелей били.
Робот мудрости (Горький). В свое время и Толстой был роботом мудрости, и Гоголь хотел. Чувствую, что и мне это грозит, и понимаю ее происхождение. Существует философский хаос, в котором рождаются художественные произведения, что-то вроде тучи, из которой может выйти живительный дождь или тупое стега-нье града. «Мудрость» Горького, Толстого, Гоголя – это все град. Первая особенность этой эрзацмудрости, заменяющей поэтические произведения, что она очень обильна.
15 Сентября. Позавчера проводил громадный караван журавлей и подумал: вот они летят, и я когда-то летал, а теперь я уже не перелетная птица.
Холод в доме застал нас неожиданно, ни печки, ни завалинки, а между тем все лето об этом только и говорили, и в этом была вся суета.
Не было и, вероятно, не будет такого героя и даже святого, кто бы обходился без нужника. Для двух эта встреча небесного духа с земным мирно разрешается в спальне. Для общества пытаются разрешить в коммунизме, где каждый будет как «свой», но мало кто в это верит. («Чемреки» – Новый Израиль.) Однако этот вопрос разрешили и стало едино тело. Почему это мы делаем одно, а выходит другое. Не потому ли, что «другое» исходит из нашей природы, а одно – это наши «добрые намерения». Мы намеревались с Лялей устроить себе пустыньку для уединенной литературной работы, как место, где можно спасаться, а вышло место беспрерывной суеты и забот: «природа нас одолела».
Ходили к директору зав. №2 благодарить за аккумулятор. Ходили к Никулину, просили…
270
16 Сентября. Во всеобщем русском народном понимании закон стал теперь в советское время каким-то природно-необходимым препятствием, которое каждый достойный гражданин должен преодолеть (переступить, или преступить).
Закон это что-то вроде девственной плевы, предназначенной для пробы на мужскую мощь.
Что, казалось бы, хорошего в состоянии невесты (не ведает грядущих страданий) или ребенка, играющего в неведении того, что в 18 лет его застрелят, как собаку. И все-таки эта жизнь в неведении страданий у нас на земле самое лучшее. Так что же делать? Ясно, что надо охранять неведение, оберегать детей и невест.
У Никулина его грузинка разболталась о том, как мелки все женщины и как хороши мужчины.
— Но женщины духовные? – спросила Ляля.
— А где вы их видели? – ответила она и начала перебирать уничтожающие качества женщин.
— А как же ваша матушка? – спросил я. – Она тоже… И тут оказалось, что «мама» это не женщина. И она опомнилась: она ведь тоже мама и сын ее недавно убит.
У Бусыгиных оба супруга с возмущением говорят о «несчастных» 300 миллионах, взятых с Румынии.
— Столько страданий и всего только 300 миллионов.
— А если этой уступкой покупается победа?
— Что мне победа, если мой сын убит, какой ценой вы меня вознаградите?
По пути домой от Бусыгиных женщина говорила другой: – А мне все равно, кончится война завтра, или еще будет 40 лет: ждать мне некого и нечего, с маленькими Детьми мне все равно не подняться.
— Как вы не понимаете, что перед каждым из нас выросла стена: у меня сын убит, и никакая победа меня не обрадует, вы писатель, у Вас наверно тоже стена, – какой вы писатель, если этого не чувствуете.
271
— Ляля, – сказал я, вернувшись домой, – ты помнишь эллинскую сказку о героинях-матерях, отдававших своих сыновей радостно на смерть за родину? – Помню, но может быть и у них ничего такого не было. Вот если через тысячу лет археологи выкопают «Правду» и по ней будут представлять себе нашу жизнь…
Вчера в лесничестве выправил себе ордер на дрова. В углу сидел с «Правдой» в руке и читал ее какой-то мрачный гражданин.
— У вас свежая «Правда», – сказал я, – разрешите…
И высмотрев, что Прага взята, неестественно, как это бывает среди незнакомых, обрадовался. Впрочем, я и вправду радуюсь победам, может быть оттого, что сам не сильно страдаю. Я обрадовался, а мрачный подозрительно поглядел на меня:
— Чему вы радуетесь? – спросил он. – Может быть Вы думаете, что это Прага в Чехословакии?
— Нет, – сказал я, – эта Прага ключ к Варшаве. Понимаю его: моя радость была ему подозрительна.
— Вы что же это, – спросил он, – видно, очень жДете конца войны, пожить еще хочется?
— Да, ответил я, – надеюсь дождаться своих.
Первый мороз. До восхода еще не было мороза. Вот только когда солнце взошло, то в тенях стал холод усиливаться, и трава белеть все больше и больше. И когда солнце взошло и стало выше подниматься, то все тени стали белыми, и в лесу каждое дерево давало белую тень.
17 Сентября. Вернулся Коля из Старой Руссы. Вот и «зона пустыни»: до сих пор все вокруг минировано и трупы лежат. А начальство уже давно возникло, [везде] орудуют, ныряют, облагают данью и пр. По правилу: кто смел, тот два съел.
И вот когда от встречи с матерью, потерявшей сына,встает с поля битвы завеса победы и кажется, будто живые победители по ту сторону завесы сочиняют историю и ее героев. Мертвые во все времена молчат.
272
Ляля ответила: – Ничего нового, вся земная жизнь на этом стоит обмане: я это раз навсегда поняла, когда… <Зачеркнуто несколько слов.>
Две силы: одна сила жизни, другая сила сознания, первая известна из Библии и потом из биологии, другая из Евангелия и истории культуры, т. е. связи между людьми.
Все действующие силы способны переходить одна в другую, так наверно и сила жизни способна переходить в сознание («бытие определяет сознание») и обратно: сознание переходит в силу жизни. Вот о последнем, как переходит сознание в жизнь, и говорит Евангелие и все творения отцов церкви. И там это превращение жизненной энергии в энергию сознания, энергии сознания в жизненную силу изложено с убедительностью не меньшей нисколько, чем в законах техники, т. е. использованы силы сознания силой жизни, в целях [сохранения] жизненных сил (изложить ясней).
Шпенглеровская история культуры и есть именно история превращения жизненной силы в силу сознания, а история цивилизации обратно: превращение сознания в жизненную силу. История цивилизации сводится к истории войны (разделения). История сознания – есть история мира (связи).
Вот и понятно теперь, что Весь человек, обнимающий собой всю природу, конечно, и должен неминуемо определить в себе самом достойное место и каждой блохе, и клопу, потому именно, что их жизненная сила превратится в силу сознания.
NB: Моя задача состоит в том, чтобы сделать философию Всего человека мудростью простейшего существа (Данилыча). И первый вопрос на этом пути – это упростить и ублагозвучить понятие «Весьчеловек» (то было Сверхчеловек хорошо, стал Христос – прекрасно, а как Весьчеловек — не Хозяин ли?).
Вл. Серг. Трубецкой («князь») в Загорске нанял себе квартиру с условием, что если хозяин будет продавать дом,
273
то он ее очистит. Князь прожил в этой квартире 10 лет. Приходит хозяин и говорит: «Дом продаю, прошу по договору очистить квартиру». – У князя десять человек на руках, сам играет на дудочке по кабакам, денег нет, квартир в городе нет. Князь находит в подвале прачечную и перевозит семью свою в подвал. В городе князя осуждают: князь виноват в том, что не мог победить в себе гордость, постыдился не сдержать княжеское слово. А между тем князей уже нет, и слова такие честные потеряли всякое значение. Мало, что, мол, я обещал десять лет тому назад, за 10 лет у меня родилось пять маленьких, не могу же я губить их из-за своего княжеского слова.
– Как бы ты поступила на месте князя? – спросил я Лялю. – Я была бы в трудном положении, – ответила она. И подумав, сказала: – Я бы постаралась поближе узнать, зачем хозяин хочет продать дом, и если бы поняла, что никакой особенной беды не будет, если он дом не продаст, то не посмотрела бы на княжеское слово. А если бы ему без этой продажи нельзя бы было обойтись, то поступила бы как князь. Одним словом, я бы не согласовалась ни с честью, ни с удобствами моей семьи, а только с истиной, которая открылась бы мне при честном и внимательном отношении к его жизни.
Этот рассказ вызывает из моей памяти много подобных с моральной каверзой: напр., что Игнатов не принял белой муки от большевиков, и жена его, еврейка, обманом кормила его до смерти этой белой мукой.
Андрей Федорович (тесть) вчера копал нам сад и за обедом рассказывал о маленькой внучке своей, что когда была совсем маленькая, то не станет есть, пока дедушка не съест, и когда ей дадут что-нибудь, даст из этого съесть вперед дедушке и поцелует два раза. Теперь, как постарше стала, заметно стала скупеть и часто получит и съест сама, и поцеловать забывает.
– Почему это? – спросил я.
– Наверно на других глядит, – ответил тесть.
274
Все в семье боятся, что вернется с войны зять. На сторону этот зять очень хороший человек и охотно все сделает, если его попросить. Но ему ничего нельзя сказать поперек (в семье без этого нельзя), готов за топор взяться. Жить из-за этого невозможно. Эта болезнь очень распространенная (а теща, а Раттай). Это болезнь есть лишь обнажение основного провода человеческой личности и даже является с какой-то точки зрения источником войны между индивидуумами (и романтизм беспризорников).
18 Сентября. Едем в Москву.
Из рассказа Н. И. о своей побывке на родине в Ст. Руссе. Город – не узнать: землянки и блиндажи. Все минировано, по дорогам не ходят, а по особым тропинкам. Идет старушка, узнал, но не открылся. Почему? Страшно узнать о родных. Она узнала. И тут слезы. Ночевал в блиндаже: потрогал – не взрывается, и уснул.
Приехал один местный человек на родину, взглянул, повернулся
