Европе вместе с принцем Леопольдом. Принц был большим ценителем искусств. Иногда он играл на альте в оркестре Себастьяна. Оркестр состоял из семнадцати человек, и, несмотря на то что он был столь невелик, в нем играли очень одаренные музыканты, многие из которых входили также и в оркестр короля Фридриха Вильгельма в Берлине.
Хотя Себастьяну и очень нравилось быть при дворе, еще больше ему нравилось у себя дома. Особенно когда подросли его дети. Они, как и следовало ожидать, оказались очень способными к музыке, и Себастьяну доставляло огромное удовольствие учить их. Своего старшего сына, Вильгельма Фридеманна, он учил играть на клавире, старинной разновидности фортепиано, и написал специально для него учебник, который потом использовался и другими учениками. На титульном листе он написал: «Во славу Всевышнего и ради талантов моего ближнего».
Дети Баха учились многому и помимо музыки. Главной церковью в Котене была реформатская — кальвинистская церковь, а не лютеранская, тем не менее принц признавал за своими подданными «свободу совести». Это означало, что семья Бах могла продолжать посещать лютеранскую церковь и отдать своих детей в лютеранскую школу.
Большинство великих композиторов не любили преподавать. А вот Бах — любил. Ему нравилось учить даже начинающих. Однако, как отмечает Гейнингер, «терпелив он бывал только с одаренными учениками. Отсутствие таланта или усердия выводило его из себя. Он был прекрасным учителем для одаренной молодежи, но от посредственности не мог добиться никаких результатов». К счастью, его собственные дети посредственностями не были. Некоторые из них, — в частности, Карл Филипп Эммануэль и Иоганн Христиан — стали известными композиторами. Зимой 1718 года у Барбары родился ее седьмой ребенок. В честь принца его назвали Леопольдом Августом. При крещении в качестве крестных присутствовали три члена семьи принца: сам принц, придворный советник и жена придворного министра. Семья Бах начала занимать в обществе весомое положение.
Но примерно через год в жизни Себастьяна началась полоса неудач. В сентябре умер маленький Леопольд Август. А в июле, когда Себастьян путешествовал вместе с принцем, Барбара тяжело заболела. Все произошло так быстро, что до Себастьяна не успели дойти печальные новости. Домой он вернулся очень веселым. Но когда он вошел в дом, ему сказали, что за время его отсутствия жена его умерла и была похоронена. Себастьян был раздавлен горем. Но его печалило и кое-что другое. Как бы ни был он счастлив в Котене, какими бы хорошими ни были его отношения с принцем, как бы свободен он ни был там, все же ему чего-то не хватало. Он чувствовал, что его жизненным предназначением было писать музыку, прославляющую Бога. Музыку, которая звучала бы в церкви, а не при княжеском дворе.
Конечно же, Себастьян понимал, что любая музыка может служить прославлению Имени Божьего. В Котене он написал множество светских сонат и концертов. Реформатская церковь в Котене не приветствовала создание какой-то особой церковной музыки, поэтому у Баха не было там мотивов работать в этом направлении. Возможно, Бог хотел, чтобы Бах отправился в такое место, где мог бы посвятить себя именно церковной музыке. Не было ли это его особым призванием? Через несколько месяцев после смерти Барбары он получил приглашение стать органистом церкви Святого Иакова в Гамбурге и с радостью согласился. После прослушивания городской совет Гамбурга одобрил его кандидатуру. Но была одна небольшая сложность. Было принято, чтобы вновь назначенный на эту должность делал значительное пожертвование в пользу церкви. Себастьян отказался это сделать из принципа. А гамбургские власти в ответ отклонили его кандидатуру, приняв человека, который согласился внести необходимую сумму.
Себастьян возвратился в Котен и вскоре получил еще одно печальное известие. Его старший брат, Иоганн Кристоф, умер. Ему было всего сорок девять лет. Возможно, это был самый мрачный период в жизни Себастьяна. Эти три смерти — сына, горячо любимой жены и старшего брата, который был ему вместо отца, — просто сломили его. На ум приходили горькие мысли. Он думал, что когда умер его отец, его взял к себе Иоганн Кристоф. А что если умрет он (многие в семье Баха умерли, не дожив и до пятидесяти), кто позаботится о его детях? В те времена вдовцы обычно почти сразу же женились снова. Нормальным считалось жениться через шесть месяцев. Себастьян прождал восемнадцать. В те времена любовь редко была серьезной причиной для второго брака. Не очень-то большое значение она имела и при первом. В первый раз женились по экономическим соображениям; во второй — искали хорошую хозяйку и мать для осиротевших детей. Но при этом любовь, конечно же, была совсем не лишней.
И вот появляется Анна Магдалена Вилкен. Она была как раз тем человеком, который был способен вывести Себастьяна из состояния глубокого отчаяния. Младшая дочь «придворного и полевого трубача оркестра его высочества принца Сакс-Вайссенфельсского», она училась вокалу, а при дворе принца Леопольда была назначена «королевской певицей». Принц так высоко ценил ее сопрано, что назначил ей жалование в двести талеров, половину от того, что получал Себастьян. Вскоре он поднял ее жалование и до трехсот талеров.
В декабре 1721 года, когда Себастьяну было тридцать шесть, а Магдалене двадцать лет, они поженились. Его новая жена была чем-то большим, чем матерью для его детей. Она также была и помощником в его трудах. Она переписывала для него ноты, и он полностью доверял ей в этом тяжелом и кропотливом труде. По нескольким рукописям видно, что начисто переписывать начинала она, а заканчивал он, или наоборот. Каждый из них уважал в другом музыканта. Он даже начал обучать ее игре на клавире и, возможно, также и на органе. Затем, через несколько месяцев после их свадьбы, стало известно, что умер музыкальный руководитель церкви святого Томаса в Лейпциге. Лейпциг был известен как бастион протестантизма. И если Себастьян хотел вернуться к написанию церковной музыки, то ему следовало хорошенько подумать об этой возможности.
Но он колебался. Во-первых, он не хотел вновь оказаться замешанным в делах церковной политики. В Котене он наслаждался спокойствием, которое ему не хотелось терять. Во-вторых, это означало бы, что его жалование резко сократится. Он мог бы относительно неплохо зарабатывать, только играя на похоронах и свадьбах. Причем достаточно часто. В-третьих, такая перемена означала бы шаг на ступеньку вниз по социальной лестнице. Быть придворным музыкантом считалось не в пример более почетным, нежели заниматься музыкой в любой из церквей Германии. Кроме того, стоило задуматься и о Магдалене. Ведь Котен был для нее домом. В Котене она была придворной певицей, и семейный бюджет существенно пополнялся за счет ее заработка. В Лейпциге ей пришлось бы пожертвовать своей карьерой. Конечно, она могла бы петь и дома, но в церковный хор дорога для нее была закрыта.
По многим причинам покидать Котен было крайне невыгодно. Но по многим другим это все же имело смысл. И главная причина заключалась в том, что Себастьян чувствовал: Бог хочет, чтобы он вернулся к написанию церковной музыки. Кроме того, он думал и о своих детях. В Котене лютеранская школа давала очень невысокий уровень образования. В Лейпциге же они могли бы не только получить превосходное начальное образование, но и поступить в университет. А подобный уровень давали весьма немногие немецкие университеты того времени. Выбрать было трудно. Шесть месяцев Себастьян и Магдалена взвешивали все «за» и «против». Затем Себастьян решил отправить в Лейпциг письменный запрос.
Но никто не собирался принести ему работу на серебряном блюдечке. Себастьян был известен как органист, но не как хороший организатор. Кроме того, в Лейпциге отцы города считали, что в таком университетском центре музыкальный руководитель церкви должен иметь образование не ниже колледжа. У Себастьяна, увы, такого образования не было.
Себастьян был одним из шести кандидатов. Кроме того, он послал свой запрос с большим опозданием. Городской совет уже дважды принимал решение о назначении, но выбранные кандидаты по каким-то причинам не смогли приступить к исполнению своих обязанностей. Наконец должность была предложена Себастьяну. Один из членов совета пробормотал при этом: «Раз уж мы не можем позволить себе самых лучших, придется довольствоваться этой посредственностью».
В 1723 году «эта посредственность» вместе со своей женой Магдаленой перебралась из княжеского двора в свое новое жилище — школьное здание, построенное за сто семьдесят лет до этого. Вообще-то говоря, под жилье Бахам было отведено лишь левое крыло этого здания. В правом крыле располагалось общежитие церковной школы, и жили там только дети бедных, которые по большей части оказались жестокими и неуправляемыми подростками. Из них-то и состоял хор, с которым теперь нужно было работать Себастьяну. Жилище Бахов отделялось от общежития лишь тонкой перегородкой. Несомненно, что дети Баха сильно страдали от инфекций, проникавших оттуда. Семеро из тринадцати детей, которых родила Магдалена, умерли, не дожив и до шести лет.
Себастьян обладал поразительным умением сосредоточиться посреди бедлама. В течение нескольких последующих лет он написал огромное количество прекрасной церковной музыки, каждый месяц представляя по новой кантате. Ему мешал не только шум из общежития. Шума хватало и в самом семействе Бахов. Когда они переехали в Лейпциг, Магдалене было всего двадцать два года, а ее приемной дочери Катарине — пятнадцать. Мальчикам было тринадцать, девять и восемь лет. У Магдалены на руках был ребенок, которому исполнилось всего несколько месяцев, а она уже вновь была беременна. Вскоре после того, как они перебрались на новое место, к ним приехал племянник (сын Кристофа, брата Себастьяна). Ему было шестнадцать лет. Но это еще не все. Часто к ним в гости наезжали музыканты. А уж если в гости прибывала родня, то эти визиты, как правило, длились неделями.
Хотя Себастьян и не всегда относился к Магдалене с подчеркнутым почтением, он гордился ею. Люди его положения редко заказывали портреты своих жен, а Себастьян обратился с этим к известному художнику. Картина, к сожалению, утрачена. Поэтому трудно сказать, заказал ли Себастьян этот портрет из-за красоты своей жены или же из-за того, что очень ценил ее. Вероятно, имела значение как первая, так и вторая причина. Он сделал для нее также и два сборника нот. Первый из них был простой продолговатой книгой в неброском переплете. В нем были пять его французских сюит и несколько вещей меньшего объема. Это был сборник для упражнений Магдалены на клавире. Второй сборник был зеленый, с золотым тиснением. На его обложке стояли инициалы АМБ и дата — 1725. Этот сборник стал чем-то вроде семейного альбома Бахов, куда вкладывали ноты и Себастьян, и Магдалена, и дети. Там были ноты
