Надпись, конечно, шуточная, но Уилл вкладывал в нее свои истинные чувства.
Окончив школу, Уильям вернулся в Джексонвилл и поступил на работу в юридическую фирму. 4 июля 1883 года он прикрепил на входе в офис соответствующую вывеску. Уилл всегда предпочитал совершать значительные вещи в особые, памятные дни.
За первый месяц практики он заработал девять долларов шестьдесят центов. Позже он вспоминал об этом времени так: «С каким чувством тревоги и надежды я приколачивал свою скромную табличку „У. Дж. Брайен, адвокат» у главного входа! Я ожидал наплыва клиентов… Дни шли, и я прислушивался к шагам людей, спешивших по лестнице на второй этаж. Услыхав, как поворачивается ручка двери, я весь напрягался лишь для того, чтобы узнать, что посетитель направлялся к мистеру Брауну, мистеру Керби или мистеру Расселлу».
Уилл начинал уже подумывать о том, чтобы переехать в Канзас или Нью-Мехико, где было меньше юристов и больше шансов зарабатывать достаточно для содержания семьи. Но Мэри была терпелива и полна уверенности в успехе, «как и во все последующие черные дни», — пишет биограф. «Не отчаивайся, — пишет она ему на исходе третьего года их помолвки, — ведь сейчас ты идешь по самой теснине».
Следующий, 1884 год принес несколько большие доходы, и они стали строить планы на свадьбу. «Я репетирую „И наделю тебя всеми дарами земными, которые имею», — так, чтобы это звучало внушительно, пишет Уилл. — И только попробуй засмеяться, когда я это произнесу. В решающий момент я просто откажусь тебя поцеловать».
1 октября 1884 года, спустя четыре года после помолвки, они поженились. На обручальном кольце Мэри Уилл написал: «Убедил — 1880/ Победил — 1884».
Хотя Уилл начал строить дом в Джексонвилле для своей невесты, но закончить строительство к свадьбе он не успел, хотя с момента помолвки и прошло четыре года. И вот, после медового месяца, жить им было негде. Решение Уилла? Ему следовало вернуться к своей практике в Джексонвилле, а Мэри пожила бы пока в доме родителей, в ста сорока милях к югу от города. Поскольку оба они гордились своей практичностью, то твердо решили именно это и осуществить.
Как бы не так.
Мэри выдержала четыре года разлуки с человеком, с которым была обручена, но после свадьбы — это уже было для нее слишком. Через пару недель она просто-напросто упаковала свои вещи и отправилась в Джексонвилл, к мужу. Дом все еще не был достроен, и до окончания работ они жили у друзей. Мэри была самостоятельным человеком. Курс прокладывал Уилл, но если корабль шел на рифы, она брала управление на себя, как опытный штурман. Уилл не возражал. У его матери был очень похожий характер. Мэри не просто ассистировала, она была полноправным партнером. Планы вырабатывались совместно. Кстати, одна из первых тем, которую они всерьез обсуждали, касалась свободного времени. Друзья звали их в теннисный клуб. Но Уильям и Мэри решили учиться. Уилл посвятил себя книгам по экономике. Романтическим подарком от Мэри на день его рождения стала книга «Управление железными дорогами». Мэри начала ходить на курсы немецкого, всерьез изучала древнеанглийский, а потом взялась и за книги мужа.
По словам одного из биографов, «домашним хозяйством Мэри заниматься не любила». Зато она любила учиться и дискутировать с мужем. Но обстановка в доме Брайенов не походила на клуб интеллектуалов. По крайней мере после рождения их первого ребенка, который появился на свет за день до первой годовщины свадьбы. Вскоре к ним переехали и родители Мэри. Они нуждались в ее помощи. Мать была хронически больна, а отцу грозила слепота.
Со стороны казалось, что Уилл и Мэри Брайен обосновались в Джексонвилле всерьез и надолго. Ничуть не бывало. Уилл был неутомим. Он чувствовал, что способен на нечто большее, нежели частная юридическая практика и тихая семейная жизнь в маленьком городке на Среднем Западе. Хотя он был президентом местного отделения ХАМЛ и преподавал в воскресной школе, ему было здесь тесно. Он рвался в политику. А боссы штата Иллинойс не ждали таких, как Брайен, с распростертыми объятиями.
И вот в 1887 году, вернувшись из деловой поездки в Линкольн (Небраска), Уилл спросил Мэри, не будет ли она возражать против переезда туда. «Ты знаешь Джексонвилл, — ответила она, — ты видел Линкольн. Если ты думаешь, что такая перемена будет к лучшему, то я с удовольствием поеду». То же сказали и ее родители. Их одобрение было очень важно, поскольку Уиллу и Мэри нужны были деньги на постройку нового дома в Линкольне, а отец Мэри мог дать взаймы без процентов.
1 октября, в очередную годовщину их свадьбы, Уилл отправился в Линкольн, оставив на время Мэри, двухлетнюю дочь и тестя с тещей. Он пообещал прислать за ними сразу же, как построит дом. Со временем такие разлуки с женой стали привычной вещью, поскольку переездов им еще предстояло очень много. В Линкольне он ночевал в офисе, на кушетке для посетителей, а питался в основном яблоками.
Вновь собравшись все вместе в Линкольне, они восстановили свои джексонвиллские занятия. Он снова стал преподавать в воскресной школе и возглавил отделение ХАМЛ. Мэри была недовольна его активным участием в деятельности этой организации. Собрания ХАМЛ проводились каждое воскресенье в 16 часов, а Мэри считала, что муж должен быть в это время дома, с семьей. «Эти собрания ломают весь выходной, — жаловалась Мэри, — мы, конечно, кладем эту жертву на алтарь, но с такой неохотой, что ангел, ведущий учет, вряд ли ставит галочку в своем списке». Тем не менее Уилл всегда находил время и на семейные молитвы, чтение Писания и пение гимнов.
Мэри и Уильям, которым еще не было тридцати, образовали женский и мужской дискуссионные клубы и скоро стали заметными фигурами в городе. Через несколько месяцев Уилл стал председателем местного комитета демократической партии. Его публичные политические речи делали Уилла все более и более популярным в обществе.
Он порой удивлял сам себя. Как-то утром, после произнесенной накануне речи, он сказал жене: «Ты знаешь, я очень странно себя чувствую. Вчера вечером я обнаружил, что обладаю властью над аудиторией. Я могу вести этих людей туда, куда захочу. Я знаю это. Дай-то Бог, чтобы я сумел этим воспользоваться мудро». И, стоя на коленях, они вместе молились, благодаря Бога за этот талант.
Мэри продолжала внимательно изучать книги мужа по юриспруденции. Поступив в юридическую школу, она оказалась единственной женщиной в группе из семнадцати человек. И на экзамене ее результат стал третьим.
Зачем ей понадобилось изучать право? Она хотела как можно больше принимать участие в том, чем занимался ее муж. «Если жена не проявляет ни малейшего интереса к работе мужа и не следует за ним, когда он зовет ее, вполне может случиться, что он перестанет ее звать». Изучая право, она старалась разделять интересы мужа.
В 1890 году, когда Уиллу было тридцать, он принял решение участвовать в выборах в Конгресс Соединенных Штатов. Поскольку большинство местных жителей были за республиканцев, Мэри решила, что баллотироваться от демократической партии — пустая трата времени. Кроме того, оппоненты высмеивали Уилла, утверждая, что он «кипуч, как бутылка с содовой» и «пророчит все мыслимые беды». И тем не менее он развернул очень эффективную выборную кампанию и легко выиграл.
Но победа была лишь самым первым этапом этого пути. Иногда Мэри очень огорчалась, слыша о нападках на Уилла. Но она знала его гораздо лучше, чем критики, и понимала, что девяносто девять процентов из того, что о нем говорили, было ложью. Его прозвали «широкоротым красноречивым мальчиком». Кто-то поддакнул: «Да, в этом рту шесть миль ширины, да вот глубины на шесть дюймов». Поначалу Мэри это задевало, но по опыту нескольких политических кампаний она поняла, что принимать всерьез эти злобные нападки просто не стоит.
Их следующий переезд опять на время разлучил Мэри с Уиллом, который отправился подыскивать дом. Переезжали они в Вашингтон, округ Колумбия. И вот Уилл, Мэри, их трое детей и отец Мэри (ее мать умерла незадолго до выборов) отправились на восток на два срока, в течение которых Уилл занимал должность конгрессмена.
Луис Кениг пишет: «Брайен-политик придерживался джефферсоновских принципов, ревностно отстаивал свободу, с доверием относился к местным властям, подозрительно — к далекому Вашингтону и с уважением — к добродетелям мелкого фермера». И его убежденность делала его очень решительным. Несмотря на молодость и тот факт, что в политике его воспринимали как новичка, он вовсе не держался в Конгрессе как застенчивый студент. Он быстро обрел репутацию талантливого оратора. Когда Уилл выступал, часто можно было видеть, как Мэри, стоя на балконе, кивает, хмурится и подает Уиллу различные знаки. Мэри выучила наизусть первую большую речь, которую Уилл должен был произнести с трибуны перед всем Конгрессом, и ее губы шевелились в такт словам, которые произносил ее муж.
Мэри много помогала Уиллу в качестве ассистента по исследовательской работе. Когда утверждался график дебатов и тот или иной вопрос ставился на повестку дня, Мэри отправлялась в библиотеку Конгресса, чтобы раздобыть как можно больше сведений, которые были бы полезны мужу. Они вместе работали с корреспонденцией и часто вместе писали его речи. Что же касается домашнего хозяйства, то Мэри старалась как можно большую часть работы по дому перепоручить дочерям. Она и в самом деле была гораздо лучшим исполнительным секретарем, чем домохозяйкой. Они с Уиллом сторонились суматохи вашингтонского света, но их молодость и успех делали их популярными.
Репортеры часто донимали расспросами их старшую дочь, Руфь, не по годам рассудительную и смышленую девочку. Один из них во время общенациональной избирательной кампании спросил ее, уверена ли она, что ее отца снова изберут в Конгресс. Руфь ответила: «Не знаю, как вся остальная нация, а вот на нашей улице он точно получит много голосов».
Их вторым ребенком был Уильям-младший. Отец называл его «славным малым». Еще он говорил: «Как подобные дети остаются в живых — для меня загадка». Однажды Мэри выглянула в окно и увидела, как сын прокладывает себе дорогу по телефонному кабелю, крепко цепляясь за него руками. Когда Уилл и Мэри ходили в гости, размеренные беседы часто прерывались воплем какого-нибудь прохожего, заприметившего мальчишку, разгуливающего по крыше, или мирно устроившегося на тоненькой веточке где-нибудь у самой вершины дерева. Их третий ребенок, Грэйс, была тихой трудолюбивой девочкой, она часто болела.
Мэри, у которой была масса хлопот, как с детьми, так и с делами мужа, быстро привыкла к жизни в Вашингтоне. Линкольн и Джексонвилл нравились ей больше, но она всегда любила трудности. А жизнь вашингтонского политика, несомненно,
