Куруман и снова жить с родителями? Ни Мэри, ни Дейвиду такая перспектива не нравилась. Биограф Джордж Сивер пишет: «Мэри больше не могла быть счастлива в родительском доме. Там ей приходилось зависеть от их капризов. Кроме того, там к ней относились так же, как относились с самого детства — как к ребенку. Но она уже не была ребенком. Она была женой и матерью. А ее муж был человеком, наделенным чувством юмора, таким же свободолюбивым смертным, как и она сама. И она любила его».
Дейвид тоже любил Мэри, хотя не всегда умел выражать свои чувства открыто. Он прекрасно себя чувствовал в ее обществе. В путешествиях она была замечательным спутником. И если ее не было рядом, он скучал о ней. Если бы она осталась в Курумане, это породило бы и другие проблемы. Там она была бы вынуждена непрерывно слышать шушуканье за своей спиной: «Почему это он ее бросил? Они что, не уживаются вместе? Должно быть, с их браком что-то не в порядке». У Мэри было множество причин, по которым ей стоило уехать из Курумана. Кроме того, Дейвид был врачом. Где еще было быть беременной женщине, как не рядом со своим мужем-доктором? Сивер так пишет об этом периоде жизни Ливингстонов: «Это путешествие стало поворотным моментом в его карьере. Оно заставило его осознать, что цели, которые он ставил перед собой как миссионер, были несовместимы с его долгом мужа. Чем-то одним неизбежно пришлось бы пожертвовать».
Но почему он не отложил свою экспедицию на год или на два, по крайней мере до того времени, когда Мэри почувствовала бы себя лучше и восстановила бы утраченные силы? Ливингстон был убежден, что если работорговцы достигнут внутренних регионов Африки раньше, чем миссионеры, то африканцы никогда не откликнутся на евангельскую весть. Они станут бояться всего, что связано с белым человеком. Но если миссионер придет к ним с женой и детьми, они признают его как человека, который пришел с миром. А Дейвид хотел прийти к ним, и прийти только с миром.
И вскоре Дейвид, Мэри и дети маленьким караваном отправились на открытие неизведанного. Они провели в совершенно диких районах Африки следующие семь месяцев. Их самым значительным открытием стало верхнее течение реки Замбези. Если бы выяснилось, что по ней можно доплыть до Индийского океана, то она стала бы тем путем, по которому миссионеры могли бы добраться до Центральной Африки.
На обратном пути они остановились лагерем на восемь дней на берегу реки Чобе. Там Мэри родила своего пятого ребенка. На этот раз малыш выжил. Но Мэри снова разбил паралич, и в гораздо более тяжелой форме, чем прежде. Это очень испугало Дейвида, но также определило решение трудной проблемы, которая стояла перед ним в то время. У Дейвида было множество неоконченных дел в Африке. Ему необходимо было найти удобный путь, по которому миссионеры могли бы проникать вглубь Африки, иначе он не мог быть уверен, что его путешествия стали хоть сколько-нибудь важными для дела Христа. Он писал: «Я считаю, что там, где оканчиваются подвиги географов, начинается миссионерское служение». Но пока он не пересек Африку от побережья до побережья, он не мог написать «конец» поперек всех подвигов географов.
Такое путешествие заняло бы два года. А поскольку Мэри снова страдала от паралича, то было очевидно, что она не сможет сопровождать его. Кроме того, их старшему сыну, Роберту, скоро исполнялось шесть лет, и Дейвид хотел, чтобы он получил хорошее образование. В руководство миссии Дейвид направил длинное письмо, в котором излагал свои планы. Все, в чем он нуждался, это «в двух годах, свободных от семейных забот… Поскольку скоро нам все равно придется отсылать детей в Англию, представляется возможным отправить их вместе с матерью уже теперь, и это не повлечет слишком крупных дополнительных расходов. Такое решение дало бы мне возможность в течение двух, а может быть, трех лет исследовать этот новый регион». Расстаться с женой и детьми было бы нелегко, и он это прекрасно понимал. Он говорил, что чувствует себя человеком, который «делает сиротами» собственных детей. Он говорил также, что это настолько же болезненно, как вырвать из себя часть своих внутренностей.
В другой раз он писал: «Некоторые братья без колебания говорят местному населению, что моя цель — добиться мирской славы. Это очень огорчает меня, и порой я сам начинаю задумываться, в чем же все-таки состоит моя цель». Эти сомнения не были единственной его проблемой. У него не было денег, на которые его семья могла бы жить в Англии. Не дожидаясь одобрения его плана исследования Замбези со стороны руководства миссии и подтверждения с их стороны желания материально поддерживать в это время Мэри и детей, он решил отправиться в путь. «Я убежден, что на то есть воля Господа, и отправлюсь туда, несмотря на любые препятствия… Я открою путь во внутренние области Африки или погибну».
Их прощание в Кейптауне было очень тяжелым. Дейвид сказал детям, что с этих пор им следует считать своим отцом Иисуса, а не его. «Я предал вас Ему, и теперь вы у Него на попечении». Он не был уверен в том, что руководство миссии станет их поддерживать, но был уверен в Иисусе. Дейвид задержался в Кейптауне на несколько недель, чтобы запастись продовольствием. Он писал Мэри почти каждый день. Вот одно из его писем: «Моя дорогая Мэри! Я так тоскую по тебе и по детям. Мое сердце стремится к тебе. В моей голове роится множество воспоминаний. Мне кажется, теперь я должен относиться к тебе нежнее и заботливее, чем когда-либо прежде… Ты стала самым большим моим благословением. Ты столько сделала для меня. Благослови тебя Бог за твою доброту. Теперь я не вижу ни одного лица, сравнимого с твоим, всегда обращавшим ко мне свой добрый взор. Выполним наш долг перед Спасителем и, я надеюсь, встретимся вновь. Как бы мне хотелось, чтобы это случилось уже сейчас».
Сделав необходимые запасы продовольствия, Дейвид отправился в экспедицию. В эмоциональном плане это было для него очень трудное время, и он изливал свою печаль в дневнике: «28 сентября 1852 года. Неужели я видел мою жену и детей в последний раз?.. О, Господи, используй меня ради славы Твоей! Пока я ничего для Тебя не сделал, а мне так хотелось бы этого».
Пока Дейвид боролся с одиночеством, болезнями, засухой, дикими животными и враждебными племенами, у Мэри в Англии были свои сложности. В своей собственной стране она оказалась чужой, а на руках у нее было четверо детей. Ее домом была Африка, а не Англия.
Ее первым местом жительства в Великобритании стал шотландский дом родителей Дейвида. Дом этот был слишком мал, и там жили две незамужние сестры Дейвида, но основная проблема была не в этом. Родители Дейвида были людьми чопорными, строгими и привержены строгим правилам. Образ жизни Мэри и ее привычки слишком отличались от тех, к которым они привыкли. Джил пишет: «Нетрудно представить себе эффект, произведенный незнакомой невесткой с четырьмя детьми в возрасте до семи лет в набожной и расписанной до мелочей жизни шотландской семьи».
Когда Мэри приехала в Англию, ее физическое здоровье было серьезно подорвано, а вскоре выяснилось, что у нее серьезные проблемы и со здоровьем психическим. Она прожила в доме Ливингстонов меньше полугода, но и для них, и для нее это время, должно быть, показалось вечностью. Она ушла резко и неожиданно, заявив родителям мужа, что не хочет их больше видеть, не хочет, чтобы они распоряжались ее жизнью, и не хочет, чтобы они учили ее, как ей воспитывать ее детей. После этого она скиталась по Англии, ведя «кочевую жизнь», как это называет Джил. Она останавливалась то во временно арендуемых комнатах, то у старых друзей Дейвида, которых знала лишь по рассказам мужа. Для нее такое существование было унизительным, и далеко не всегда радостным для друзей Дейвида, которым она совершенно неожиданно стучалась в дверь.
Родители мужа потеряли с ней связь и не знали, стоит ли им пытаться разыскать ее. Отец Дейвида писал в директорат миссии: «Миссис Л. не пишет нам, а мы считаем, что она обязана это делать, и мы не хотим, чтобы она знала, что мы пытаемся навести о ней справки. Все же мы очень любим детей… Их мать сочла нужным трижды запретить нам видеться с ними… Учитывая ее странное поведение, которое мы наблюдаем с самого ее приезда, мы приняли решение не поддерживать с ней отношений до тех пор, пока не станет очевидным, что она полностью изменилась». Мэри так с ними и не примирилась, а через год она решила, что делать ей в Англии больше нечего, остается только вернуться в Африку. Предполагалось, что Дейвид должен вскоре вернуться, и она хотела встретить его в Кейптауне. Но руководство миссии отказалось выделить деньги на поездку, а сама она была не в состоянии взять на себя такие расходы.
В жизни Мэри все обернулось против нее. Она снова тяжело болела, но на хорошее лечение у нее не было средств. Непонимание руководством миссии ее проблем ожесточило ее, и она стала распространять о миссии скандальные слухи. Она написала Дейвиду, умоляя его срочно вернуться, но не могла быть уверенной в том, что он получил ее послание. Мэри начала пить. И ее просьбы к миссии о материальной поддержке стали еще более отчаянными: «Будьте снисходительны. Я не пытаюсь обелить себя. Возможно, прежде я не была бережлива, расходуя деньги». Время тянулось. Предполагалось, что Дейвид вернется в Англию после двухгодичной экспедиции, но прошло два года, затем три… четыре. Первоначально он планировал пройти от центра Африки на запад к Атлантическому океану, но когда это ему удалось, он решил пойти на восток, вплоть до Индийского океана, следуя течению реки Замбези. Мэри все больше погружалась в отчаяние, а ее мужа заочно уже приветствовали как национального героя. Королевское географическое общество назвало его путешествие «величайшим триумфом географических исследований нашего времени». И когда наконец он в середине декабря 1856 года вернулся в Англию, ему устроили великолепный прием. Последний раз они с Мэри виделись за четыре с половиной года до этого. Когда Мэри получила официальное уведомление о том, что ее муж прибудет через несколько недель, тучи в ее душе развеялись и от депрессии не осталось и следа.
Следующие шесть месяцев Дейвид и Мэри провели в Лондоне. Несмотря на то что большую часть времени Дейвид писал свою книгу «Миссионерские
