метр! – вот лозунг немецкой цивилизации.

По пути в гараж зашел в церковь, людей было мало и так хорошо. Вот тут был порядок, происходящий от ритма – так было ясно, что тот, кто имеет в душе этот порядок, тому тот другой порядок метра, расстановки вещей сам собою дается. И понятно, потому что внутри порядка ритма таится живая душа, внутри же машинного порядка нет ничего…

Ночью думал о проститутках, что они могут это делать без всякого участия чувства и отдавать свои чувства, как целомудренные девственницы (Соня Мармеладова и Раскольников, св. Магдалина). Сам из студенчества помню: в публичном доме девушка «блядь» пожелала навестить меня. И когда пришла, то вся красная от волнения едва решилась отдать мне подарок свой, это был перочинный ножичек.

4 Февраля. Званы к Шахову. Вечером зачем-то пошли. Много пил, не опьянел. И ушел от умных людей дураком. Нужно сказать, что из ученых мало интересных людей: они целиком уходят в свою специальность: там где-то умные, и вид получают умных, а среди жизненных людей – дураки.

К счастью, мы захватили с собой О.А. Немчинову и оттого вышло, что все-таки недаром сидели: покормили старушку оладьями.

425

5 Февраля. День моего рождения. Приглашены Игнатовы, Удинцев и Немчинова.

Приходил Громов М.Г. с просьбой помочь ему вызволить квартиру: выросли сыновья и живут, опираясь на писателя. Вспомнился Толстой Лев, и так показалось правило, что у писателя дети непременно балуются, и основная причина этому очень глубокая.

Самая близкая причина – это, конечно, что преимущества писателя благодаря его славе направлены к личности самого писателя и не должны распространяться на род его, между тем как дети с женой во главе пользуются этим положением, и семья стремится обратить в родовую собственность то, что принадлежит всему обществу.

В процессе творчества писателя чужие люди становятся для него ближе, чем самые близкие. Одним словом, писатель, сам того не сознавая, работая, тем самым уходит от семьи, и семья стремится его удержать. (Пример Льва Толстого и мой личный.) Впрочем, тут действуют причины, свойственные всему человеку: одна сила центростремительная или родовая действует в направлении движения рода, другая центробежная действует в направлении движения сознания.

И вот сейчас, если я иногда чувствую смутную тоску, вызываемую мыслью о Ефр. Павл. и Леве, то это вот и есть действие на меня той центростремительной силы, создающей привычки.

NB. Это надо особенно заметить, что родовая сила создает привычки, а сила сознания (центробежная) направлена против привычек.

Пришли вечером Игнатовы, Удинцев и Немчинова. Лева прислал телеграмму, Петя забыл. Было хорошо.

Любить врага – это значит бороться с тем, что враждебно в нем Богу, или просто: любить врага, значит бороться с его бесом. Так это можно теперь отнести и к войне с немцами: мы боремся с бесом Гитлера (любя немецкий народ). И точно так же они, любя русских, борются с большевиками.

426

Но русский народ, побеждая Гитлера, сделал большевиков своим орудием в борьбе, и так большевики стали народом. Эту смутную мысль надо развить.

6 Февраля. Дня четыре стоит хорошая оттепель, без грязи, вероятно, на нуле. Недели две я понемногу разрешаю задачу – завести расстроенный автомобиль без шофера. Нужда заставила изучить машину, и меня теперь очень радует, что, кажется, прихожу к концу своего трудного испытания. Надеюсь сегодня кончить.

Наладил зажигание – завелось, спустилось колесо – надул колесо, насос отказался работать. Вывернул насос (лягушку), пришел к шоферам.

Воспитание человека – это действенная любовь, значит, борьба со злом (грехом), которым окружено каждое живое существо.

7 Февраля. Продолжается оттепель. Продолжаю заниматься страстно подготовкой автомобиля.

Вчера прорвали фронт под Бреславлем и вышли за Одер. Тотальная война падает на немцев, на их дурацкие головы. И «Большая война», провозглашенная Гитлером, скоро поставит их всех на колени (и Гитлер будет как Раскольников, заумный человек, принужденный стать на колени перед своим народом).

Каждый человек теперь становится нам как прохожий и совершенно исчезает иллюзия личной вечности, с которой каждый, бывало, приходил в этот мир. Все умирают, знал каждый из нас – но для себя думал втайне души, что «я-то, может быть, еще как-нибудь проскочу».

Вот это чувство жизни как вечности в наивном сознании очень похоже на тот дополнительный бледный круг, с которым приходит иногда на небо новорожденный месяц: сам как проволочка тоненький, а мнит себя законченным кругом. И мы знаем, что это мнение у месяца неложное.

427

Так и это чувство вечности личной жизни у человека тоже означает ее наличие: каждый из нас проходит по жизни со своим дополнительным кругом. Теперь же, когда каждый стал скорым прохожим по жизни, не успевающим дать свой дополнительный круг, над этим полем живо-мертвых людей, как полная луна, все ходит кругом в сиянии круглая вечность сама по себе.

Сейчас думаю, что ведь и не езжу я на машине много и не чувствую от езды особого удовлетворения, но почему же я так страстно ею занимаюсь. Только потому, что, как и с охотой, и с фотографией, так и с машиной связана у меня мечта о свободе: захочу – и уеду из Москвы. И пусть даже не захочу, и машина будет стоять – пусть! – я все равно буду тешить себя… тем, что если захочу, то уеду.

Когда я рассказал о своей будущей работе о женщине и Ляля вспомнила о предсказании Флоренского века амазонок, Татьяна Игнатова сказала: – Понимаю, но только это другое, не амазонки. – Верно, – ответил я, – но пока не явилось еще новое слово, приходится называть хоть амазонками.

И рассказал о двух девушках: Гале и Леночке.

Так вот, Галя – ее мужественная женственность есть черта характера новой женщины, а женственность Леночки – это черта характера женщины прошлого бабьего мира.

8 Февраля. Смотрели в Большом театре балет «Лебединое озеро». Ляля видела балет десятки раз и на нем воспиталась, а я на «Тангейзере». Я же видел в первый раз. Мне кажется даже, что я вообще в первый раз видел балет. Впечатление такое же, как от «Песни песней», именно то впечатление, что бешеная стихия включается в состав мировой гармонии и представляется в целом как священное начало, как «страсть бесстрастная». В «Песни песней» так преобразуется половая любовь, в «Лебедином озере» я почувствовал женскую ногу, как священную часть тела (она

428

во время объяснений в любви под-носит ногу, т. е. поднимает ногу под нос возлюбленному и выходит ничуть не смешно).

По Чайковскому земная страсть приводит к гибели лебедей, и влюбленные встречаются в потустороннем мире. У нас же теперь дается «Лебединое озеро» так, что святая любовь побеждает страстную здесь на земле. И правда, так и надо представить любовь, как путь земной и возможный.

Раздумывая об этом, вспоминали с Лялей ее падение и вслед за тем гибель Олега, и нашу любовь, как спасение. Было же ведь это у нас на земле, для чего же нам возможное на земле в пределах нашего места и времени переносить на небо?

Как произведение искусства «Лебединое озеро», по-моему, очень растянуто и перегружено, и расплывчато.

9 Февраля. Снег идет. Вчера прочитал в Правде о конференции «в районе Черного моря» президента США с двумя «премьерами». Чувство такое, будто каждый из нас живущих дотянулся, наконец, достал и пальцами ухватился за конец войны.

10 Февраля. Отпраздновали мы пятилетие нашей встречи и жизни, которая извне покажется тяжелой и трудной, а внутри нас, нам самим была непрерывным счастьем. Даже в наших буднях я всегда, все пять лет испытывал постоянное довольство Лялей. А какие и сколько было у меня праздников. Из них один праздник, когда я думал, что я недостоин ее, а другой, когда я чувствовал, что я, только я один- единственный достоин ее.

Вчера мы вспоминали за столом предсказания Флоренского о наступающем веке амазонок. Говорили о том, какие это будут новые амазонки и, далеко не заходя, брали женщин из времени обороны Ленинграда, когда мужчину видели только, как он рыдал на плече женщины или она увозила его, всего закутанного в больницу, или везла его

429

мертвого из больницы. Почему же так уступили мужчины? Да очень просто, потому что ведь врагом-то был не мускулами или разумом сильнейший враг, а тем, чем силен голод. И женщина, вековечно обреченная на черную домашнюю упорную работу, на рождение и уход за детьми, понятно, оказалась устойчивой в борьбе за жизнь. Согласно с назначением к рождению детей и заботе о их пропитании и здоровье, у женщин выработалась особая материнская психология…

— Да вот, – сказала Галя, – смотрите сейчас на детей. – За столом были Лева и Леночка, и оба они получили по шоколадной пластине. Лева на несколько лет старше Леночки не мог удержаться и мало-помалу съел всю свою шоколадину. Напротив, маленькая берегла свою и не трогала. – Ты почему же не ешь свою? – спросили ее. – Как же я ее съем одна: дома же у нас еще Дина, надо с ней поделиться.

А вот еще к амазонкам. У Ляли есть врожденно-враждебное чувство ко всему специфически «мужскому» в смысле половом, хотя тоже враждует она и с женским специфическим, бабьим началом. Мужчина для нее – творец, а женщина – любовь. И вот в наше время там и тут, на улице, в театре изредка стали показываться мужчины с уцелевшими прежними толстыми усами. Мне самому теперь после того, как вся Русь обрилась, усы эти были неприятны. – Потому, – пояснила Ляля, – что такие усы действительно неприличны теперь: это признак права мужчины на грубое насилие.

Новая амазонка не усам будет покоряться, не мускулам. Новое время потребует от мужчины творчества личности. Общий ум (тут и техника) останется при женщине, а личный – при мужчине. «Амазонство» будет не в подражание мужчине, а в требовании общего женского ума от мужчины ума личного.

Так что в новом веке мужчина не ослабеет, а только перестанет насиловать; это насилие, чем теперь гордится мужчина («Пан»), будет немодно, как теперь немодны усы.

430

Так вот как это было (не перестаю думать): мальчик вмиг съел подаренную ему шоколадку и был от этого весь вечер радостным, а девочка не ела и все скучнела и скучнела. Под конец вечера сидит, чуть не плачет. – Скажи, Леночка, – спросили мы, – отчего ты такая сидишь скучная? Она заплакала. – Ну, скажи. – Хочется шоколадку съесть. – Так ешь же, вот она. – Нет, я одна не могу: я принесу домой и вместе с Диной съем.

После этого я почувствовал жизнь свою, как этого мальчика с шоколадкой: съел свое, был этим доволен и радостью жизни своей