освобождает, иначе, любовное внимание делается жертвой праздности.

Впрочем, я имею в виду только себя, потому что есть благодатные души, пребывающие в состоянии почти постоянного любовного внимания (Моцарт, Пушкин). Точно так же, как есть люди по природе рабы.

Не судите молодых людей нашего времени строго, помните, что вы судите, меряя всех их на свой аршин. Вспомните свою школу, много ли было среди вас выдающихся: два-три у вас, два-три в другом классе, в другой школе тоже так, тоже столбики, на которых опирается купол времени, а между столбиками все пространство наполнено массой потребителей, равнодушной во все времена к мучительным вопросам создания новой культуры. И вот вы теперь, судя строго, подменяете творческие единицы среднеарифметическими единицами масс. Вам надо для суда, не забыв свое время, сделаться современными.

15 Февраля. Сретенье. Пришел общественник, интеллигент, я спросил его мнение о Крымской конференции. И он ответил, что конференция его удовлетворяет с двух сторон: 1) несомненно, что после конференции показался конец войны; 2) конференция показала, что наши коммунисты считаются с обстоятельствами времени и самовольно никаких новых экспериментов делать не будут. (Видно по отношению к Польше.)

После объявления в Крыму разгрома Германии во всей силе стал вопрос: за что же умирают немцы, какой смысл их героизма?

Б.Д. Удинцев рассказывал о духовном концерте в Консерватории после избрания патриарха. Все патриархи в

437

белых клобуках сидели в одной ложе, в партере священники, епископы и среди них всякие дамы. На сцену вышла дама в белом длинном эстрадном платье, с крашеными губами, конферансье, и объявила программу, начиная с «Ангел вопияше».

Еще он рассказывал, что избрание патриарха в храме (Елоховском) сопровождалось непрерывной киносъемкой, патриарх блистал и грелся в лучах юпитеров.

Идея социализма актуальна как таковая, и для некоторых страшна в своем потенциальном состоянии, но раз она стала жизнью – конец. Жизнь выправляет идеи.

16 Февраля. Второй день голодаю. На досуге читаю Степуна о Шпенглере и дивлюсь, как после всего сказанного Ницше и Шпенглером, о чем, конечно, было же мне известно, я мог столько лет жить с мыслью о жизни как органическом вызревании, а не борьбе за существование… Как это могло произойти? А вот я думаю как…

Всякая идея имеет свое качественное бытие, привлекая нас или отталкивая, или пугая. И так она зреет до своего выхода в жизнь, т. е. выхода из сферы влияния в сферу воздействия. (Вероятно, у Шпенглера идея в состоянии влияния называется культурой, а в состоянии воздействия – цивилизацией.)

Но раз уже идея вышла из своей оболочки влияния и вошла в жизнь как действие, тем самым перестала быть [идеей] как таковой, и, действуя, подвергается сама воздействию всевозможных факторов жизни.

Так вот идея социализма привлекала к себе своим гуманным влиянием, других пугала и отвращала «дурной бесконечностью воли к власти во имя власти». А вот когда идея социализма перешла у нас из сферы влияния в сферу действия и вошла в нашу жизнь, она перестала нас и привлекать, и отталкивать. Мы теперь все вовлечены в действие, в борьбу, в войну. И значит, если я мог столько лет прозябать во время социализма под раковиной идеи мира как органического вызревания, значит, не вся же совокупность

438

жизни была заполнена механизацией и борьбой за существование.

Словом, мы теперь переживаем идею социализма, превращая ее тем самым в нечто иное.

17 Февраля. С наступлением социализма у нас исчезло чувство пространства, как изображено у меня в книге «Колобок»: «уйти» стало некуда, потому что везде одинаково, и на базаре в Москве, и в Кабарде, и в Грузии торгуют изделиями одного и того же ширпотреба. Путешествовать стало незачем, и начали просто ездить по делам, по командировкам. Возрождение начнется, конечно, разнообразием местной жизни.

Пишешь ты плохо потому, что боишься оказаться глупым на людях и пыжишься выйти умником. А надо стремиться к тому, чтобы самому быть собой, и помнить надо, что ты не глупости своей боишься, а себя самого. Возможно, окажется тогда, что именно то, что ты в себе за глупость считал – то есть именно ум, а где ты у всех ум видел, то именно и есть глупость. Будь самим собой и это значит будь не как все.

Вечером были на «Жизели» с Улановой – это второй балет вижу в своей жизни («Лебединое озеро»). Вот куда направлено слово волшебства, и Уланова – это, конечно, волшебница. Хотя Ляля и называет возбуждаемое чувство «целомудрием» (а сама вся горела), но на самом деле это очень тонкая эротика, какую испытывали мы детьми, читая, например, сказки Кота Мурлыки («Молли и Нол-ли» – это настоящий балет для детей).

Чувствую полный разрыв со средой писателей, ни одного человека, ни одного проводника от своей души к какой-нибудь другой. Начинаю думать, что и все так, и особенная развязность пишущих (как будто все знают) именно тем и объясняется, что они на «проводников» давно махнули рукой и действуют так, будто это наше прежнее отношение

439

к «святому ремеслу» давно умерло. И в этом новом чувстве свободы от старой морали наверно и питается их развязность и уверенность.

18 Февраля. Был директор школы в моем охотничьем районе И.И. Фокин (30 лет учил детей, большие липы вырастил). Он бросает свой родной край: «какой-то вампир выпил всю кровь из народа и жить там больше незачем».

19 Февраля. Устраиваем художницу Нину Евгеньевну Пославскую. Вызвали Рыбникова, сидели вечер и разговаривали о трех стариках, управляющих жизнью всего мира, о патриархе на концерте, о балеринах Семеновой и Улановой, о возможности построить дачу в каком-то хорошем месте.

20 Февраля. (Похороны Черняховского.) Весна света разгорается. Ляля уже начинает говорить о семенной картошке, а я – тревожиться за нее (истерическое хозяйство, сверх сил).

Рыбников предложил молодой художнице реставрировать плафон в Нескучном дворце. Художница замялась. – Это очень хорошо оплачивается, – сказал он, – тысячи три в месяц, обед, ужин. Художница молчала.

— Понимаю, – сказал он, – вам хочется заняться творчеством, но кто же творчеством зарабатывает деньги? Спросите М. М., творчеством ли он живет. И это старый прославленный мастер, на вашем же месте лучше с легкой душой трещинку заделать в старом храме, чем плакать о своем нераскрытом таланте.

NB. Между прочим, это очень красиво и верно (объективно) с точки зрения Старшего (а кто наши Старшие?), но с точки зрения молодого таланта: не заделывать трещины в старых зданиях: пусть в них вырастает молодая трава.

И в этом протесте просияла моя жизнь, и тем тяжелее мне было, что всю жизнь выставлял себя (таково творчество!), я в то же время другой стороной души знал о существовании святой трещинки, для которой надо отдать свой талант.

440

Дело в том, что заделывать старую трещинку – это хорошо рекомендовать другому, а втайне каждый стоит за себя. Так точно складывалась и «Жизнь за царя» и образовалась «святая родина».

21 Февраля. Скульптор Лебедева Сарра Дмитриевна начала лепить с меня голову. Часа три она, грузная женщина в 50 лет, танцевала вокруг меня, как балерина. Работала страстно, сильно, в один раз столько сделала, что уже можно было хорошо меня узнавать всякому. Я вышел подавленный сравнением ее работы со своей: какая моя работа. Вот уже год я ровно ничего не делаю, и что самое дурное: начинаю ссылаться на внешние условия, т. е. на требования к литературе во время войны.

22 Февраля. С утра мороз, каких еще не бывало за эту зиму. Но и солнце тоже такое в этом году еще не бывало. Я утром ходил в гараж с мыслью об изображении Москвы в новой повести и дивился чудесам света. С завтрашнего дня буду записывать такие впечатления и сюда же впечатления от художников (Лебедевой, Нины и др.).

23 Февраля. Мороз как будто всю зиму проспал и вдруг теперь проснулся, хватился, но уже поздно: у него осталась только ночь и раннее утро. И какие встречи сейчас солнца с морозом. Какое торжество, какая радость!

Вчера были Чагин и Григорьев. Принципиально решено выпустить альманах стариков и редакцию поручить мне. Вопрос о продаже мне дачи в Пушкине, по словам Чагина, решен, остается только оформить.

Что мне дает личный опыт кого-либо в деле спасения души, и не знаю – нужно ли это. Ведь людей в веках проходит, как тучи комаров. Не проще ли прожить лично не спасенным. Нет, если поднялся вопрос о спасении, то можно понимать его лишь в смысле общего спасения.

Нельзя разделять спасение на личное и общее, потому что нет спасения в одиночку, равно как нет спасения общего

441

без личного усилия. Но, конечно, если станет вопрос о том, как лучше, то лучше кто-нибудь лично станет спасаться, не обращая на всех никакого внимания, чем будет пассивно ждать спасения всех и себя в том числе.

Альманах стариков: Пришвин, Серафимович, Шишков, Григорьев, Вересаев, Игнатьев, Телешев, Кончаловский, Матвеев (скульптор), Качалов, Книппер.

Приехала из Загорска Галина и сказала по телефону, что никакого воспаления нет у Ефр. Пав., а в больницу ее положили для исследования.

Ходил на ВАРЗ чинить бензонасос и карбюратор. – Это настоящий ремонт, – сказала девушка, – мы это делать не будем.

— Не будете, – сказал я, – война не кончится.

— А когда кончится?

— К маю.

Она повеселела и стала работать. И когда кончила, то просила опять приходить, и все только за то, что помоло-дил их обещанием конца.

Из «Правды» узнал, что умер А.Н. Толстой. Так еще один мой спутник ушел. – Не печалься, – сказала Ляля, – он тебе был далек, а так чего же тужить: мы все умрем. – Все умрут, а я не умру. – Понимаю тебя: это «я» у тебя душа? – Конечно! И это не я один, а каждый о себе это думает и живет, как бессмертный.

И вот такое чувство жизни бессмертной – это реальность, а что все умрем – это феномен, это не существенно.

— Все это верно, а как же я для тебя?

— Ты – это я: мы, вероятно, вместе умрем, но какое нам дело до «всех»: все умрут.

— Как до всех дела нет: мы обязаны в жизни отбирать к себе души, соединять их, для этого же и создана церковь.

Душа социалистической] революции – это, конечно, идея спасения не себя лично, а спасения всех бедных людей,

442

поставленных судьбою в положение рабов. («Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов».) И это спасение становится делом: революция – это дело спасения. А дело это, конечно, действие разума («кипит наш разум») и раскрытие разумного начала, рационализация на всю жизнь.

И так мало-помалу бедный раб, из-за которого началась революция,