в раздумья о своей безответной любви, Мария, на которую он раньше не обращал никакого внимания, поняла, что в ее жизни возможен новый поворот к лучшему. В Нинпо было не так-то много невест. А поскольку сестра Марии, Бурелла, только что обручилась, то и сама Мария поняла, что теперь очередь за ней.
Мария, о которой Хадсон отзывался как о «весьма привлекательной, несмотря на легкое косоглазие, девушке», бегло говорила по-китайски, что произвело большое впечатление на сотрудника британского консульства.
Но когда он предложил Марии руку и сердце, та отказала ему. Кроме того, некий миссионер из Шанхая также проявлял к ней самый живой интерес. Однако сама она была к нему безразлична.
Другое дело — Хадсон. Было в этом йоркширце с косичкой нечто такое, что заинтриговало Марию. Она пишет: «Я встретила одного джентльмена. И хотя не могу сказать, что сразу же полюбила его, он мне очень симпатичен. Я не могу его забыть. Иногда я его вижу и испытываю все больший интерес к нему. Ничто не говорит мне о том, что он также небезразлично относится ко мне. Он очень не навязчив и никогда не затрагивает в разговорах никаких тем, кроме самых общих».
Она решила молиться о нем.
Наступило Рождество. Марию с сестрой попросили сыграть что-нибудь на фортепиано в четыре руки. Хадсон, казалось, был гораздо более впечатлен музыкой, нежели исполнительницами. И все же что-то изменилось. Хадсон писал: «Я понял, что мое отношение к мисс М. Дайер стало чем-то вроде привязанности. И, едва заметив это, я вовсе не дал воли своим чувствам. Напротив, я стремился как можно тщательнее их скрывать». И скрывал он свои чувства весьма успешно. Спустя пару недель Мария рассказала подруге о своих чувствах. Подруга заметила тогда, что «не было никаких оснований полагать, будто бы Хадсон проявлял к Марии хоть какой-нибудь интерес». Она сказала, что «любить и не быть любимой — это просто ужасно».
Биограф Дж. К. Поллок многозначительно замечает: «Хадсон пытался усидеть одновременно на двух стульях». Постепенно он терял интерес к своей невесте, жившей в Англии. Но он уже предложил ей руку и сердце и понимал, что долг чести велит ему скрывать свои чувства к Марии как можно дольше. Затем он начал мысленно сравнивать этих двух девушек. И пришел к выводу, что Мария была «милым, нежным существом, ни в чем не уступающим мисс С. и даже превосходящим ее. Она просто сокровище. И редчайшее. Кроме того, она готова сделать все для блага этого бедного народа. И она такая же леди».
В марте Хадсон на некоторое время отлучился в другой город. Он все еще не получил ответа на свое предложение руки и сердца, которое он отправил в Англию несколько месяцев назад. Но он больше не мог сдерживать в себе желание объясниться с Марией. И он решил написать ей письмо. Для Хадсона не было тогда ничего важнее.
Мария рассказывает об этом письме так: «Хотя у меня и мелькнула слабая надежда на то, что письмо пришло от мистера Тэйлора, я и подумать не могла, что это действительно так и есть… Затем я распечатала конверт и прочла о его привязанности ко мне и о том, что он верит в то, что Бог даровал ему любовь ко мне. Он просил меня о помолвке. Он умолял меня не посылать поспешного отказа, который причинил бы ему сильную душевную боль».
Как-то на прогулке Мария рассказала об этом письме своей опекунше и работодателю мисс Олдерсли. Та сухо ответила: «Я надеюсь, вы не собираетесь дать ему согласие?» Затем мисс Олдерсли перечислила множество причин, по которым Мария должна была немедленно отказать Хадсону. «Прежде всего, — сказала она, — он никто. И за душой у него ничего нет». Кроме того, он не был джентльменом, он не получил образования, не имел никакого общественного положения, носил китайское платье, был низкорослым (а Мария была высокой девушкой) и был связан с Плимутскими братьями (а она принадлежала к англиканской церкви).
Мисс Олдерсли не оставила Марии никакого выбора. И той пришлось немедленно отказать Хадсону. Под пристальным взглядом опекуна Мария написала следующее: «Дорогой сэр! Ваше письмо стало предметом моей серьезнейшей молитвы Богу. Я искренне желала узнать Его волю и поступить в соответствии с ней. И, хотя мне очень тяжело причинять Вам боль, я должна ответить Вам в соответствии с Божьим водительством. Мне совершенно ясно, что мой долг — отклонить Ваше предложение… Я прошу впредь не возвращаться к этой теме, поскольку буду вынуждена вновь дать все тот же ответ». Казалось, что «никто» из Йоркшира и сирота из Малайи никогда не будут вместе.
Джеймс Хадсон Тэйлор родился в 1832 году в йоркширском шахтерском городке Барнсли. Он обратился к Христу в возрасте семнадцати лет, прочтя религиозный трактат. Через полгода он решил поехать в Китай миссионером. Вскоре в жизни Хадсона возник и другой интерес: он влюбился в учительницу музыки, которая, однако, категорически отказалась ехать в Китай. «Я знаю, что люблю ее. Если я поеду без нее, то мир для меня опустеет. Но я не в силах заставить ее захотеть туда поехать», — писал он.
Хадсон полагал, что учительница рано или поздно передумает, а сам тем временем готовился к суровым испытаниям Востока.
«Вскоре я обнаружил, что могу ограничивать себя во всем до такой степени, которая раньше мне казалась просто невозможной». Он раздавал большую часть своего скромного жалования и питался в основном овсянкой и рисом. «Нужно развивать в себе духовные мускулы», — говорил он. Кроме того, Хадсон упражнялся в молитве. «Когда я отправлюсь в Китай, мне не на кого будет положиться, кроме Бога. Поэтому, прежде чем покинуть Англию, очень важно научиться добиваться своего именно через молитву».
Другой важной проблемой было найти миссию, которая направила бы его проповедовать. Его родители были методистами, но методисты не работали в Китае. Он написал по этому поводу в Лондонское Миссионерское общество, но ему и не подумали ответить.
В 1852 году, когда Хадсону исполнилось двадцать лет, он услышал о создании новой миссии — Китайского евангелизационного общества, которое состояло в основном из Плимутских братьев. Дж. К. Поллок пишет, что основатели этого общества «были очень искренни, но совершенно непрактичны. У них были очень скудные фонды. Одного из своих миссионеров они несколько позже отстранили от работы за то, что он занялся какими-то делами, связанными с наймом носильщиков-кули. Еще они издавали журнал». Журнал Хадсону понравился, и он не позаботился о том, чтобы порасспросить об этой организации поподробнее.
Несколько месяцев он находился на практике в одной из лондонских больниц, чтобы стать врачом-миссионером. Полагая, что в Китай ему нужно ехать непременно с женой, он возобновил свои ухаживания за учительницей музыки, и через несколько недель состоялась их помолвка. Но этой помолвке не суждено было быть долгой. Девушку одолевали сомнения. Одолевали сомнения и Хадсона. «Я знаю, что любил ее. И она говорит, что любила меня. Но я знаю, что она уже не любит меня так, как прежде. Боюсь, между нами скоро все будет кончено». Ее отец дал согласие на этот брак. Хадсон был бы хорошим мужем для его дочери, полагал он, если бы остался в Англии и стал врачом. Но если он собирался ехать в Китай, то о браке не могло быть и речи.
Спустя год, не окончив своего медицинского образования, Хадсон отплыл в Китай. Ему был двадцать один год. Он был единственным пассажиром на корабле. После полного приключений пятимесячного путешествия Хадсон высадился в Шанхае. Он многое узнал за первые две недели, проведенные в Китае. Среди прочего и то, что его миссия понятия не имела, чем она, собственно, собирается заниматься. Но Хадсон не желал поддаваться обстоятельствам. Он твердо решил стать миссионером.
Начав изучать китайский, он ощутил острую ностальгию по родине. Он писал в Англию длинные письма. «Как же я люблю вас всех! Я просто не могу передать этого словами… Прежде я не знал — до чего же я люблю вас». В своей комнате в Шанхае он вырастил три цветка, фиалку и две незабудки. «Я любуюсь ими. Они очень дороги мне. Я даже дал им имена. Одну я назвал Амелия, а другую — Луиза (так звали его сестер). Как я назвал третий цветок, писать не буду. Вы же понимаете — всем надо кого-то любить».
Третий цветок он назвал либо именем учительницы музыки, либо именем Элизабет Сиссонс, которая написала ему утешительное письмо после того, как его помолвка с учительницей была расторгнута. Он не долго думая предложил руку и сердце Элизабет. А она, не раздумывая долго, написала, что согласна выйти за него замуж, хотя ее отец и хочет, чтобы она подождала немного. Хадсон тоже был готов подождать, но не до бесконечности.
В течение года он изучал язык и осуществлял довольно необычные миссионерские путешествия. Ему писали: «Пока мы не видим плодов вашего труда, и вам необходима вера, дабы удержать вашу душу от падения». В это время Хадсон принимает решение носить китайское платье. Другие миссионеры были в ужасе. Британское консульство просто смеялось над ним. Но Хадсон полагал, что это необходимо, если хочешь нести служение среди китайцев. Он пишет домой: «Если бы вы встретили меня на улице, вы бы меня не узнали». Его принципом было: «Находясь в Риме, выгляди как римлянин».
Хадсон решил основать миссию подальше от Шанхая, в глубине китайской территории. В течение нескольких недель он, казалось, был на вершине счастья. Но затем он получил два чудовищных известия. Во-первых, британские власти уведомили его о том, что не могут основать центр вдали от британского консульства. И во-вторых, Элизабет написала ему, что она, вообще-то говоря, его не любит.
Хадсон никогда не сдавался с легкостью. Это касалось как рискованных путешествий вглубь Китая, так и его желания жениться. В соответствии с распоряжением властей Хадсон покинул свою предыдущую базу и продолжал проповедовать в таких краях, куда мало кто из миссионеров рискнул бы вообще поехать. «Теперь я знаю, что обожаю китайский язык», — пишет он домой. Младшей сестре он написал, что писать письма стало для него весьма трудным занятием. «Иногда приходится остановиться посреди предложения для того, чтобы убить три-четыре блохи, а затем уж продолжать писать письмо».
Но Элизабет доставляла ему гораздо больше тревог, чем все блохи и тараканы вместе взятые. «Просто не знаю, что буду делать, если с этой почтой придет тяжелое письмо». Это было всего за несколько месяцев до его печального переезда в Нинпо.
Мария Дайер, хотя и была моложе
