она спокойно воплощала в жизнь детские мечты и получала все, что ей было необходимо для удовлетворительного существования».
За шестнадцать лет между 1876 и 1892 годами Грэйс жила с родителями в девяти разных домах в шести разных штатах: Нью-Йорк, Огайо, Флорида, Нью-Джерси, Мэриленд и Пенсильвания. Эти непрерывные переезды не создавали в семье ощущения нестабильности. Наоборот, Ливингстоны становились еще сплоченнее. Грэйс приняла Христа под огромным влиянием родителей. «Я слушала, как они беседуют с Богом, и так я сама становилась близка Господу Иисусу… Мои родители жили той верой, которую проповедовали. Я видела Иисуса Христа в их повседневной жизни». Грэйс часто сопровождала отца в его поездках на проповедь в маленькие сельские церкви. Ей нравилось помогать ему. Она играла на органе, вела уроки в детской воскресной школе, а иногда пела. Когда она стала старше, с отцом у нее, пожалуй, были более близкие отношения, чем с матерью. Она научилась играть в теннис на корте, который устроил на заднем дворе одного из домов ее отец. Она ездила с ним на лошади и, более того, она даже иногда выигрывала у него в шахматы. Проезжая в кабриолете или на лошади по полям Огайо и Нью-Йорка, отец часто беседовал с ней о политике и богословии, что было ей очень лестно. Позже она говорила: «Мой отец научил меня думать».
Но ее литературные интересы развивались под влиянием матери. Ее мать писала романтические любовные истории об эпохе Гражданской войны. В 1860—70-е годы она также писала статьи для различных христианских журналов. Мать была не только самым суровым критиком Грэйс — она всегда обращала внимание на ошибки дочери в произношении, грамматике и орфографии. Кроме того, мать была и проводником Грэйс в мир красоты и воображения. Однако самое сильное влияние на ее художественный вкус оказала ее тетушка Изабелла, которую она называла тетей Беллой. Тетю Беллу сотни тысяч маленьких читателей знали как Пэнси, автора очень популярных в то время повестей для юношества. В пору расцвета своей популярности она с мужем некоторое время жила в доме родителей Грэйс. Молодая, энергичная и одаренная, тетя Белла была для Грэйс «чем-то вроде богоматери, героини и святой». «Я считала ее самым прекрасным, мудрым и замечательным человеком (помимо родителей, конечно). Я с трепетом ловила ее улыбку, стремилась усвоить ее манеры и, как завороженная, слушала все, что она говорила… Я оценивала людей, исходя из ее критериев, и всегда считала, что ее мнение — это истина в последней инстанции… Я даже делала замечания моим возлюбленным родителям, когда они говорили что-либо, что не согласовывалось с ее взглядами». Тетя Белла не только была женой пастора и писала одну за другой свои повести, она еще и издавала журнал для детей, который тоже назывался «Пэнси», и отвечала на обширную корреспонденцию, приходившую от юных членов читательского клуба «Пэнси». Грэйс все это просто завораживало.
В семье Ливингстон было принято ежевечерне собираться всем вместе и читать вслух. Они читали романы Джорджа Макдональда, Уильяма Дина Хауэллза, Чарлза Диккенса и Вальтера Скотта. Но когда тетя Белла заканчивала очередную повесть — это был особый случай. Диккенс и Скотт откладывались в сторону, и все слушали о последних приключениях, только что сочиненных Пэнси. Иногда тетя Белла разрешала Грэйс сесть за ее печатную машинку и писать свои собственные истории. А как-то на Рождество она подарила Грэйс пачку бумаги на тысячу листов с пожеланием превратить их «в такое же количество долларов». Через несколько недель Грэйс закончила свою первую книгу, в которой было девять глав и четыре тысячи слов. Называлась она «Эсселстайны; или Альфонсо и Маргарита». Сюжет ее был таков: двоих брошенных детей (Альфонсо и Маргариту) усыновляет бездетная семья (Эсселстайны). Тете Белле повесть так понравилась, что она даже уговорила издателя выпустить ее в свет ограниченным тиражом. Для ее двенадцатилетней племянницы это стало первым шагом в большую литературу.
Грэйс всегда писала истории гораздо лучше, чем школьные сочинения. Образованием ее занималась мать, и училась она дома. А когда ее отправили в школу, она так затосковала по дому, что вскоре ее оттуда забрали. Она также очень неплохо рисовала. Тетя Белла часто брала ее с собой в свои поездки, где она выступала с лекциями.
И когда тетушка Грэйс рассказывала одну из своих историй, сама Грэйс рисовала к ней иллюстрации мелом на доске. Родители убедили ее поступить в художественную школу. Сперва она училась в Школе искусств в Цинциннати, а затем в Колледже Эльмира в Нью-Йорке. Но, несмотря на ее способности к искусствам, она стала инструктором по физическому воспитанию в Колледже Роллинз во Флориде. Тогда ее отец нес служение в Уинтер-Парке.
В следующем году, когда Грэйс исполнилось двадцать шесть лет, она опять отправилась вместе с семьей на новое место — на этот раз в Хайэтсвилл (штат Мэриленд). Приход там едва насчитывал сотню человек. Хотя Грэйс к тому времени и написала несколько рассказов и повесть для двух христианских изданий, она вовсе и не думала о карьере писательницы. Во Флориде, когда она не была занята в Колледже Роллинз, она помогала отцу в его миссионерском служении. Но Грэйс осознавала, что это было его призванием, а не ее. Ей было двадцать шесть лет, но она все еще сильно зависела от родителей и не нашла своего собственного места в жизни. Тем летом после одного из пасторских собраний, когда она уже собиралась пойти поиграть в теннис, она встретила человека своей мечты. Он будто бы сошел со страниц романа. В свои романы Грэйс часто включала реальные события из своей собственной жизни. Поэтому не исключено, что ее первая встреча с Фрэнком Хиллом описана в романе «Пепел и красота»:
«Она услышала, как кто-то насвистывает… Прежде она никогда не слышала, чтобы кто-либо делал это так искусно. Насвистывал, словно птица ранним утром. Мотивы были такими свежими и необычными, но изредка она улавливала и знакомые мелодии… Было очевидно, что насвистывавший человек прекрасно разбирался в музыке. Он то выводил какой-нибудь шотландский мотив, то мелодию церковного гимна. И с таким безупречным ритмом, что, казалось, вот-вот станут слышны и слова».
Затем она подняла глаза и увидела «красивого молодого человека, который направлялся к ней, держа в руках теннисную ракетку». А в реальной жизни это был преподобный Томас Гатри Фрэнклин Хилл, высокий, стройный и прекрасный. К тому времени, когда он встретился с Грэйс, Фрэнк закончил колледж Вашингтона и Джефферсона на юге Питтсбурга, получил степень в Западной богословской семинарии и провел серьезное исследование по теме своего диплома в Эдинбурге, в Шотландии. Как и Грэйс, он вырос в семье пастора пресвитерианской церкви. Его первые два имени были даны ему в честь шотландского священника, который основал «школы оборванцев», задуманные как исправительные учреждения для подростков-преступников. Он, казалось, был идеальной парой для Грэйс. Хотя сама она никогда не занималась серьезными исследованиями, она восхищалась людьми, которые, подобно ее отцу (и Фрэнку) страстно погружались в книги. Любовь к спорту, внимание к проблемам малообеспеченных молодых людей, чувство юмора — все эти черты были свойственны и Грэйс. Но основой его личности была его глубокая духовная жизнь.
За несколько дней до Рождества 1892 года они поженились в маленькой церкви ее отца в Хайэтсвилле. Им обоим было по двадцать семь лет. Церемонию провел Чарлз Ливингстон. В то время Фрэнк был священником в маленькой церкви в Пенсильвании, но вскоре после свадьбы он получил приглашение от пресвитерианской церкви Уэйкфилд, в районе Джермантаун, в Филадельфии.
Само здание церкви было новым и просторным, но вот прихожан там было мало (не более двухсот). В воскресной школе было записано около четырехсот человек. И Фрэнк, и Грэйс были рады тому, что теперь представится возможность заниматься с таким количеством мальчиков и девочек. Прибыв на место, они незамедлительно взялись за реорганизацию. Фрэнк организовал мужской клуб под названием «Уэйкфилдский викарий». Первым делом была обустроена бейсбольная площадка и теннисный корт для подростков (и для молодых людей возраста Фрэнка и Грэйс). Название «Уэйкфилдский викарий» было заимствовано из романа Голдсмита, написанного в восемнадцатом веке. Однако многим пресвитерианам оно не нравилось, поскольку слово «викарий» ассоциировалось скорее с епископальной церковью. Через год Фрэнк согласился изменить это название. Теперь это был просто «Уэйкфилдский мужской клуб». Члены клуба интересовались не только спортом. Обсуждались также и политические, и многие богословские проблемы. Фрэнк даже предложил ввести бесплатный курс латинского языка, но мы не знаем, записался ли к нему хотя бы один человек. Фрэнк открыл также и подростковый клуб и вскоре перенес время вечернего богослужения, чтобы на воскресные собрания молодежной организации приходило побольше юношей и девушек.
Но самой сильной стороной служения Фрэнка были его проповеди. Вскоре все в окрестностях заговорили о молодом священнике из Уэйкфилда. За первый год их служения количество прихожан увеличилось с двухсот до двухсот шестидесяти шести человек, а количество учеников воскресной школы выросло примерно до шестисот человек. На собрания молодежной организации приходило множество народа. И в последующие годы людей приходило все больше и больше. Хотя Грэйс и принимала участие в деятельности воскресной школы и не оставалась в стороне от деятельности молодежной организации, все же главной ее заботой в тот период оставались их дети. Ее первая дочь, Маргарет, родилась в конце 1893 года, а вторая, Руфь, в 1898-м. Как только у Грэйс появлялась свободная минута, она садилась за печатную машинку и сочиняла какой-нибудь рассказ для еженедельного издания молодежной организации церкви. Она немного писала картины маслом.
Наступил ноябрь 1899 года. Вечером в четверг Фрэнк и Грэйс пошли на собрание в церковь. Фрэнк вернулся домой раньше обычного, поскольку жаловался на боль в животе. Ночью боль усилилась, и его отвезли в больницу. На следующий день ему сделали аппендэктомию. Операция, казалось, прошла успешно. Но вскоре начался воспалительный процесс. Антибиотиков тогда еще не было, и борьба, которую вел Фрэнк за свою жизнь, была обречена на поражение. Через три дня он умер.
Конечно же, Грэйс искала в те дни утешения в Писании, но смерть мужа оказалась для нее очень тяжелым испытанием. Друзья и родственники собрались вместе, чтобы поддержать ее. Но вернуть Фрэнка было невозможно. Для всей семьи это было время, полное отчаяния. «Я помню множество слез», — говорила о тех днях младшая из дочерей, Руфь. А еще она помнила, что испугалась темноты, заплакала и стала звать мать. Грэйс пришла к ней в комнату, взяла на руки и стала рассказывать ей о Пастыре Иисусе, который держит ее на руках, словно маленькую овечку.
