вошел в комнату и увидел, что моя дорогая жена составляет сей важный документ. Завладев им, я прочел вышеизложенные восхваления. По этому поводу могу сказать только то, что буквально вчера вечером она прочитала мне длинную лекцию о том, как я туп, скудоумен и т. д., и, — батюшки! — вот что она, оказывается, пишет Вам. И тем не менее она — мое сокровище, все более и более ценное для меня, несмотря на взбучки, которые она мне устраивает».
Нимало не обескураженная Кэтрин заканчивает письмо следующими словами: «Мы немного подрались из-за того, что он тут написал, но придется отправить в таком виде, потому что у меня, к сожалению, нет времени переписать письмо. В два у меня встреча, а сейчас уже почти час. Но в свое оправдание я должна сказать, что упомянутая «длинная лекция» не касалась ни его проповедей, ни вообще чего-либо мало-мальски серьезного. Речь шла о вещах, которые нисколько не противоречат моим похвалам».
Уильям любил свою работу, но его коллеги по «Новому Единству» по разным причинам не разделяли его энтузиазма. Поэтому в 1858 году, после трех лет напряженной и очень успешной евангелизационной работы супругов Бут направили в очень скромный приход, состоящий из девяноста человек. Но в такой маленькой общине у Кэтрин появилась возможность самой выступить в качестве проповедника.
Несмотря на то что Уильям уже давно подталкивал ее к этому, Кэтрин очень боялась выступать перед людьми. Но в 1860 году, после рождения дочери Эммы, она почувствовала «Господне призвание» сказать несколько слов на богослужении в церкви. Она говорила, что дьявол шептал ей: «Ты будешь выглядеть как последняя дура». И она отвечала: «Раньше у меня не было такой возможности, но ради Христа я готова выглядеть как угодно».
Ее речь, произнесенная в конце утренней службы, была так хорошо принята, что ее попросили выступить также и вечером. Так началось ее собственное служение, которое порой встречало даже более горячую поддержку, чем служение Уильяма.
В газете «Путь Евангелия» так описывали ее стиль: «Она крайне опрятна в одежде. Черная соломенная шляпка украшена лишь парой синих тесемок. Черный вельветовый жакет с обтягивающими рукавами, который очень идет ей, и черное шелковое платье составляют скромную и подобающую привлекательность этой женщины-проповедника… Ее речь точна, спокойна и очень внятна, без малейшего намека на скучный формализм».
В течение четырех лет на ежегодных конференциях «Нового Единства» Уильям с надеждой ожидал нового назначения на проповедническую работу. Он ощущал призвание надело евангелизации, и ему казалось, что деноминация противостоит воле Божьей. Он не мог понять, почему его не допускают к проповеди.
Кэтрин хотела, чтобы он вышел из деноминации; Уильям не был настроен столь решительно. Ему вообще был свойствен определенный консерватизм. Кэтрин говорила: «Я не вижу никакого другого выхода, кроме как порвать с прошлым и рискнуть всем. Но Уильям в нерешительности. Он думает обо мне и о детях. Я ценю его заботу, но верю, что Господь не оставит нас». На конференции 1861 года супруги Бут вышли из деноминации. Имея четырех детей и без каких-либо ощутимых перспектив, они положились на Бога и сделали этот шаг. Кэтрин продала пианино. И в течение следующих четырех лет она и Уильям объездили с проповедями всю Англию.
Частенько Кэтрин требовался отдых. Это было обусловлено либо родами, либо состоянием здоровья, либо необходимостью больше внимания уделять детям. Уильям также переживал периоды взлетов и падений. Однажды, когда Кэтрин была дома, в Лондоне, он написал ей: «Сегодня весь день у меня скверное настроение. Я занят темной стороной своей личности. И я уже не вижу никакой другой стороны. Я весь во тьме — умственно, физически и духовно. Господь, смилуйся надо мной! Я чувствую себя как человек, недостойный внимания ни Бога, ни людей». Он легко поддавался депрессиям. «В неудачные дни он становился резок и раздражителен, — пишет биограф, — и его дети знали, что в такие дни ему лучше не попадаться на глаза. Только с Кэтрин Бут бывал неизменно нежен».
Родив шестерых детей за девять лет, борясь с трудностями существования без собственного дома, сталкиваясь с проблемами, обусловленными ухудшающимся здоровьем, и непрерывно поддерживая Уильяма морально, Кэтрин и сама психологически надломилась. В то время она пишет: «Я знаю, что мне нельзя впадать в депрессию. Я знаю, что это означает утрату надежды на Бога. Но я ничего не могу поделать с собой. Я слишком долго боролась с этим. Слишком часто я, стиснув зубы, преодолевала накатывающие волны потопа. А вот теперь я все глубже, глубже».
Младший из детей страдал судорогами. Ей было очень трудно оплачивать счета, которые приходили все чаще. У нее на руках была куча неугомонных детей. Ее вновь начал беспокоить позвоночник.
Тем временем Уильям радовался успеху евангелизационной кампании в Северной Англии. Он пишет ей: «Ободрись. Все будет хорошо. Что бы ни случилось, не волнуйся». Он посоветовал ей отвлечься от навалившихся проблем. Вскоре после этого она получила приглашение провести в южном районе Лондона евангелизационную акцию самостоятельно, вне всякой связи с работой мужа. Она согласилась. Собрания прошли с таким успехом, что вскоре последовали новые приглашения из других районов Лондона. Вскоре и Уильям присоединился к этому служению. Однажды на собрании «Полуночного движения падших женщин» Кэтрин проповедовала нескольким сотням проституток. Уильям в это время трудился в самых страшных трущобах города. И вот в жизни Бутов наступил решительный поворот.
«Я хорошо помню тот день, — вспоминает Кэтрин, — когда Уильям пришел домой особенно усталым и бессильно опустился в кресло. Это было между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Он сказал мне: „Кэйт, проходя по этим залитым джином улицам, я словно бы слышу голос: «Где еще найти больших язычников, чем эти, где твой труд может быть более нужным, чем здесь?»“»
«Я помню, — добавляет она, — какое огромное впечатление произвели на меня его слова. Они означали, что в нашей жизни начинается нечто принципиально новое». Но это означало также и новые финансовые затруднения. С другой стороны, у Кэтрин наконец появилась возможность постоянно жить дома. И, самое важное, это означало основание Восточно-лондонской миссии, которая впоследствии была реорганизована в Армию Спасения. Но это было не так-то просто.
Один исследователь пишет: «Этот худощавый, плохо образованный человек, женатый на тяжелобольной женщине, стоял на углах самых грязных улиц и проповедовал пьяницам, которые обрушивали на него потоки оскорблений, разбредаясь по кабакам и притонам». Уильям как-то взял своего старшего сына, Брэмуэлла, в одну из пивных в Ист-Энде и показал ему мир злобных мужчин и пьяных женщин. Он сказал сыну: «Это наш народ. Это народ, который я хочу спасти и привести к Христу».
Дома Уильям был очень тяжелым человеком. Его, видимо, сильно раздражало то, что ему негде было побыть с Кэтрин наедине, без детей. Боли в желудке не делали его характер мягче. Несомненно, он любил своих детей, но эта его любовь чаще проявлялась на расстоянии. Дети его раздражали. Исследователь пишет: «Его поцелуи чаще были запечатлены на бумаге, нежели на их щеках».
Биограф Бэгби полагает, что Уильям был нежен к детям, но «слишком погружен в работу, слишком терзаем тревогами и физической болью, чтобы быть в состоянии сполна делиться с ними совершенной любовью отцовского сердца».
В 1868 году Кэтрин родила их восьмого ребенка, последнего в многочисленном семействе Бутов. Со временем все их дети покаялись и принимали участие в служении. Когда Брэмуэллу исполнилось шестнадцать, его назначили ответственным за пять магазинов «Еда для миллионов», где у бедных была возможность недорого купить продукты питания. Когда ему исполнилось двадцать, он стал менеджером по персоналу в организации отца. Их второй сын, Боллингтон, в возрасте двадцати лет возглавил мужскую вечернюю школу. Их старшая дочь, Кэтти, начала проповедовать на городских улицах в шестнадцатилетнем возрасте.
Работы становилось все больше. К 1870 году было основано более десяти проповеднических центров и, кроме того, вечерние курсы для бедных, читальные залы, кассы взаимопомощи, бесплатные столовые, организации, занимавшиеся лечением нуждающихся и престарелых, и, наконец, журнал (где часто появлялись статьи Кэтрин и Уильяма), который впоследствии стал известен под названием «Боевой клич».
И тем не менее Кэтрин, которая, борясь с недугами, много преподавала и проповедовала, была также и прекрасной хозяйкой. «Она не просто латала нашу одежду. Она научила нас гордиться нашими заплатами». Один посетитель, заглянувший к ним на чай, был поражен, застав Кэтрин за штопаньем мужниных носков.
Когда боли в желудке свалили Уильяма с ног, дочь заболела оспой, а сама Кэтрин почувствовала себя хуже, чем когда-либо, депрессия снова вернулась к ней. «Моя душа онемела. Временами меня охватывает тьма отчаяния. Но среди всех несчастий я верю: Господь все устроит лучшим образом».
В 1888 году, когда супругам Бут было по шестьдесят, когда Армия Спасения стала международной организацией, а их дети понесли знамя их идеи по разным странам мира, Кэтрин узнала, что у нее рак груди. Врачи сказали, что жить ей осталось не более полутора лет. И вот что она сказала мужу: «Ты знаешь, что первое мне пришло в голову? Я поняла, что в твой последний час я не смогу ухаживать за тобой ».
Для Уильяма это был страшный удар. Он писал в своем дневнике: «Мне шестьдесят лет, и вот впервые за эти долгие годы, насколько я могу охватить их взглядом, Господь в своем бесконечном милосердии посылает мне скорбь, с которой я не могу обратиться к Нему». Он не мог осознать, что происходит. Позже он напишет: «Стоять у постели любимого человека и наблюдать, как рвется тоненькая ниточка жизни, и при этом не иметь возможности ни прекратить, ни даже облегчить его мучения, когда в его глазах пылает боль, а каждый его нерв натянут страданием, которое исторгает вопли отчаяния из храброй души, — это такая мука, которую лишь очень приблизительно можно передать словами».
В те месяцы, когда Кэтрин болела, она говорила, что чувствует себя «человеком, умирающим на вокзале». Ее слова очень верно отражали реальную ситуацию. Срочные телеграммы приходили в любое время дня и ночи. Лейтенанты непрерывно приходили в дом с донесениями генералу Уильяму или менеджеру по персоналу Брэмуэллу. И Уильям, и Брэмуэлл непрерывно выходили и заходили, спеша по делам Армии. Да и сама Кэтрин продолжала активно участвовать в делах. В течение многих месяцев она продолжала проповедовать. Когда она стала слабеть, события начали разворачиваться там, где она находилась. Ричард Коллиер пишет: «Ее спальня была залом заседаний, где обсуждались и формировались все основные направления расширяющейся социальной работы Армии».
Конечно же, Уильям был очень занят. Но время шло, болезнь брала свое,
