исполнилось шестьдесят пять, Мэри в его день рождения написала ему: «С каждым годом я люблю тебя все больше и больше. Я хочу сделать все, что только возможно для твоего счастья. Я не променяла бы тебя ни на что на свете».
Последним ярким событием на закате жизненного пути Брайена стало дело Скоупса по поводу теории эволюции, и в основном в связи с этим скандалом имя Брайена известно сегодня. Молодой преподаватель из Дэйтона, Теннеси, по имени Джон Скоупс был арестован за нарушение закона, запрещавшего преподавание теории эволюции в учебных заведениях Соединенных Штатов. Известный адвокат Клэренс Дэрроу выступил в качестве защитника, а Брайена пригласили выступить в качестве консультанта на стороне обвинения. Он с радостью согласился, поскольку к эволюционной теории относился резко отрицательно. Он считал, что она является угрозой для веры и морали нации, и был убежден в том, что суд поможет общественности это осознать.
«Обезьяний процесс», как его позже назвали, длился около двух недель. Был июль, и стояла очень жаркая погода. В разбирательстве участвовали две общественно значимые фигуры, и средства массовой информации проявляли к нему огромное внимание. Суд превратился в схватку либерализма, за который стоял Дэрроу, и христианского фундаментализма, который представлял Брайен. Журналисты сделали все для создания стереотипа христианина-фундаменталиста как фанатика, изувера, невежды и деревенщины.
Критическим моментом судебного разбирательства стал вызов Брайена на свидетельское место. Дэрроу вызвал Уилла для того, чтобы опросить его по поводу буквального понимания Священного Писания. Будучи убежденным в том, что сумеет ответить на любой вопрос, Уилл дал согласие. Это было его ошибкой. Хотя он прекрасно знал Писание, он все же не был ученым. Многие ответы Уилла были просто блестящи, но Дэрроу приготовил свои ловушки. За два часа опроса он сумел выставить Брайена ограниченным, выжившим из ума буквалистом. Фундаментализм не был уничтожен, но в глазах многих американцев он был раз и навсегда дискредитирован.
Поразительно, но некоторые ответы Уилла восстановили против него и самих фундаменталистов. Например, он говорил, что творение не произошло непременно буквально в течение шести дней; «дни» могли быть, по его мнению, шестью неопределенными периодами времени. С другой стороны, многие его ответы с научной точки зрения выглядели наивными.
Скоупс был признан виновным и приговорен к штрафу в сто долларов. Так что можно сказать, что Уилл выиграл дело. Но тем не менее сам Уилл и те идеалы, которые он отстаивал, потерпели поражение.
После суда Мэри и Уилл часто обсуждали эти события и в целом проблему отделения церкви от государства. Он говорил, что религиозное рвение не должно вторгаться в право личности на свободу совести. Он как-то спросил Мэри, не кажется ли ей, что с годами его вера ослабла.
— По-моему, нет, — ответила она, — но сможешь ли ты и впредь идти лишь узким путем?
— Думаю, да.
— Но сможешь ли ты быть уверенным в своих последователях?
На этот раз Уилл задумался.
— Думаю, да, — ответил он.
Причина смерти? Его последователи говорили, что он умер, поскольку его сердце было разбито. Клэренс Дэрроу парировал: «Разбитое сердце? Ничего подобного. У него разорвалось брюхо». Доктор Дж. Томас Келли считает, что Уильям Дженнингс Брайен умер от осложнений, которые повлек за собой диабет.
Мэри, до конца жизни прикованная к инвалидной коляске, вернулась во Флориду и продолжила работу над мемуарами мужа. Они начали этот проект еще вместе с Уиллом. В книге, вышедшей из печати, более половины текста было написано Мэри. И, возможно, это не случайно, поскольку Уилл, вероятно, совершил бы без нее меньше половины того, что ему удалось совершить в жизни.
Нет никакого сомнения в том, что Мэри была выдающейся женщиной. Дочь состоятельного торговца из маленького городка, она получила образование в лучшем учебном заведении штата Иллинойс. Она получила научную степень в области права, хотя у нее были маленькие дети и ей приходилось заботиться о престарелых родителях, в то время как ее муж был занят политической карьерой.
Хотя Уилл был любящим, заботливым мужем и действительно хотел, чтобы Мэри была счастлива и преуспевала в жизни, довольно часто он был невнимателен к семье и полностью погружался в свои проблемы. Он был энтузиастом, оптимистично смотрящим в будущее, и был очень похож на игрушечный самолет с пропеллером на резинке. С порывом ветра он взлетал на удивительные высоты, и полет его бывал на редкость стремительным и изящным. И неожиданно, безо всяких видимых причин, он просто падал к Мэри на колени. Затем, забыв о предыдущем падении и полный отваги, он вновь взмывал ввысь, уже в другом направлении. Мэри прекрасно понимала и ценила его гениальность. Просто иногда она возвращала Уилла с небес на твердую почву.
Примерно за два года до смерти Уилла один влиятельный и известный политик посетил их семью во Флориде. Он выразил Уиллу свое преклонение перед талантом и трудолюбием его жены.
— Ваш брак был изумительной любовной историей, — сказал посетитель.
— Почему был? — возразил ему Уилл.
Bryan, Mary Baird. The Memoirs of William Jennings Bryan. Philadelphia: John C. Winston, 1925.
Koenig, Louis W. A Political Biography. New York: Putnam’s, 1971.
Macartney, Clarence Edward. Six Kings of the American Pulpit. Philadelphia: Westminster, 1943.
Russel, C. Allyn. Voice of American Fundamentalism. Philadelphia: Westminster, 1976.
7
Она незаметно совершенствовала его
Хадсон и Мария Тэйлор
Хадсон Тэйлор был йоркширским пареньком, сыном аптекаря из маленького города.
А на другом конце мира, в Малайе, жила девочка по имени Мария Дайер. Она была сиротой.
С того самого дня, как Хадсон появился на свет, его отец не уставал говорить об удивительной стране — Китае. Но, конечно же, он и не помышлял когда-нибудь поехать туда. И уж тем более не предполагал, что его сын когда-нибудь отправится в страну, о которой они оба упоенно мечтали.
Когда Мария была совсем маленькой девочкой, ее отец тоже рассказывал о Китае. Она, хоть и смутно, но помнила эти разговоры. Но однажды отец ушел и больше уже никогда и не вернулся.
К двадцати трем годам Хадсон был уже дважды помолвлен и дважды утрачивал свою любовь. В то время он написал домой: «Во мне есть нечто, что, казалось бы, должно вызывать любовь и сострадание». Примерно тогда же он пишет: «К чему бы ни привязалась моя душа — в итоге она оказывается лишенной этого».
Мария жила под надзором эксцентричной школьной учительницы, которую частенько называли ведьмой. Когда Хадсон начал проявлять интерес к Марии, та заставила воспитанницу написать ему письмо и отвергнуть его чувства.
Казалось, Хадсона вновь лишали его привязанности.
Хадсон Тэйлор, миссионер-новатор, основатель Китайской внутренней миссии, этот крепкий человек, бывший ярчайшим примером воплощения в жизнь своего девиза «Жить верой», вряд ли мог показаться подходящей кандидатурой на роль в романтической драме, связанной с Марией Дайер. От Марии, которая выросла словно в коконе, все ждали, что она станет молью. А она вдруг оказалась прекрасной бабочкой. Да, Хадсон и Мария удивили всех.
Он был задиристым, увлекающимся человеком с богатым воображением. Кроме того, он коллекционировал насекомых. С трудом верится в то, что проповедь этого человека коснулась в Китае четырехсот миллионов человеческих душ.
Да, он был человеком веры. Но в душе он все же оставался романтиком. У Мартина Лютера самой любимой книгой в Библии было Послание к Римлянам. У Джона Нокса — скорее всего, Книга Пророка Иеремии. А вот у Хадсона Тэйлора почти наверняка любимой книгой была Песни Песней Соломона.
Вместе Тэйлор и Мария были замечательной командой миссионеров, хотя поначалу казалось, что это практически несовместимые люди. Впервые они почувствовали серьезное влечение друг к другу на Рождество 1856 года. Ему было двадцать четыре. Ей —девятнадцать. Тогда всех английских миссионеров, живших в резиденции Нинпо, пригласили на праздничный обед.
В общем-то, и Хадсон, и Мария были там людьми случайными. В строгом смысле слова миссионером Мария не была. Это ее сестра работала в школе мисс Олдерсли при миссии Нинпо, а Мария просто приехала вместе с ней. Сестры-сироты не хотели расставаться друг с другом. Что же касается Хадсона, то он тоже плохо подпадал под критерии, в соответствии с которыми гостей приглашали на торжество. Резиденция Нинпо была островком викторианских приличий, затерявшимся на китайском побережье. А Хадсон Тэйлор, скажем прямо, с викторианскими приличиями дружен не был.
Он прибыл в Китай по направлению организации, которая не поддерживала его ничем, кроме пустых обещаний. Не имея никакой готовой миссионерской стратегии, он вынужден был выработать собственную. И он решил, что его проповедь будет гораздо эффективнее, если он не будет выглядеть в Китае как иностранец. Поэтому он ходил в китайской одежде и отпустил косу, что прямо-таки шокировало остальных миссионеров. Биограф Дж. К. Поллок пишет, что о Хадсоне говорили, будто он «бродил по Китаю, не принадлежа к какой бы то ни было деноминации и не имея какой-либо определенной цели». Один из его друзей-миссионеров писал о нем, что «это мистик, погруженный в мечты. Он не ленив. Просто у него нет четко определенной задачи». Можете себе представить, какого мнения о нем была мисс Олдерсли.
Для Хадсона это был очень тяжелый год, причем последние месяцы были просто ужасны. Он работал в Шанхае, но все его медицинское оборудование сгорело. А вскоре после того слуга украл у него практически все его имущество.
В поисках убежища он приковылял в резиденцию Нинпо. Именно приковылял, поскольку носил китайские миткалевые чулки и в высшей степени неудобные черные сатиновые тапочки без задников с загнутыми кверху носами. Он писал сестре, что «обычно пальцы на ногах решительно протестуют против того, чтобы их расплющивали, словно в тисках, а пятки и вовсе не приходят в восторг от отсутствия задников». Он писал это в то время, когда еще был способен шутить. Но по дороге из Шанхая в Нинпо он полностью утратил чувство юмора.
В Нинпо Тэйлор впал в отчаяние. Он был влюблен в девушку, находившуюся в десяти тысячах миль от него. Он сделал ей предложение, и ей потребовалось очень долгое время, чтобы ему ответить. Трудно судить о том, любила ли она его. Но она явно была не в восторге от перспективы провести всю оставшуюся жизнь в тени Великой Китайской стены, замужем за человеком, ходившим в диком платье и носившим косичку. Что же касается отца той девушки, то его мнение по этому поводу было куда как более определенным. Хадсон написал домой: «Иногда я впадаю в такое тягостное душевное состояние, что даже подумываю о том, чтобы оставить миссионерскую службу, поскольку ее отец сказал, что не имел бы ничего против свадьбы, если бы я жил в Англии».
Пока Хадсон был погружен
