кудрями красавицы. А завтра кто-то без подписи с камнем в руке станет на твоем пути и собьет тебя. Помни, друг, что ты держишься милостью к тебе, и весь подвиг твой (если он есть) держится милостью, и вся свобода твоя есть дар, а не выслуга. (Вложить в Милочку этот «дар».)

12 Марта. В церкви стоять нельзя, такая толкучка: не стоишь, а движешься толчками, и это надо постом принимать как за грех: полна церковь грешников, все спешат, все в делах… <Приписка: И чем зверистей рожа грешника, тем чудесней его появление в церкви, в этом чуде – бездонная глубина христианства.>

Прекрасней нет ничего на свете дерева, но и на нем есть грех, а то почему бы оно стоит и почему на нем птица, самое вольное в мире существо в своем движении: птица и дерево, может быть, когда-нибудь были в одном существе. Я хотел бы, как дерево, стоять неизменно на одном месте и, как птица, быть совершенно свободным в движении.

Почему это бывает, что мысль какая-нибудь обыкновенная и постоянная, если напишешь ее, становится значительной?

Если Гете был язычник, то ведь он же ради Христа был язычником, и долг критика не повторять язычника с его именем, а напротив, сделать Гете христианином и ввести раба Божия Вольфганга в церковь.

48

Из-за дома высокого на дворе у меня виднеется крест невидимой церкви, на кресте сидит часто галочка, и когда я утреннюю молитву читаю, то с галочкой на кресте моя молитва бывает доходчивей (так мне кажется).

Когда вижу на дереве птицу, чувствую полноту жизни: в неподвижный рай дерева птица вносит движение…

Так и поэт среди догматов религии и моралистов-проповедников, с той разницей, что на дерево птице <зачеркнуто: (или галке на крест)> хоть сесть-то можно, а поэта до смерти оставляют в язычниках и непрерывно гоняют, чтобы он не устроился и не засиделся в добре.

Слава поэта похожа на шест, которым гоняют голубей, чтобы они летали и не рассиживались.

Поэт, преданный славе, летает как голубь под свист мальчишек.

Но горе, что и без славы нельзя: добивается славы, а когда приходит, то получается, как у Маяковского: маялся, маялся, достигал славы, и на вот тебе на после смерти площадь в награду. Площадь Маяковского.

Кто подумает, кто вспомнит на площади Маяковского самого поэта? Реже, по-моему, гораздо, чем едущий на «форде» вспомнит создателя этой машины самого Форда.

Как ни скудна жизнь Левы, но у него семья, и он семьянин.

У меня же никогда не было этого чувства, что семья всерьез, мне было так, что я пишу, а возле меня что-то копошится, и я, желая быть как все, называю это семьей.

А Ляля? С ней мы, как две птицы, сели на крест отдохнуть, одна птица по правую сторону, другая по левую.

Мы с Лялей не муж и жена, а как две птицы, летая, измучились и сели на крест отдохнуть: одна птица села по правую сторону, другая по левую.

В жизни так можно измучиться, что и крест Христов покажется отдыхом.

49

Нет, мало того, чтобы твоя поэзия привлекала к тебе сочувствие и нашла тебе друзей. Нужно самую поэзию освободить от службы тебе и создать вещь независимую, чтобы все вышло как воздушный шар: ты его наполнил, и он от тебя улетел.

Наше творчество не противно только в том случае, если сам себя не считаешь гением (это пусть люди тешатся своим рысаком, это для них площадь Маяковского), а, зная, какой это мучительный труд, ставишь себя наравне с теми, кто добросовестно выполняет свой жизненный долг, смотря к чему кто приставлен: один воспитывает детей, другой пишет поэмы.

<Зачеркнуто: Каждый раз, встречаясь с О. К., удивляюсь: почему эта красивая женщина с отсутствующим взглядом так зовет к себе... С духовной стороны она меня [не знает], с физической... я старик. На днях мы встретились опять, и она опять... После того я спросил Лялю: – Что это она со мною так? – И Ляля ответила: – Да она так со всеми. – Какая простая разгадка, а между тем сколько эта женщина порождает таких же, как я, вопросов. Да и одна ли она такая...>

Приходил Бианки, рассказывал, как на Каме церковь открывалась и коммунисты говорили: – Если за нас, так пусть молятся, ну, а молодежь от этого надо беречь. – И так в широких массах коммунистов к церкви враждебное отношение из-за старинного политического недоверия. Отсюда вывод: что повесть надо очистить от религиозного налета совершенно и сохранить в ней в этом отношении только самое необходимое.

Был на свидании с Лялей. Плохо поправляется. – Ничего, – сказала она, – я тебе и в таком виде сгожусь.

13 Марта. <Зачеркнуто: Читал роман Гете с Христиной и фон Штейн и понял все свое писание о природе 50 тоже как «пантеизм», т. е. признание родового чувства священным («язычество»). Роль фон Штейн у меня играла В.П. Измалкова, роль Христины Ефросинья. Интересно, что у меня обошлось без Италии и классицизма, гораздо проще и понятнее. А раз можно испытать то же чувство жизни без Италии, то и «язычество» Гете есть не язычество в смысле религиозном, а «классицизм».>

Не «язычество», а поэтический эгоизм. (Христос таких язычников гладит по головке и, ставя другим в пример, говорит: – Будьте как дети.)

Великие люди появляются сами собой, и нам о них заботиться нечего, напротив, чем труднее условия жизни среднего человека, тем препятствия эти более благоприятны для гения. Наша забота должна быть направлена к среднему…

Церковь так и делала: собирала в целое маленького бесчисленного человека и давала ему смысл великого.

Неверующая русская интеллигенция представляет собой не собор маленьких людей, а сбор (организацию) вождей (т. е. великих людей), интеллигенция в России – это выход козлов из стада овец.

Перемена типа коммуниста в наше время сравнительно со временем молодости Ленина понятна: при Ленине коммунист обладал психологией вождя, а теперь средний человек (овца) включен в коммунизм и организован теми вождями. Таким образом, тип вождя-коммуниста (козла) закрылся вновь созданным типом среднего коммуниста (овцы).

Отсюда ясно, у тех и других должно быть разное отношение к Богу: у вождей это было богоборчество, они боролись с Богом за человека – у созданного ими стада полное забвение Бога, их идеалы только потребительско-человеческие с элементарной моралью (здоровье, размножение, развлечение или «культура»).

Значит, ненависть к религии теперь исходит именно от среднего человека (орденоносца, стахановца), покоренного

51

в организации дурака, рационализированного, механизированного.

Вывод из всего рассуждения для «Повести нашего времени»: осмыслить время созданием образа вождя-мстителя (Алеши) – это открыто. А тайный выход из положения одураченной овцы будет показан русским характером вещи («славянская душа»).

А не для повести надо думать так, что «славянская душа» может стать вешалкой, на которую после войны европейцы и американцы будут вешать свои лучшие одежды. На этом пути (национальном) и будет продвижение коммунизма, только национальное начало будет содержанием, а коммунизм формой, т. е. что коммунизм освободит нас из своего плена и станет формой.

14 Марта. Учился ездить по Москве, сам ездил благополучно, но учителя моего Петю оштрафовали.

Ляля в пятницу возвращается из больницы. Думал о ней все время болезни с благодарностью: она дала мне непререкаемое счастье. Но я обманывался в том, что это не просто счастье, как у всех счастливых, а какое-то возвышенное состояние души, включающее в себя и подвиг. Нет! Я по существу своему в этом счастье остаюсь прежним поэтическим эгоистом, получающим даже и свое христианское сознание не через подвиг, а как дар через любовь к женщине. По-видимому, А. В. именно это имеет в виду, когда говорит, что со мной «не согласен». И Бога, и Христа, и церковь я получаю только через ее любовь, но что же делать, если я заключен в круг «язычника» и выйти из него – это значит себя самого насильно переделать и быть ханжой. Но оправдание моральное моего счастья заключается в моей любви: тем, что я люблю ее, я имею выход из эгоизма. Именно это я и должен всегда сознавать, что ее духовный потенциал много больше моего, и когда происходят у нас мелкие столкновения, никогда нельзя мне противопоставлять победно ей свой потенциал, т. е. свой поэтический эгоизм. Только с ее разрешения я могу быть эгоистом (язычником), и я должен всегда помнить, что это

52

она мне всегда разрешала и даже больше: этот эгоизм-то мой она именно и любит.

Петя облюбовал себе место в Петушках, и я этому очень рад.

15 Марта. Вода! Еще дождь, и реки пойдут. Говорят, где-то грачи, но мы весь день ездили и не видели (ездили на лесопильный завод). Инженер задал мне вопрос: почему везде, куда бы мы ни пришли, живут лучше нас, и когда мы придем, везде становится плохо? – Потому (подумал я, но, конечно, ничего не сказал), что там живет человек для себя, а у нас никто для себя не живет. – Для кого же у нас живет человек? – У нас для правды живет. – Понимаю, у нас не для себя, а все на правду идет. – А в чем правда? – Об этом нельзя ответить ничего <2 строки вымарано>.

Как хорошо сказал Наполеон, что трагедия с какой-то точки зрения может быть больше истории.

16 Марта. На свидании с Лялей. В субботу выходит. В понедельник телефонный разговор с Федоровым.

— Почему под немцами в населении сохраняются запасы продовольствия, а когда русские приходят, все исчезает?

— Потому что у немцев свобода торговли, т. е. там разрешают каждому заботиться о себе, у нас же гражданин прежде себя должен думать об государстве, за что получает паек по заслугам.

Любить – это значит другого человека ставить выше себя.

<Позднейшая приписка: Так, но ведь любят же и маленьких. И какая-то любовь наживается, идет в основной капитал, другая проживается и проходит>

Вернулся, читая о Гете, к своей первой любви, к тому особенному чувству, в котором как бы предусмотрен отказ

53

(«я не согласна») и все чувство направлено к тому, чтобы пострадать («я согласна» – значит конец любви). Это любовь поэтического эгоиста, бессознательно отнимающего у возлюбленной душу: такой поэт как вампир, и им был Гете, но, наверно, и каждый поэт. (А вот тут-то и есть «язычество», т. е. жертвой в конце концов является она, но не он; в христианстве, напротив, она «неисчерпаема», она – дева-мать.)

<Позднейшая приписка: Разработать и дать главное: 1) любовь проживается, 2) наживается.>

17 Марта. Лелеял я идеал летописца Нестора, когда начинал эту повесть нашего времени, и потерял: в наше время не может быть Нестора.

18 Марта. Весеннее равноденствие. После обеда выезжаю за Лялей