того времени, то есть без яркого драматизма… Один из его биографов пишет: «Высокий и хрупкий, с высоким лбом, он был по-студенчески бледен и говорил очень спокойно и разборчиво. Лицо его при этом было довольно сурово, а поза — величественна. Он практически не жестикулировал. Эффектность его проповедей заключалась в его серьезности, в ясности изложения и в мастерском владении паузой». Его проповеди, которые впоследствии приобрели такую широкую известность, были написаны в большинстве случаев на клочках бумаги, на обороте счетов из магазина, на обороте упражнений в чистописании его детей и на обороте рекламных объявлений. Биограф Ола Уинслоу пишет: «Эдвардс берег частички бумаги точно так же, как он берег частички времени. И те, и другие он использовал для дела». В наши дни историкам интересны как сами проповеди Эдвардса, так и то, что сохранилось на обратной стороне этих листочков.
Эдвардс поднимался рано утром. В своем дневнике он отмечал: «Полагаю, что Христос всем нам заповедал рано вставать, восстав из гроба в весьма ранний утренний час». У него была фобия пустой траты времени. «Я давно принял решение никогда не терять ни минуты зря, но использовать все время с максимальной пользой, на какую я только способен». Но это вовсе не значило, что он только и делал, что читал Библию и молился. Один час он ежедневно посвящал физическому труду. Зимой он с огромным удовольствие колол дрова. Иногда и больше, чем час в день. Но Сара следила не только за домом, но и за садом и за полем. Как-то Эдвардс спросил ее: «Не пора ли наколоть дров?» А Сара ответила: «В сарае ты запас дров уже на две недели вперед». Самьюэл Хопкинс писал: «Очень счастливым обстоятельством его жизни было то, что он все мог доверить заботам миссис Эдвардс, будучи полностью уверенным в том, что она все устроит наилучшим образом. Она была в высшей степени рассудительной и деловитой хозяйкой, при этом и хорошим экономистом. В хозяйстве она всем управляла твердо и незаметно для других. Она относилась к мужу с огромным почтением, искренне разделяла его интересы и склонности и во всем, что касалось дома, добивалась превосходных результатов».
Джонатан очень любил конные прогулки, но его огорчало то, что, катаясь на лошади, он теряет драгоценное время. Поэтому он и во время этих прогулок делал записи. А чтобы не потерять драгоценные мысли, он прикалывал записки к одежде. По его возвращении домой Сара снимала эти листочки и помогала ему привести в систему все им записанное. Часто он брал на эти прогулки и Сару, чтобы дать ей возможность немного отвлечься от хлопот с детьми. Это говорит вовсе не о том, что семья ее утомляла, а о том, что Джонатан любил бывать с нею. Обычно около четырех часов пополудни они вместе выезжали на прогулки. В это время они обсуждали самые разные вопросы, в том числе и дела прихода.
Поздно вечером, когда все в доме уже спали, они вместе молились в его кабинете. «Все в доме» — это их маленькая дочь, которая родилась спустя год после их брака. Список все увеличивался и завершился двадцатью двумя годами позже рождением их одиннадцатого ребенка. «Она прекрасно умела держать себя с детьми, — писал Самьюэл Хопкинс, — она умела заставить их подчиняться весело, без сердитых слов и шлепков… Если требовалось наказать кого-либо из детей, то она никогда не делала этого в гневе… Воспитывая своих детей, она обращалась в первую очередь к их разуму, так что они не только знали, чего от них хотят, но и понимали, зачем это нужно… Она приучала их к дисциплине с очень раннего возраста и взяла за правило корректировать как самые первые вспышки неповиновения, так и все последующие… справедливо полагая, что если ребенка не научат подчиняться родителям, то его никогда уже не научить подчиняться Богу».
Джонатан также занимался детьми. Он уделял этому ежедневно час своего времени. Хопкинс писал, что этот внешне суровый проповедник праведности «с легкостью поддерживал разговор с детьми обо всем, что их заботило, их разговоры всегда были оживленными и очень веселыми… Затем он снова отправлялся в свой рабочий кабинет». В книгах и проповедях Эдвардса почти не говорится о проблемах семьи. Но там мы находим такие слова: «Все человечество живо и развивается только благодаря любви». «Каждая семья должна быть маленькой церковью, посвященной Христу, и полностью подчиняться Его законам. А семейное образование и порядок в доме — одни из самых главных путей благодати. Если в этом благодать не проявляется, то все другие ее пути — скорее воображаемые, чем действительные».
В 1734 году, после того как Эдвардс произнес серию сильных проповедей о любви, основанных на 13-й главе 1 Послания к Коринфянам, в нортхэмптонской церкви началось движение Великого пробуждения. «Едва ли хоть один человек в городе оставался безразличным к проблемам вечности», — говорил Эдвардс. Ему был тогда тридцать один год. Саре было двадцать четыре года, и у нее уже было четверо дочерей. Они почувствовали, что начатое ими движение набирает огромную силу и выходит из-под их контроля. Город был захлестнут эмоциями. Даже всегда такая спокойная Сара поддалась всеобщему экстазу. Приход стал самым популярным местом во всей округе. Скептики, которые приезжали разобраться, в чем было дело, обращались к Христу. Эдвардс пытался сдерживать вспышки эмоций, но ему это далеко не всегда удавалось. Около трехсот человек, живших в маленьком массачусетском городке, утверждали, что все были обращены в течение полугода.
Но так же быстро, как и началось, это движение пошло на спад, а затем и вовсе сошло на нет. Многие из жителей города, которые утверждали, что пришли к духовным открытиям, снова вернулись к прежним грехам. Джонатан был сильно обескуражен этим. Но что его удивило еще больше, так это то, что происходило с Сарой. Прежде она была спокойным менеджером, а теперь стала раздражительной, мелочной и придирчивой. Позднее, вспоминая об этом периоде, Джонатан писал: «Ее состояние было крайне нестабильно, у нее было множество спадов и подъемов… она часто впадала в меланхолию». Более того, что прежде было для нее совершенно нехарактерно, «она стала порицать и сурово судить других». Конечно, посторонние люди, как например Самьюэл Хопкинс, поначалу ничего не заметили. «Она всегда говорила о людях только хорошее», — писал он и восхищался ее терпением, бодростью и чувством юмора. Но Джонатан видел, что все обстоит далеко не так замечательно.
В Нортхэмптоне возникла оппозиция Эдвардсу, и Сара не знала, как ей на это реагировать. К ней в городе всегда относились очень хорошо. У нее никогда не было никаких врагов, и она не знала, что ей делать, если таковые появятся. А вот у Джонатана недоброжелателей хватало. Даже многие из его двоюродных братьев отравляли ему жизнь. Часто он не замечал недоброжелателей вовремя. Ведь он все время проводил в своем кабинете. А Сара часто бывала в магазинах, на улицах, встречалась с людьми. И она прекрасно понимала, что над Нортхэмптоном сгущаются тучи. Сара заранее чувствовала то, что Джонатан еще не разглядел. Она не хотела беспокоить мужа из-за мелких стычек в приходе и пыталась сохранить равновесие и относительное спокойствие. Но ей это давалось все труднее, в том числе и психологически.
Саре было всего тридцать лет, но в течение последних тринадцати она была одной из самых влиятельных фигур в городе. Наступил 1740 год. И за следующие два года в приходе произошло больше бурных событий, чем за предыдущие тринадцать. Сара только что родила своего седьмого ребенка (шестую из своих дочерей). Через четыре дня она получила известие о смерти своей старшей сестры. Той весной дети болели чаще, чем обычно, и Эдвардсы оказались в очень трудной финансовой ситуации. Джонатан (вне всякого сомнения, под влиянием Сары) обратился в городской совет с просьбой о повышении жалования. Осенью в город приехал двадцатишестилетний проповедник Джордж Уайтфилд. Он уже взбудоражил Филадельфию и Бостон. Нортхэмптон, переживший лихорадку пятью годами раньше, был готов к новой вспышке. То же самое относилось и к Саре. Она говорила, что ее сердце «было поглощено пламенем любви Христа, которое спускалось на нее, подобно мощному потоку прекрасного света».
Не менее взволнован был и сам Уайтфилд. На него произвели огромное впечатление дети Эдвардсов, сам Джонатан («Я не встречал человека, подобного ему, во всей Новой Англии»), но в особенности Сара. Он очень оценил ее способность «говорить о Боге прочувствованно и в то же время очень точно и уверенно». Его поразило то, насколько гармоничной парой они были с Джонатаном. Под влиянием Сары он стал молиться о том, чтобы встретиться с женщиной, которая стала бы его женой. В следующем году он женился. Взволнованность 1735 года стала первой фазой Великого пробуждения. Искра, которую зажег в 1740 году Уайтфилд, стала второй фазой. В Новой Англии пламя поддерживал Джонатан Эдвардс. Хотя по натуре он не был человеком, стремившимся к работе с большими массами людей, его часто приглашали на богослужения в самые разные церкви Новой Англии. Именно в тот период была написана проповедь «Грешники в руках разгневанного Бога». Она сразу же приобрела огромную известность.
В жизни же Сары это означало новый период психологической нестабильности. Ей не нравилось, что ее муж так много времени проводит вне дома, но она понимала, что не может настаивать на том, чтобы он не уезжал из Нортхэмптона. Бог посылал его на служение в самые разные города. Но Джонатан принимал далеко не все приглашения. Многие он отклонял со словами: «Последнее время я слишком много времени провожу вдали от моей паствы». В середине января 1742 года, в одну из самых суровых зим восемнадцатого века, он снова отправился в путь, а Сара осталась дома с детьми. В каждый четный год их брака у них рождался ребенок. Но в 1742 году Сара не была беременна. «Я чувствовала себя такой несчастной, мне было очень тревожно… Думаю, я очень нуждалась тогда в помощи Бога… В течение некоторого времени я просто боролась с Богом».
Незадолго до своего отъезда Джонатан довольно резко сказал, что она, по его мнению, слишком негативно относилась к некоему «мистеру Уильямсу Хэдли», который проповедовал в Нортхэмптоне. Эта критика пришлась как раз на то время, когда Сара была чрезмерно ранимой. На нее это произвело слишком сильное впечатление. «Я лишилась сна и покоя из-за того, что мой муж высказал мне свое неудовольствие». Ее беспокоило не только то, что муж потерял к ней доверие, но и
