пребывания в стране. Найти новое место было практически невозможно, но за день до последнего срока, назначенного правительством, Эдит все уладила. Жилье было, но агент сказал ей, что особняк не сдается в аренду, его можно только приобрести. Денег на покупку у них не было. Казалось, их отъезд неизбежен. Но Эдит была убеждена в том, что Бог хотел, чтобы они остались. Придя домой, она не нашла в себе сил сказать мужу, что дом продается, а не сдается в аренду. «Я боялась, что Фрэн скажет, что нам незачем отправляться смотреть дом, который кто-то хочет продать», — вспоминала она. Когда она сказала Фрэну, что нашла жилье, тот согласился посмотреть его на следующий день, еще не зная, что дом этот придется покупать.
Той ночью она говорила об этом с Господом. Следующим утром по дороге на поезд они встретились с почтальоном, который на лыжах отправился к их дому для того, чтобы доставить почту. Он отдал им три письма. Шефферы вскрыли конверты лишь после того, как сели в поезд. В одном из конвертов был чек на тысячу долларов с припиской: «На приобретение дома, который всегда был бы открыт для молодых людей». Эдит тут же рассказала мужу о фактическом положении дел, и в течение нескольких часов они оформили все бумаги по приобретению дома. Быстро отправились к юристу, в полицию и к нотариусу, после чего все документы были направлены к главе кантона. Официальное разрешение было получено как раз вовремя.
Но денег, которые они получили в то утро, хватило только на первый взнос, а через три месяца следовало уплатить еще восемь тысяч франков. И вновь Шефферы не стали обращаться за финансовой помощью, а просто поговорили об этом с Господом. За эти девяносто дней они из разных источников получили восемь тысяч одиннадцать франков. Но, что гораздо более важно, они получили разрешение остаться в Швейцарии. Так был основан «Лябри», и вся семья принимала участие в этом служении.
Все приходившие в их дом получали огромное удовольствие от бесед с ними. «У нас было одно-единственное правило, — писала Эдит. — Обсуждения в нашей собственной семье и со всеми, кто к нам приходил, должны были касаться только идей, а не организаций и личностей, то есть они не должны были касаться конкретных людей». И они говорили об искусстве, музыке, книгах, науке, философии, медицине, праве, событиях в мире, о мировых религиях и о многом другом. Но о чем бы ни шла речь, все это рассматривалось в контексте Писания.
Постепенно Лябри разрастался. Было приобретено еще несколько домов, и к служению присоединились новые люди. Секрет успеха Лябри только отчасти заключался во Фрэнсисе Шеффере и его способности осветить любую тему в библейском ключе. Лябри был чем-то большим. Сюда люди приходили в христианскую семью — в очень большую и любящую семью. Члены этой семьи были не лишены человеческих слабостей: временами Фрэн бывал довольно вспыльчив; иногда и Эдит теряла самообладание. «Нет, — говорила она, — мы не расшаркивались друг перед другом и далеко не всегда произносили самые мудрые веши в самом уравновешенном тоне». В книге «Что такое семья?» Эдит рассказывает о вспышках раздражения Фрэна. Он как-то даже разбил стоявший на журнальном столике горшок, в котором рос плющ. Но Эдит отнеслась к этому очень спокойно. «Веник, совок, новый горшок из сарая, добавить немного новой земли к старой, шепотка удобрений, ведро воды с тряпкой — и комната так же чиста, как и прежде, а плющ снова посажен и растет на прежнем месте». Хотя этот плющ и стал в семье привычной шуткой (такие сцены случались не так-то уж и редко), «шутить на эту тему при папе, откровенно говоря, не стоило».
Эдит давала выход эмоциям совершенно иначе. «Когда у меня поднимается адреналин, я ставлю себе задачу за следующий час сделать больше, чем любое другое человеческое существо на этой земле». Жить в доме, двери которого были всегда открыты для приходивших туда молодых людей, было для Эдит серьезным испытанием. «Часто… я говорила детям: „Все, я больше никого сегодня не могу видеть, я хочу сбежать отсюда»». Но она никуда не убегала. «После того как я накрывала пятьдесят второй десерт за день, в нашу дверь снова стучали». Кто-то еще открыл для себя дом Шефферов. Хотя и может показаться, что уединение было просто заказано Шефферам, и Эдит, и Фрэн понимали, что им очень важно хотя бы иногда оставаться одним. «В браке у нас есть необходимость, ответственность и обязанность оставаться наедине, — писала Эдит, — нужно какое-то уединение, когда вокруг вас все время находятся другие люди, чтобы это не превращалось в побег от уз, объединяющих мужа и жену, детей и родителей». Именно поэтому Лябри никогда и не был коммуной; это был общий дом, и все, кто там жил, жил своей собственной жизнью. У каждого из детей также была своя собственная комната.
Фрэн и Эдит находили другие возможности побыть наедине. Когда обоим им было уже около шестидесяти, им подарили лыжи.
«Мы можем пройти множество миль по лесам и полям, мимо сараев, маленьких мостиков… Это возможность уйти ото всего на природу, это содружество идущих вместе». Молитвенной жизнью в Лябри обычно управляла Эдит. Она удостоверилась в том, что все аспекты жизни дома сопровождаются молитвой. На кухне она повесила график, где весь день был разделен на получасовые периоды. Любой желающий мог поставить свои инициалы напротив любого из этих отрывков времени и взять на себя молитву в течение этого периода. Эдит стремилась к тому, чтобы молитвенная жизнь обязательно отмечалась в этом графике. Она не могла и вообразить себе, что Лябри вообще мог бы существовать без молитвы и сотрудничества. А Фрэн не мыслил Лябри без истины и любви. Если сложить истину, любовь, молитву и сотрудничество вместе, то получится то, что и представлял собой Лябри.
Анализируя успех этого служения, Кристофер Катервуд пришел к выводу, что «основой… была любовь, и не как абстрактное понятие, а как живое чувство… Вот почему Шефферы настаивали на том, чтобы каждый человек рассматривался как индивидуальность. „Любовь, — говорили они, — означает встречать людей такими, какие они есть“». Но все приходившие к ним чувствовали не только их любовь к ним как к самостоятельным личностям, какими бы запутанными ни были чувства и жизни искавших у Шефферов совета. Все также ощущали и то уважение, с каким хозяева дома относились друг к другу и к своим детям. Некоторые из приезжавших оставались там надолго и становились учениками. Другие прибывали в пятницу вечером и оставались только на выходные. В субботу вечером ужинали обычно на свежем воздухе, а Эдит заботилась о том, чтобы во дворе в это время играла классическая музыка (особенно она любила Вивальди). Расстановку столов Эдит считала не меньшим искусством, чем музыка, и все, что она делала, делалось для славы Божьей.
Катервуд пишет: «Иногда количество пришедших могло в считанные минуты возрасти от тридцати человек до ста тридцати, но Эдит Шеффер находила выход из такого положения». Находить выход из затруднительных ситуаций Эдит научил продолжительный и нелегкий опыт. После ужина Фрэн приглашал всех в дом, где пили чай или кофе, собравшись вокруг камина. Фрэн усаживался в кресло и открывал дискуссию. Вопросов всегда было невероятное множество. Молодежь поражалась эрудиции Фрэна, но еще больше поражала его способность точно и определенно оценивать все с точки зрения христианских ценностей. Один из побывавших в Лябри говорил: «Шеффер, похоже, обдумал эту жизнь во всех ее перспективах». Множество людей после этих бесед пришло к вере в Иисуса Христа. Но иногда Фрэн глубоко переживал, что его библейские занятия проводятся лишь с малым количеством людей. Эдит вспоминала, что как-то в субботу вечером Фрэн «ударил кулаком в деревянную стену так, что у него покраснели костяшки пальцев. „О, Эдит! Я знаю, что могу помочь людям… но никто не хочет меня слушать… никто, кроме горстки людей. И эта горстка начинает что-то понимать, а затем все это начисто забывает. Чем мы заняты? Что мы делаем?11» Он страстно хотел распространить это служение гораздо дальше пределов самого Лябри.
Когда кто-то предложил опубликовать беседы Фрэна, тот отказался, поскольку присутствие стенографиста, по его мнению, могло все испортить. Когда из Штатов им прислали магнитофон, для того чтобы друзья в Америке тоже могли бы послушать беседы, проводившиеся в Лябри, Фрэн отказался его использовать. Он опасался, что при включенной аппаратуре разговор потеряет свою естественность. Магнитофон поставили на полку, где он и пылился в течение нескольких месяцев. Однажды один из присутствующих, заручившись поддержкой Эдит, спрятал в цветочный горшок маленький микрофон, пока все были заняты приготовлением чая. Так в служении наступил новый этап. Вскоре записи библейских занятий, которые вел Фрэн, нашли дорогу в такие страны, как Гана, Гонконг, Финляндия и Сингапур, не говоря уже о Соединенных Штатах. И вскоре Фрэна засыпали предложениями выступить в ведущих колледжах и университетах Америки.
Поначалу Фрэн отказывался. Дом Шефферов был основной составляющей проекта «Лябри», и если бы Фрэн стал проводить много времени вне его стен, служение могло пошатнуться. Эдит, конечно, была очень рада тому, что муж был с ней, дома, но ей трудно было провести черту между эгоистическими желаниями и тем, чего хотел Господь для развития их служения. В конце 1954 года, когда Фрэн и Эдит прибыли в Швейцарию, они «готовы были заниматься всем чем угодно». Но спустя восемь лет Эдит признавалась в том, что ей стало недоставать чего-то, что было важно для нее лично. Очень важным для нее было семейное общение, и терять возможность хоть немного побыть вместе (а так оно и было бы, если б Фрэн стал много путешествовать) ей очень и очень не хотелось. Кроме того, в проекте «Лябри» они несли служение вместе, как муж и жена. Если бы Фрэну пришлось надолго покидать дом, ей пришлось бы вживаться в совершенно иную ситуацию.
Поворотный момент наступил после одной из встреч, которая состоялась в их цюрихской квартире. Вокруг Фрэна собрались врачи, адвокаты, бизнесмены, летчики и стюардессы. Они засыпали Фрэна вопросами, а тот спокойно отвечал на каждый из них. Вскоре скептицизм сменился живым интересом, а когда Эдит пригляделась к лицам, она увидела, что они невероятно посветлели, — Фрэн дал сияние истины запутанному сознанию этих людей. Тогда Эдит стала молиться: «Господь, прости мне мое эгоистичное желание уединиться… Если Ты хочешь, чтобы Фрэн работал больше, если Ты хочешь, чтобы то, что случилось сегодня
