Дейвид прочитал книгу миссионера, работавшего в Китае, который призывал врачей на миссионерское служение. Так у Дейвида появилась цель в жизни. А когда у Дейвида появлялась цель, остановить его было уже невозможно. Спустя два года он ушел с фабрики, на которой проработал двенадцать лет, и поступил в медицинскую школу в Глазго. Затем он обратился в Лондонское миссионерское общество с просьбой отправить его на работу в Китай. В обществе его оценки не произвели огромного впечатления, но его согласились взять на испытательный срок. Учитывая, что он «едва ли был готов» к поступлению в богословский колледж, ему предоставили частного учителя. В директорате общества довольно негативно отнеслись как к его провинциальности (его считали «шотландской деревенщиной»), так и к его манерам (считалось, что он слишком много о себе возомнил).
Для начала ему было предложено стать проповедником в одной из церквей, но эта затея с треском провалилась. Встав за кафедру, он понял, что голова его совершенно пуста. Он прочел что-то по бумажке, медленно повторил прочитанное, громко проглотил слюну и сказал: «Друзья, я забыл то, что хотел сказать вам», после чего удалился из церкви с огромной поспешностью. Другой проблемой было то, как Дейвид молился. Когда он вел молитвенные собрания, он то и дело останавливался, раздумывая, о чем помолиться еще. Но все же Дейвида не отсеяли. Его испытательный срок был продлен, а еще через два месяца его кандидатура была одобрена. В этом директорат убедило здравомыслие Дейвида и его несуетливая энергичность.
Ожидая решения своей судьбы, Дейвид начал ухаживать за девушкой из довольно обеспеченной семьи. Судя по всему, это было первое его серьезное увлечение. В ее присутствии он чувствовал себя весьма неловким и как-то признался ей: «Я, в общем-то, понятия не имею о том, что чувствуют те, кто всю жизнь были леди». Ему было тогда двадцать шесть лет, но Дейвид Ливингстон никак не мог считаться подходящей парой для той девушки. Один из его друзей говорил: «Признаться, симпатичным он никогда не был. На его лице всегда лежала печать волевого характера, готового к преодолению трудностей». Другой его знакомый заметил, что «его лицо никоим образом нельзя было назвать привлекательным», и тем не менее «он обладал совершенно непередаваемым обаянием». Когда первая любовь отреклась от него, Дейвид сказал не без горечи, что она слишком уж леди для того, чтобы стать женой миссионера.
В 1839 году между Англией и Китаем разразилась опиумная война, и Лондонское миссионерское общество отказалось от мысли посылать в Китай новых миссионеров. Директорат предложил Ливингстону подумать о Вест-Индии. Но Дейвиду эта идея не понравилась. Вест-Индия была слишком цивилизованной страной. Темный африканский континент выглядел заманчивее. И тут он случайно встретился с Робертом Моффатом, который вернулся в Англию после очень долгого периода жизни в Африке. Моффат тогда сказал Дейвиду: «На закате я выглядываю на улицу и вижу дымы тысяч деревень, в которых никогда не слышали о Евангелии». С тех пор Дейвид только и мечтал об Африке, что бы там не думал директорат. Другие кандидаты на миссионерское служение любили Дейвида. Он был «довольно резок и прям в обращении», в нем ощущалась «решимость оставаться верным своим убеждениям во что бы то ни стало», а также и «огромная доброта». Решимость Дейвида оставаться верным своим убеждениям часто становилась для него источником неприятностей. С директоратом общества он спорил практически непрерывно. Ему не нравилось, когда ему приказывали. Незадолго до своего отъезда в Африку Ливингстон окончил медицинский факультет в Глазго, но ему едва не пришлось подделывать свой диплом, поскольку он рассорился там со всеми: Дейвид считал, что стетоскоп вовсе не такая полезная вещь, как его в том убеждали.
На борту корабля, направлявшегося в Африку, Ливингстон был одним из немногих пассажиров, не страдавших от морской болезни, и оказывал медицинскую помощь тем, кто не отличался такой завидной стойкостью организма. По прибытии в Африку он должен был начать работу в миссии Куруман, в шестистах милях вглубь страны от Кейптауна. Моффаты все еще были в отпуске, и миссии был нужен врач. Дейвиду предложили основать новую миссию, продвинувшись еще дальше вглубь африканской территории, но любые действия он мог предпринимать только по возвращении Моффата. Дейвид сразу же активно взялся за дело. Хотя Куруман и был самой далекой от центров цивилизации миссией, он казался ему все еще слишком цивилизованным. Он стал писать в Лондон, в директорат, убеждая начальство в том, что об основании новой миссии следовало не просто думать, а реально осуществлять этот план.
Дейвид прожил в Африке всего пять месяцев, но у него уже сложилось впечатление, что миссионерская стратегия там была либо слишком консервативна, либо вообще ложна. Он исследовал внутренние территории, что было необходимо для дальнейшей работы. По возвращении в Куруман он написал: «Я приехал в Африку не для того, чтобы ходить, придерживаясь за чью-то полу. Для меня имеет огромное значение тот факт, что души гибнут, а я не властен привести их ко Кресту. Мне нечего делать в Курумане».
Он забрался в такие места, в которых до него не бывал ни один белый человек, хотя он пробыл в Африке меньше года и все еще не научился даже приблизительно понимать ни одного из разговорных диалектов. Когда в 1843 году Роджер Эдвардс и его жена покинули Куруман для того, чтобы основать новую миссию, Дейвид с радостью отправился вместе с ними. Поселение, к которому они направлялись, называлось Маботса. Оно располагалось примерно в двухстах двадцати милях от Курумана. Дейвид писал: «Такого прекрасного места вы никогда не видели».
Именно там Дейвид почувствовал себя невыносимо одиноким. Именно в Маботсе Дейвид вступил в схватку со львом. Львы разоряли загоны для скота, а местные жители боялись хоть что-нибудь предпринять. Дейвид сказал им, что если бы они убили хотя бы одного льва, то остальные поняли бы, что их здесь не ждут с распростертыми объятиями, и убрались бы из этой местности. Но африканцы не были уверены в том, что пришелец знает, с чем имеет дело. И Дейвид пошел загонять львов вместе с африканцами.
Они выследили нескольких животных. Дейвид прицелился и выстрелил из обоих стволов, после чего остановился для того, чтобы перезарядить оружие. «Тут боковым зрением я увидел, что один из львов в прыжке стремительно летит ко мне… Лапой он зацепил меня за плечо, и мы вместе кубарем покатились по земле. Его чудовищное рычание оглушило меня, он встряхнул меня, как терьер полудохлую крысу». Один из африканцев, пришедших Дейвиду на помощь, выстрелил в льва. Он промахнулся, но зверь оставил Дейвида и сосредоточился на новой опасности. Другой африканец тут же поразил Льва копьем, и тот, поскольку еще прежде был ранен Дейвидом, грохнул замертво. Когти льва оставили на плече Дейвида несколько глубоких ран; кость была расщеплена. После этого случая Дейвид никогда не мог поднять свою левую руку выше уровня плеча. Позже его спрашивали, о чем он думал, когда на него бросился лев. Дейвид отвечал: «Я гадал, какую часть моего тела он сожрет в первую очередь».
В течение нескольких недель Дейвид был очень плох, но когда он немного поправился, его переправили в Куруман — в миссии он мог получить более квалифицированную медицинскую помощь. Моффаты как раз только что вернулись туда после четырех лет отпуска в Англии. Именно Мэри Моффат стала ухаживать за ним. Вскоре она стала его невестой. Когда Дейвид оправился от ран и получил согласие Мэри стать его женой, он отправился обратно в Маботсу, чтобы построить там дом. По дороге он сделал остановку для того, чтобы написать Мэри письмо. Он напоминал ей о том, чтобы она получила письменное разрешение на брак и заказала все необходимое для их нового дома в Маботсе. Его письмо заканчивалось так: «Пусть твои чувства к Нему будут гораздо более сильными, чем ко мне».
Его письмо, направленное руководству в Лондон, звучит так, словно он принял холодное деловое решение: «Различные соображения , связанные с новой сферой служения, которые нет нужды излагать здесь детально, привели меня к выводу, что вступление в брак является моим долгом. В январе 1845 года я предпринял все необходимое для заключения брачного союза с Мэри, старшей дочерью мистера Моффата… И если мои мотивы не являются заблуждением, то до определенной степени я руководствовался желанием стать еще более полезным в деле прославления имени Божьего». Все его письма к начальству написаны именно таким казенным языком. Только в его письмах к нескольким близким друзьям и к Мэри чувствуется тепло; он шутит и позволяет себе отбросить формальности.
Дом, который он построил для Мэри в Маботсе, был двадцать на двадцать два фута, а его стены были в фут толщиной: «Работа не из легких, — писал он Мэри, — это способно выбить любовь из чьей угодно головы. Но любовь у меня в сердце, и не покинет его, если ты сама ее не погасишь». Пару строк он написал и для матери Мэри, у которой обо всем было свое особое мнение и которая редко стеснялась его выразить. По-видимому, она сказала Ливингстону (которого она всегда называла только по фамилии), чтобы он не делал в доме слишком много окон. Дейвид написал Мэри, что если ее мать «думает, что окон слишком много, пусть даст мне знать об этом, и я их все замурую за два дня — пусть свет, если ей так этого хочется, проникает в дом через дымовую трубу».
Дейвид стремился создать в Маботсе миссию, сходную с миссией, основанной родителями Мэри в Курумане. В то же время он хотел использовать и новые идеи — в частности, привлекать к работе африканских проповедников и открыть семинарию для пасторов-африканцев. Но на пути осуществления этого плана лежало серьезное препятствие: Дейвид почувствовал себя первооткрывателем и уже не мог жить без этого. Теперь он стремился начать работу в Маботсе только для того, «чтобы лучи божественного света могли распространиться шире и дальше». Когда он не был занят строительством дома, он работал над открытием школы для африканских детей. Дело это было довольно безнадежным — если в один день приходило пятнадцать учеников, то на следующий день их могло оказаться не больше пяти.
Свадьба состоялась 2 января 1845 года в Курумане, под строгими взглядами Роберта и Мэри Моффат. Дейвид и Мэри провели медовый месяц в Маботсе. По случайному совпадению это название переводится «свадебный пир». И если Дейвид полагал, что теперь для них с Мэри наступила безоблачная пора, то он глубоко заблуждался. Проблема
