нашли Петряева (Павел Александрович) и получили собаку Рекс. О ней рассказывал лейтенант, ездивший в Германию за собакой, что Рекса он встретил около Зоммерфельда на омнибусе: его куда-то везли, но лейтенант отобрал. Хозяином Рекса был будто бы лесник. Собака лет пяти (по зубам) и можно надеяться, что она была в натаске (попробуем). Но возможно, что Рекс не прошел школу и теперь не годится для охоты. Но пусть не годится, зато какие формы, какое выражение национальной культуры. И как печально подумать, что у нас даже и собак порядочных нет своих, что когда хотят сказать о своих собаках, то говорят только о лайке, которая вовсе не является продуктом воспитания, а скорее только делом природы. Но в деле усвоения и приспособления мы наверно очень талантливый народ.

Вечером читаю по радио отрывок из «Кладовой солнца». 3-й день измучился, ожарел и опился воды.

5 Июля. Летняя погода как будто налаживается.

Сегодня: 1) наладить машину, 2) получить лимит на бензин, 3) налить машину бензином, 4) вечером или завтра утром увезти собаку на пробу.

6 Июля. Жара. Выезжаю на дачу с собаками. Слышал, что Павленко (новый редактор «Дружных») в восторге от «Кладовой».

«Кладовая солнца»: Дружные – 10 тыс., Октябрь – 6, Пионерка – 6, Радио – 3. Итого – 25 тыс.

Предстоит премия 35 тыс., плюс за книгу в «Детизда-те». А кроме того, выход нашел для деятельности, и вещь стала воистину кладовой солнца.

556

Черчилль сказал: он потому против социализма в Англии, что если и Англия станет на этот путь, то в Европе нынешний благопристойный социализм сделается коммунизмом (т. е. непристойным социализмом). «Непристойность», с точки зрения Черчилля, верней всего относится к диктатуре.

Свобода и долг – вот два кита, на которых я поставлю свой «камень».

В 11 утра был на даче.

7 Июля. С утра, пока небо еще было прикрыто, успел добраться до леса. Рекс начал с того, что погнал молодую лисицу и задавил ее на третьем кругу. Работает в смысле поиска идеально, лучше нельзя. Остается чутье. Сделал две ложных стойки, и это значит: или слишком сильное чутье, или слишком слабое.

Немецкий язык я так забыл за 40 лет, что вот теперь надо собаке сказать «Дай лапу», и я, перед этим вспоминая: гебен, гиб, гегебен, после того уж говорю: «Гиб фус!» И как только я это сказал, Рекс садится и важно, снисходительно, вправду как царь подает мне лапу. Я проделал это на дворе в присутствии важной лифтерши Наташи: – Ну, Рекс, – сказал я, – дай мне лапу. Рекс не ответил. – Видишь, Наташа, он не понимает по-русски. Теперь я говорю по-немецки: – Гитлер капут! Понимаете Наташа. – Понимаю, но собака-то понимает ли? – А как же. Гитлер капут, — повторил я, – Гиб фус! И Рекс подает мне лапу. – Понимает! – воскликнула Наташа изумленно. – Понимает по-немецки. И начала скликать скорей всех лифтерш. – Что же тут удивительного, это же немец. – Ну, какой же немец, это собака, а понимает по-немецки.

Первая стойка. 3-го июля Жульке 3 месяца. Она лежит в солнечных пятнах, видит – муха села. Встает и делает по мухе стойку настоящую. Даже и лапку поджимает.

8 Июля. Жара. Грозовые дожди. Вчера начался сбор лесной земляники. Живем вдвоем с Лялей, я ей помогаю по хозяйству, и так хорошо! – Какая бы жизнь у нас была, –

557

сказал я, – если б мы жили только вдвоем. – Ну, нечего об этом говорить: все если бы, да если бы… Разве ты не чувствуешь: наступит конец.

Я не стал ничего говорить, потому что вот шестой год уже теща умирает. Ей бывает хуже, тогда Ляля говорит о конце. А вдруг, как бывает с нервными людьми, ей сделается лучше, и Ляля говорит: – Она еще долго проживет. И тут интересно: ни она, ни даже я не хотим, даже будто сами с собой, этого конца.

М. А. так говорила о своей матери: – Ежедневно Бога благодарю, что не желаю ее конца. И в то же время где-то глубоко и подсознательно, как заключенное в тюрьме под замком, таится это желание конца возле радости жизни. Дать бы волю этой силе жизни – и разлетелась бы старуха, как пыль. Но человек эту волю держит на замке, и тем-то он и есть человек. И вот именно против этого восстал Ницше, и Раскольников, и Гитлер. А между тем наползает и наползает такая мысль из подсознания, что м. б. и суд Достоевского с его народным Богом, и суд Рузвельта и Трумэна с их баптистским богом лишь прикрывают основные чьи-то преступления. Раскольников к своему действию вызван был какой-то «силой вещей» (впоследствии Ленин, поступая как Раскольников, назвал эту силу). И точно так же за спиной Гитлера может быть действовала сама Англия.

Был И.И. Фокин и рассказал о неудержимых своевольниках на фронте. Это повторение своевольников 17-го года, впоследствии расстрелянных и заключенных в тюрьму. Между прочим, имя Бога направлено и против них. Вот откуда у честных людей как Митраша такая ненависть к церкви, вот почему в заключение революции опять появляется церковь.

Военные своевольники в процессе войны перерастают дисциплину, они постигают движущую силу своеволия, заключенную в чугун дисциплины.

9 Июля (день затмения в 5.20 вечера). Грозовой дождь, теплый, с перерывами солнечными, дождь радость нашего короткого лета. У Рекса скорее всего

558

чутье слабое (ложные стойки), но пользоваться им умеет (и это лучше, чем сильное чутье без умения). Сборы в Хмельники: 1) Фотография, 2) Охота, 3) и прочее.

Затмение. Пришел под конец базара, купил тухлой свинины. Стал спешить домой, чтобы не захватил дождь: сильно нависло и потемнело. – Так это и есть затмение! – кто-то сказал. И тут я вспомнил: затмение. Очень скоро после этого стало светать.

В том-то и дело, что «богатый» (собственник) не один сам по себе человек, а представитель группы существ, живых и мертвых, создавших и создающих его богатство. Вот почему в Евангелии богатый сравнивается с верблюдом перед игольным ушком. Богатый находится в неволе многих людей и в совокупности с ними стоит действительно перед игольным ушком свободы, как верблюд. Нам верблюд из Евангелия был непонятен. Сам же Толстой, учивший нас легкости опрощения, стоял в жизни именно как верблюд перед игольным ушком свободы. Все, чего он хотел – избу отшельника – и в эту избу он не попал.

И вот совершилось небывалое в мире: все бесчисленные «богатые» огромного нашего народа вынуждены были сложить все нажитое свое перед игольным ушком и вместе с тем сложить всю ответственность свою перед живыми и мертвыми, делавшими это богатство, и голенькими лезть поодиночке в ушко. И тут, по ту сторону ушка, всех кто пролез – цап-царап! Да так ведь и надо: ведь ты не умер за людей, порученных тебе, ты всех бросил, чтобы самому спастись. Ну, и кончено: назвался груздем – полезай в кузов.

Так, по-видимому, богатый обречен умереть за свое богатство перед игольным ушком. И оттого никто из этих людей добровольно в Европе не пойдет за коммунизм.

Итак, слова: «раздай богатство свое» означают не просто чтобы сложить свою ответственность за него с себя, а найти заместителей своих и им все поручить, и они бы сумели его переделать в добро. Вот эти трудности верблюда перед игольным ушком, этот долг перед живыми и мертвыми

559

и определяет необходимость насилия. Но может быть не все «богатые» погибли, может быть нашлись сумевшие свое богатство переделать в добро. На этих-то людей и вся наша надежда. Не пролетарии спасут нас всех, а эти «богатые».

10 Июля. Вчера и сегодня грозовые дожди, переходящие в ливни. Воздух насыщен теплым паром. Прекрасно! Ляля голая в малине отдавалась дождю. Как растет трава! Сосед не далеко угоняет корову, тут же против нас дежурит возле нее, и корова не дается. Корова. Но человек? Как он мельчает возле коровы. Какой у него на досуге сложится мелкий расчет в голове о продаже молока. Так влажно и тепло. Небо, лучший образ единства мира, как будто своей святой водой хочет прийти на помощь земной разделенности, и все, радуясь этому, растет, зеленеет, оформляет плоды. Только страдают почему-то огурцы: какие были, такие и сидят независимые от общей радости. Каждый день Ляля мне говорит: – Они почему-то совсем не растут. – Тебе это только кажется, не может быть, чтобы в такие жаркие дни огурцы не росли. – А вот не растут. – Знаешь, Ляля, не будь пессимисткой: сегодня как будто само небо приходит на помощь разделенной земле и всех соединяет в радости роста. Даже и Сам Господь в такой день, наверно, молился о царстве Божьем на земле, как на небе. – Ну, это легкомысленно, я даже еще девочкой понимала эти молитвы лично, т. е. что царство Божие на моей земле – теле, у моих близких людей, но не как у всех на земле. Лично – да. Но даже и нам, живущим в своем поколении, заметно, все движутся к разделению и концу… – Старушка ты у меня, скулишь, ковыряешься целые дни около своей капусты, полешь травы, навозишь, страдаешь за мнимо больную мать. Вышла бы ты в лес на вырубку: какая крупная омывается там теперь теплым дождем земляника, какие цветы на лугах… – А цветы – это не земля, цветы – это свидетельство неба, это начало ожидающей нас радости.

Такой разговор у нас бывал много раз, и всегда я отходил смущенный. Ведь я-то сам в себе, в том, что называют

560

талантом, разве не чувствую такой цветок, и разве я не чувствую в корнях своих соприкосновение с землей, питающей меня. Мой цветок раскрывается в точном воспроизведении небесного единства, взращенного питающей землей. Раскрываясь, мой цветок свидетельствует о красоте мирового единства, точно так же как юношеская любовь, начинаясь, свидетельствует о любви всего человечества. – Милая старушка, в силу самого факта роста я не могу не думать о Царстве Божьем для всех на земле. – Милый цветочек, – отвечает старушка, – я же не останавливаю тебя: цвети во славу Божию. Но если ты не только цветок, а и человек, то как же ты можешь не смутиться тем, что лучшее для всех на земле не выходит: страдание усиливается, конец приближается, и конец – это факт, математически доказуемый: земля когда-то кончится. – Кончится и все сгорит? – Все сгорит. – И те цветы, и мой цветок, как свидетельство жизни небесной, и этот прекрасный