«не чувствует при этом ни малейшего вдохновения», она все же сделала это. Позже она вспоминала: «Тогда я сильно страдала от морской болезни и была настолько близка к тому, чтобы начать сквернословить, насколько к этому может быть близок человек, испытавший „благословение святости»».
Последняя глава — двадцатая глава ее книги — называется «Окрыленная жизнь». В ней Ханна рассказывает о том, как три разных христианки преодолевают возникшую перед ними духовную гору. «Одна из них ценою огромных трудов начала прокладывать через гору тоннель. Вторая пошла в обход, толком не зная ни то, с какой стороны удобнее обойти гору, ни вообще — как эту затею осуществить, но, поскольку стремилась она к правильным вещам, она все же достигла своей цели. А третья… просто взмахнула крыльями и перелетела через гору». Именно так обычно и поступала Ханна. Просто взмах крыльев — и она перелетела через все проблемы. Но все же это удавалось ей не всегда. Несомненно, испытания, через которые она прошла за последующие несколько месяцев, были самой суровой проверкой ее способности расправить крылья и взлететь.
Первым ее испытанием в Англии стали выступления перед аудиториями в две-три тысячи человек. Тогда микрофонов не существовало, и она стала, как сама пишет, «хриплой, как ворона». Поскольку между первым ее выступлением и последующими собраниями образовался перерыв, Ханна решила ненадолго отправиться в Швейцарию, взглянуть на Альпы. Роберт продолжал проповедовать, и планировалось, что Ханна присоединится к нему на конференции в Кесвике. К тому времени ее голос должен был восстановиться. Но вскоре после того, как Ханна уехала, Роберт попал в историю, которая подмочила его репутацию на всю оставшуюся жизнь.
Некая молодая женщина изъявила желание побеседовать с ним после собрания. Ее дух был в смятении, как сказала она, и ей нужно было поговорить об этом. Она пригласила Роберта в свою комнату. Роберт вспоминал: «Тогда мне показалось, что это не вполне уместно, но она выглядела такой подавленной, что я согласился». Женщина была в истерике и непрерывно всхлипывала. Роберт присел с ней на кровать. «Она была такой потерянной, такой грустной и одинокой. Я обнял ее за плечи, чтобы немного утешить и успокоить ее». Возможно, Роберт полагал, что беседует с ней как пастор и дает ей отеческие наставления. Возможно, так оно и было. Он вспомнил наставления главного врача санатория и поделился ими с нею. «Когда мы с ней вместе сидели на постели, я изложил ей это учение. Я сказал ей, что Христос хочет, чтобы наши тела содрогались». По версии Роберта на том все и закончилось. А по версии той женщины — Роберт попытался заняться с ней любовью. Она сказала, что Роберт говорил с ней о трепете, который испытывают мужчина и женщина, когда прижимаются друг к другу и при этом молятся. Руководитель конференции начал действовать немедленно. Следующим утром он вызвал Роберта в свой кабинет и объявил ему, что все его встречи в Англии отменяются. Роберту Пирсэллу Смиту пришел конец. Местная газета вышла со следующим заголовком: «Известного проповедника застали в постели с восторженной поклонницей».
Роберт убежал из Англии и бросился к Ханне. Но добраться сумел только до Парижа. Там он остановился в отеле «Лувр», где нервное истощение свалило его с ног. Вскоре Ханна получила телеграмму: «Мистер Смит болен в Париже в отеле ,,Лувр“». Когда Ханна приехала к нему, то увидела все тот же безумный, полный страдания взгляд, что и за тридцать месяцев до этого в нью-йоркском санатории. В одном из писем она писала: «Роберт просто раздавлен. Он уже потерял в весе на двадцать фунтов. Его почти непрерывно рвет». Как только он смог держаться на ногах, Ханна отправилась с ним вместе обратно в Америку. Стал ли Роберт жертвой собственной наивности? Ханна была уверена, что так оно и было. По крайней мере, она была уверена в этом в течение некоторого времени. И комитет Брайтонской конференции разделял ее мнение. В официальном отчете значилось, что «действия Роберта не были продиктованы дурными намерениями». Гораздо в большей степени комитет заботило то, что «иногда в частных беседах мистер Смит пропагандировал небиблейские и даже опасные учения». Из этого следует, что были и другие случаи, когда Роберт проповедовал, будто наполнение Духом сопровождается «физическим трепетом».
По возвращении в Филадельфию Роберт, которому было теперь сорок девять лет, вновь стал работать на заводе своего тестя. Менеджером по продажам. Но, как замечает биограф Мари Генри, «он выглядел совершенно опустошенным». Ханна, спустя год после его нервного срыва в Париже, описывала его состояние так: «Его жизнь растоптана… Никогда на свете не жил человек более добросердечный, чувствительный и щедрый, чем Роберт. Эти ужасные события просто сразили его». Ханна писала, что теперь он совершенно не в состоянии доверять кому бы то ни было. Хотя Роберта вновь пригласили выступить с проповедью следующим летом и хотя всегда оптимистичная Ханна считала, что муж проповедовал тогда лучше, чем когда-либо прежде, Роберт не хотел никуда ехать. «Никаких больше собраний. Мне конец». С этого времени в жизни Роберта начался период, когда он покатился по наклонной плоскости, и выкарабкаться из этого состояния он так и не смог.
В это время Ханна пыталась осмыслить все происшедшее. Двадцать восьмой стих восьмой главы Послания к Римлянам («Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу»), казалось, противоречил тому, что случилось с Робертом. Почему Бог допустил все это? Временами ей казалось, что она утрачивает свою веру. Она не хотела этого, но опасалась, что любая мелочь может стать той последней каплей, которая заставит ее отпасть от Бога. Она писала: «Я сижу на очень рискованном месте — на вершине скользкого шеста, и малейший толчок способен низвергнуть меня». Из-за работы Роберт почти не бывал дома. Ханна очень тревожилась за него и просила, чтобы в поездках он как можно больше времени проводил с христианами. «Мне кажется, для тебя наступило время испытаний. И если ты хочешь вернуться к прежнему, тебе необходимо находиться под благим влиянием».
Роберт явно не собирался «возвращаться к прежнему». Но для себя Ханна добивалась этого. И примерно через три года она нашла место, где ее душа обрела покой. В одном из писем она писала: «Я подобна маленькому, несчастному, заблудившемуся ребенку. Я прошусь на руки к моему дорогому Отцу, поскольку не понимаю, куда Он хочет, чтобы я пошла. Он все творит ко благу, и я хочу оставаться с Ним». Но если Ханна полагала тогда, что самое худшее уже позади, то, вне всякого сомнения, она ошибалась. Их серебряная свадьба осенью 1867 года была омрачена сомнениями и неразберихой в чувствах, но затем несчастья посыпались одно за другим.
В 1877 году умер отец Ханны. Хотя она и приняла его смерть как нечто естественное и должное, как смерть любого пожилого человека, все же утрата этого сильного и мужественного человека стала для нее ударом. Спустя три года, в январе 1880-го, умерла и ее мать. А всего через месяц после этого ее младшая дочь, Рэй (сокращенное имя от Рэйчел), заболела скарлатиной и тоже умерла. Ей было всего одиннадцать лет. Умер уже четвертый из ее детей. В дневнике, который Ханна вела в течение тридцати двух лет, появляется такая запись: «От этой утраты я никогда не смогу оправиться. Просто на то была воля Божья». Ханна, переживавшая в то время климактерический период, чувствовала себя очень одинокой. Ей было сорок восемь лет, муж дома почти не появлялся, родители, которые всегда прежде жили по соседству, умерли, а трое оставшихся в живых детей были в школе. Ханна, утратившая свой прежний оптимизм, писала своей сестре: «Мне незачем более жить».
Роберт в то время был погружен в свои проблемы. Ханна очень много для него значила. Он был менеджером по продажам, а она его менеджером. Он обладал даром красноречия, а его энтузиазм обеспечивал ему успех, как в проповеди, так и в торговле. Но уравновешенная Ханна всегда точно знала, что следует предпринять, и последнее слово всегда оставалось за ней. Их внук написал о них позднее: «Он женился на молодой красивой женщине, и только позже осознал, каким гигантом она была. Он никогда не мог дотянуться до ее уровня».
Но когда Роберт отправлялся в очередную поездку, все было иначе. Там он принадлежал сам себе. Он мог совершать свои собственные ошибки, иметь свое собственное мнение, заводить своих собственных друзей, как мужчин, так и женщин. Что он и делал. Не то чтобы Ханна и дети были ему безразличны. Он очень был к ним привязан. В противном случае он не вернулся бы из своего длительного вояжа по Калифорнии, не отправился бы с ними на время отпуска в Мэйн, Адирондэкс, а затем в Йеллоустоун. Однажды он даже взял свою семью с собой в Калифорнию. Там он хотел познакомить Ханну со своими друзьями, но она не захотела вторгаться в эту часть его жизни. Это тревожило Роберта. Но гораздо больше его тревожило то, что Ханна не проявляла к нему нежности и внимания больше, чем прежде. Она часто говорила ему, что ему «следует склонить свою голову под ярмом, которое налагает на него Господь, и не рассуждать о том, что зависит только от Бога». Но почему она так много говорила о покорности воле Божьей и так мало о покорности собственному мужу? Когда Роберт встречался с женщиной, которая была хоть немного нежна с ним или которая попала в затруднительное положение, он немедленно откликался. А Ханна никогда не попадала в затруднительное положение. Она была слишком совершенна. Она могла прекрасно обойтись и без Роберта.
В этом и было все дело. Ее всеохватывающая компетентность угнетала его больше всего. Газету организовал он сам, но бестселлером стали статьи Ханны. Он создал себе в Европе имидж успешного проповедника, но плоды этого пожинала Ханна. Ханна и Роберт все больше отдалялись друг от друга. Биограф Мари Генри считает, что однажды Ханна нашла любовную записку, адресованную Роберту одной из его поклонниц. Произошло это в действительности или нет, но Ханна постепенно осознала, что постоянные жалобы мужа на то, что она «старая сухая ветвь», заставляют его искать женского общества на стороне.
Но едва ли Ханну можно было назвать «старой сухой веткой», когда она занималась детьми. Несмотря на ревматизм и сильную нелюбовь к выездам на природу, каждое лето она с детьми отправлялась за город (а часто брала с собой и племянника с племянницей). Иногда, но не слишком часто, Роберт отправлялся
