слишком. То, что Джон рассматривал как agape7, Молли сочла подозрительно смахивающим на eros8. Она потребовала, чтобы Джон прекратил эту переписку. Джон писал: «Она пришла в такую ярость, в какой я не видел ее много лет». Молли ушла от него и поклялась, что никогда больше его не увидит. Эта сцена и действительно состоявшийся отъезд Молли не заставили Джона прекратить переписку с Сарой. По прошествии месяца, на собрании, где было более шестидесяти священников-методистов и где председательствовала Сара Райен, произошло следующее: Молли ворвалась в помещение и, указывая на Сару пальцем, выкрикнула: «У этой шлюхи трое живых мужей!»
Вскоре после этого Молли вернулась к Джону, но, как вы можете себе представить, их совместная жизнь счастливее не стала. Временами эта жизнь походила на вооруженное столкновение. Молли была стороной, воплощавшей насилие. Джон считал, что он прав. Она обвиняла его в том, что он соблазнил жену своего родного брата. Он обвинял ее в том, что она клевещет на него его соратникам. В одном из писем к Молли Джон перечисляет ей десять своих основных к ней претензий. В частности: Молли воровала бумаги из его бюро; ему было невозможно пригласить друзей на чай; она заставляла его чувствовать себя заключенным в его собственном доме; ему приходилось докладывать Молли, где он был; Молли показывала другим людям его частные бумаги и письма без его разрешения; она разговаривала с прислугой, как базарная торговка; она непрерывно порочила его.
Он клялся, что готов делать все, чтобы ее настроение было хорошим, если только это не требовало поступков, наносящих вред его или ее душе и не мешало делу Божьему. Написание душевных писем Саре Райен и другим женщинам было, конечно же, составной частью «дела Божьего». Джону было психологически трудно появляться на людях с Молли, поскольку он никогда не знал, что она может сказать. Он писал: «Она, не задумываясь, могла бы забросать меня петардами». Молли говорила с ним так, как «ни одна жена не решится заговорить с мужем». Она знала, что ее манера выражаться была очень язвительной. Но не одна она была виновата в том, что брак их оказался несчастливым, и Молли хотела, чтобы мир знал об этом. Ее обижал пасторский тон писем, которые она получала от мужа. Создавалось впечатление, что она ему вовсе не настолько близка и дорога, как Сара Райен. Джон писал ей: «Как можешь ты созерцать все совершенные тобою грехи?» Или: «Если бы ты сейчас умерла или если бы ты вообще не появлялась на свет, то разве это было бы потерей для дела Божьего?» Такие проповеди ее в восторг отнюдь не приводили.
Кроме того, у нее было слабое здоровье. Она страдала от подагры и тяжело проходила через климактерический период. Основательная часть ее наследства так или иначе перешла к другим лицам, а дети доставляли ей массу хлопот и переживаний. Один из них умер, другой был очень болезненным, а другие двое сыновей были очень «трудными» молодыми людьми. Обо всех этих тяготах Джон писал, что они, вероятно, посланы Богом для того, чтобы «усмирить и смягчить черствость» ее сердца. Она и сама понимала, что, возможно, так оно и было, но ей не хотелось, чтобы муж непрерывно напоминал ей об этом. Джон Уэсли умолял ее, читал ей нотации, а когда это не помогало, он просто переставал ее замечать. Джон был способен переубедить практически любую женщину. Но оказать хоть какое-то влияние на Молли он был не в состоянии. Однажды он сказал: «Это все равно что перевоспитывать северный ветер».
Более двадцати лет «семейная жизнь Уэсли следовала этим тернистым путем, — пишет Стэнли Эйтлинг. — Это был брак по существу формальный и почти несуществующий; разрывы были частыми, но до 1776 года они не становились окончательными. Супруги непрерывно злились друг на друга». Иногда у них случались периоды примирения, как, например, в 1766 году, когда Уэсли, которому было тогда шестьдесят три года, писал: «Моя жена меня просто изумляет. Чудеса еще не прекратились на этой земле. Никаких вспышек гнева. Мы только начинаем жить». Но через три года, почти в двадцатилетнюю годовщину свадьбы, Молли снова ушла от него. Уэсли так пишет об этом в своем дневнике: «23 января. Не знаю, что произошло. Но моя жена уехала в Ньюкэсл и не собирается возвращаться. „Non eam reliqui; non dimisi; non revocabo“ („He я оставил ее; не я отослал ее; и я не буду просить ее вернуться»)». Но через год она вернулась. И не просто вернулась, а отправилась с ним вместе в одно из его проповеднических путешествий. Ей тогда было шестьдесят два года. Во время этой поездки она столкнулась с резко неприязненным отношением к ней со стороны лидеров методистского движения. Ей казалось, что Джона они возносят на пьедестал, а ее низвергают в сточную канаву. В 1774 году она написала мужу: «Ради Бога, ради тебя самого, останови изливаемые на меня потоки грязи». Но потоки не иссякали. В 1776 году, когда ему было семьдесят три, а ей шестьдесят семь лет, они расстались в последний раз. «Вода разлита, — писал Джон, — и собрать ее невозможно».
Два года спустя Джон Уэсли написал свое последнее письмо к Молли. Письмо это было горьким. «Если бы ты прожила и тысячу лет, ты не смогла бы исправить того, что натворила». В 1781 году, в возрасте семидесяти двух лет, Молли Вазейль-Уэсли умерла. Она не завещала Джону ничего, кроме обручального кольца. В соответствии с завещанием, кольцо она оставила Джону в знак того, что умирает «в любви и дружбе с ним».
Джон Уэсли продолжал свои титанические труды. Он пересек Ирландское море сорок два раза. В восьмидесятилетнем возрасте он отправился на проповедь в Голландию. С годами его горечь по отношению к Молли смягчилась, и к бурным годам своего брака он стал относиться следующим образом: «Если бы миссис Уэсли была лучшей женой», то он, возможно, не был бы так уверен в той миссии, которую возложил на него Бог. Джон Уэсли был женат на своих трудах и считал непростительным грехом нарушение верности этому чудесному браку. Но иногда служители Божьи не могут провести границу между любовью к Богу и любовью к делу Божьему.
Ayling, Stanley. John Wesley. Cleveland: Collins-World, 1979.
Brailsford, Mabel. A Tale of Two Brothers. New York: Oxford University Press, 1954. Flint, Charles. Charles Wesley and His Colleagues. Washington, D. C.: Public Affairs Press, 1957.
Lee, Umphrey. The Lord’s Horseman, John Wesley the Man. Nashville: Abingdon, 1954. Wesley. John. The Heart of Wesley’s Journal. New Canaan, Conn.: Keats, 1979.
14
Ты — старая сухая ветвь
Ханна Уайтэлл и Роберт Пирсэлл Смит
Одной из самых популярных книг за последние сто двадцать пять лет стала книга «Христианский секрет счастливой жизни». Ее написала в 1874 году сорокатрехлетняя домохозяйка Ханна Уайтэлл Смит. Эта книга была опубликована в тот год, когда мужу Ханны, Роберту, пришлось оставить свое служение из-за скандала, связанного с историей, происшедшей в спальне одной из поклонниц Роберта. Ханна также написала книгу о воспитании детей. Она была опубликована в 1894 году. Именно в этом году младшая дочь Ханны вышла замуж за известного атеиста Бертрана Расселла. А за три года до этого ее старшая дочь бросила своего мужа и двоих детей, шокировав общество своим побегом с учителем рисования.
За последние сто лет миллионы людей извлекли массу полезного из чтения «Христианского секрета счастливой жизни» Ханны. В этом нет никакого сомнения. Но нет также никаких сомнений и в том, что сама Ханна не обладала секретом счастья в семейной жизни. Построить прочную и счастливую семью с таким человеком, как Роберт, было крайне трудно. Отчаявшись наладить отношения с мужем, Ханна пришла к заключению, что брак в принципе не может быть удачным. Когда ей было уже за семьдесят, она написала: «Я с большим трудом могу поверить в то, что хоть одна пара действительно счастлива вместе». Возможно, вы спросите: в какой именно момент стало ясно, что брак Ханны неудачен? Можно ли было сделать что-то, чтобы изменить ситуацию? И, как пишет ее биограф, не была ли сама Ханна частью этой проблемы?
Это случилось в 1850 году, в Филадельфии, Городе Братской Любви, основанном известным квакером Уильямом Пенном. Юноша и девушка, оба из квакерских семей, только что познакомились. Восемнадцатилетняя Ханна Уайтэлл была дочерью состоятельного производителя стекла. Родители двадцатичетырехлетнего Роберта Пирсэлла Смита были очень образованными людьми, а сам он начинал собственное издательское дело. Всем казалось, что они очень подходят друг другу. Так думали и родители Ханны.
Хотя Ханна всегда внешне соответствовала нормам квакерской этики, иногда она бывала амбициозна, демонстрировала материалистический взгляд на вещи и слишком любила забавы. Она ценила красивую одежду и очень берегла подаренные ей отцом золотые часы. Она хотела стать проповедником и в своем дневнике писала об этом так: «Я стала бы столь величественно красноречивой, столь дивно возвышенной. А потом я отправилась бы в Англию, где все, даже королева, собрались бы послушать одаренную квакерскую девушку». Затем она планировала поездку в Париж и даже мечтала отправиться «с проповедью на луну». А иногда этот непредсказуемый подросток жаловался: «Во мне так мало смирения. Я почти перестала молиться… мой разум признает, что я ни на что не годна».
И когда Роберт Пирсэлл Смит начал ухаживать за Ханной в соответствии с устоявшимися квакерскими традициями, ее родители были довольны, что столь благополучный и состоятельный молодой человек проявляет интерес к их дочери. Ведь Роберт был потомком Джеймса Логана, секретаря Уильяма Пенна, и его родословное древо просто цвело библиотекарями, издателями и владельцами типографий. Роберт был благочестивым, красивым и одаренным юношей. Чего же больше было желать родителям Ханны? Кроме того, он был очень романтичен. Для самой Ханны сам набор этих качеств казался просто совершенным. Его ухаживания длились пять месяцев, и тогда в пригороде Филадельфии он арендовал коттедж, который, как предполагалось, станет их домом после свадьбы. В саду, который примыкал к коттеджу, Роберт нарвал цветов и отправил их Ханне, приложив к ним записку (в традиционном квакерском стиле): «Да насладишься ты в сем месте множеством прекрасных цветов и счастливых часов, в качестве моей невесты, друга, верного спутника и (могу ли я сказать об этом?) горячо любимой жены».
В Роберте уживались духовность и романтизм. Однажды он сказал Ханне, что не может прожить и пяти минут, не задумываясь о том, верно ли он поступает. Свои формальные «свидания» под присмотром они проводили в обсуждении духовных вопросов. Через
