то, что она обидела Уильямса. В отсутствие Джонатана проповедовать в церковь прибыл выпускник семинарии Самьюэл Буэлл. Сара была в очень подавленном состоянии. Безусловно, она хотела, чтобы проповедь молодого человека приблизила паству к Богу, но она опасалась, что тот окажется лучшим проповедником, чем ее муж, и это подорвет авторитет Джонатана в приходе.
Стремилась ли она к духовному возрождению в Нортхэмптоне, даже при том условии, что Бог явит Свою силу не через Джонатана? И в особенности если бы духовным лидером стал молодой человек, подобный Самьюэлу Буэллу? Саре трудно было ответить на этот вопрос. В ее душе происходила внутренняя борьба. Но затем она стала ходить на «проповеди Буэлла, которые были гораздо эмоциональнее, нежели проповеди мистера Эдвардса». И снова Сара была в состоянии, близком к экстатическому. «Ее душа стремилась ввысь, была в Боге и, казалось, почти отделялась от тела». В голову ей приходили песнопения, и она «едва сдерживалась, чтобы не вскочить со своего места, чувствуя себя исполненной счастья». На следующий день она потеряла сознание и «пролежала значительное время в обмороке счастья». В течение нескольких последующих дней она, по ее словам, «ощущала бесконечную красоту и доброту Христа и небесную сладость Его трансцендентной любви». Она претерпела сильное изменение личности. «Никогда я не ощущала так ясно пустоту и тщету самолюбия и любых корыстных интересов. Я поняла, что мир мог думать обо мне все, что угодно, это не имело ни малейшего значения». С того времени она начала ощущать «поразительную близость к Богу в молитве».
Хотя Сара и не прислушивалась к мнению мира, мнение ее мужа оставалось для нее очень значимым. И она очень боялась, что когда он вернется и узнает о том, что произошло, то подумает, что она уронила свое достоинство. Ведь Джонатан всегда стремился свести к минимуму эмоциональный накал в движении духовного возрождения. Но Джонатан отнесся ко всему с пониманием. Его очень заинтересовал ее духовный опыт, и он попросил ее описать все, что она чувствовала, так точно, насколько только могла. Эдвардс, подобно психоаналитику, записывал поток ее сознания. Позже он опубликовал эти записи (не указав ее имени, чтобы не смущать ее) как аргумент в защиту духовного возрождения. Он не стремился ставить на жене эксперименты, как на морской свинке, или подвергать ее опыт научному анализу, но понимал, что это все же необходимо. Его разочаровали недолговечные результаты духовного всплеска 1735 года. Многие пережили действительное возрождение, но многие были просто охвачены эмоциями. Ему было очень важно знать, насколько долговечными будут результаты того, что пережила Сара.
Он вовсе не собирался пропагандировать религиозный экстаз, тем более что речь шла о его собственной жене. В каждом эмоциональном опыте «есть то, что заложено от природы, то, что продиктовано грехом, и то, что даровано Богом». Джонатан, наблюдавший эмоциональное состояние своей жены в течение последних нескольких лет, видел, как изменилась эта хладнокровная и собранная женщина. Он не мог не догадываться, что вскоре она должна была выйти из того состояния, в которое пришла под влиянием религиозных переживаний. Часть ее опыта была заложена природой, но часть, несомненно, была чем-то истинно духовным. Она уверовала в раннем детстве, и Джонатан знал об этом. Он знал, что дело было не в одних эмоциях. Речь шла и о явлениях, которые, безусловно, имели духовную природу. Сара всем своим существом стремилась к Иисусу Христу.
Годом позже Джонатан опубликовал результаты своего исследования. Теперь Сара обрела твердую уверенность в благих намерениях Бога, которой у нее не было прежде. Она успокоилась, и успокоилась в Боге. Джонатан поражался, насколько она была «спокойна, безмятежна и ласкова». Что бы она ни делала, она делала теперь для славы Божьей, а не ради мирских похвал. По словам Эдвардса, она жила «с ежеминутным ощущением трудов и переживаний ради Господа». В его понимании такая сосредоточенность на Христе и была главной целью духовного возрождения. Вполне возможно, что без такого духовного опыта Сара не смогла бы справиться с теми проблемами, которые в скором времени возникли в Нортхэмптоне.
Самой главной проблемой были финансы. Нортхэмптон со все большим неодобрением относился к непрерывным просьбам Эдвардса о материальной поддержке. С одной стороны, Джонатан и Сара были очень бережливыми людьми. С другой стороны, Сара была воспитана в одном из богатейших домов Нью-Хэйвена, и это чувствовалось. Она хорошо одевалась и обставляла дом дорогой мебелью. Горожане, кроме того, не понимали, зачем Джонатану такое огромное количество книг. Почему Эдвардсу не хватало обычных библейских комментариев? Ведь он проповедовал по Библии, не так ли? Да и тот факт, что в доме Эдвардсов раз в два года появлялся новый ребенок, не вызывал в прихожанах особого сочувствия. В окрестностях у многих семей было гораздо больше детей, но люди вполне могли прокормить их и на деньги вдвое меньшие, чем жалование Эдвардса. Историки пишут о «волнениях в городе», вызванных тратами Эдвардсов. Дело кончилось тем, что от Сары потребовали детального отчета по всем расходам.
Горожане изумлялись: с какой стати человеку нужно два парика? Почему Джонатан потратил одиннадцать фунтов на покупку золотой цепочки и медальона для жены? Город был возмущен их тратами. КакДжонатан мог просить денег у бедных прихожан, которые ели из деревянных тарелок, тогда как в его доме все ели из оловянных? Джонатан мог позволить себе серебряные пуговицы на ботинках, а большинство верующих ходило в обуви с обычными шнурками. Да и Сара носила дорогие наряды. Эта тема была одной из основных в городе в течение многих лет. В периоды духовного пробуждения она отступала на задний план, но затем ее вновь начинали муссировать.
Другая проблема заключалась в том, что Джонатан решил не допускать на богослужения «тех, кто не является практикующим христианином». Они обсудили это с Сарой и пришли к выводу, что именно так и нужно поступить. По словам Сары, муж сказал ей, что он «никогда не допустит в церковь человека, если не будет уверен, что тот истинно верующий. Он прекрасно понимал, что такое решение повлечет за собой множество проблем».
Почему Джонатан занял такую жесткую позицию? Ведь этим Он отвергал принципы своего деда. Эдвардс знал, что он может потерять все, и что семье, вероятно, будет угрожать бедность, но решил пройти по этому пути до конца.
Его пригласили директором в один из колледжей. Комитет колледжа хотел, чтобы Джонатан «постарался избежать возможных проблем». Но Эдвардс отказался.
Период с 1735 по 1740 год стал крайне тяжелым для Сары, а для Джонатана полными испытаний стали годы с 1745-го по 1750-й. В течение всей жизни Джонатан сильно страдал от головных болей, колита и приступов дурного настроения. Но теперь он раздражался из-за самых незначительных обстоятельств и потерял даже тех, кто прежде его горячо поддерживал. Несколькими годами позже Джонатан размышлял: «Бог не посылает нам раздражения и внутреннего давления, если на то нет каких-либо действительно значимых причин». Но вопрос об «истинности верующих» в церкви был очень значимой причиной. Когда события начали принимать серьезный оборот, Сару попросили поехать в Бостон, чтобы ухаживать там за одним из ее родственников, пережившим удар. Она пробыла там несколько недель и получила от Джонатана нежное письмо, в котором он обращался к ней «моя дорогая супруга» и писал о том, что дети очень хорошо ведут себя в ее отсутствие. Он также просил ее привезти из Бостона сыра, а заканчивал письмо словами: «Без тебя мы уже так долго, что уже и не знаем, что нам делать». Он всегда подчеркивал, как ему хорошо с ней, и никогда не нуждался в ком-то другом.
В 1750 году обстоятельства сложились самые скверные. Сара только что родила одиннадцатого ребенка, а через два месяца после родов, ослабленная как физически, так и морально, она тяжело заболела. Горожане объявили семье Эдвардс бойкот и отказывались разговаривать с ними на улице. Церковь посещала лишь небольшая часть прихожан. Была составлена петиция об увольнении Эдвардса, и эту петицию подписали двести человек. К лету Джонатан потерял работу. Джонатан, сорока шести лет от роду, и Сара, которой было тогда сорок, прожили в Нортхэмптоне двадцать три года. Жители этого города, как пишет Пол Элмер Мор в «Кэмбриджской истории американской литературы», «изгнали величайшего богослова и философа изо всех когда-либо живших в Соединенных Штатах».
Сколь бы странным это ни казалось, Эдвардсу было очень трудно найти другую церковь, в которой он мог бы нести служение. Он был охвачен отчаянием и не знал, что ему предпринять. «Теперь я выброшен в огромный океан мира и понятия не имею о том, что станет с моей женой и детьми». Он признавал, что не способен заниматься «ничем, кроме исследований».
У Нортхэмптонатоже появились проблемы. Там не могли найти священника, который мог бы стать достойным преемником Эдвардса. Некоторое время Джонатан оставался за кафедрой изгнавшей его церкви. Он проповедовал там без горечи и раздражения. Сара с дочерьми вышивала и расписывала веера. Все, что они изготовляли, отправлялось в Бостон на продажу. Как для Джонатана, так и для Сары это были очень тяжелые времена. Затем Джонатан отправляется миссионером к индейским племенам на западной границе Массачусетса. Там была маленькая церковь. Приход состоял из нескольких белых семей и сорока двух индейцев. На службу все собирались по сигналу некоего индейца по имени Давид, который «трубил в раковину». Это вовсе не походило на роскошь Нью-Хэйвена и даже на Нортхэмптон, в котором приход был самым большим после бостонского. В Стокбридже (так называлось их новое место жительства) Джонатан проповедовал в небольшой комнате, а переводчик доводил его слова до индейцев, которые кутались в медвежьи шкуры.
Джонатан писал своему престарелому отцу в Виндзор: «Моя жена и дети всем здесь довольны. Место им понравилось гораздо больше, чем они того ожидали. Здесь наконец мы живем в мире. А ведь мы уже давным-давно отвыкли от этого. Индейцы очень симпатизируют нашей семье, в особенности моей жене».
Джонатан не переживал оттого, что живет вдали от центра цивилизации. Приход не требовал особенных хлопот, и у него появилось время, которое он посвятил литературному труду. Его самый известный философский трактат «О свободе воли» был написан в Стокбридже. Но все же и Джонатан, и Сара чувствовали себя там не совсем уютно. Джонатану не нравилось то, что он проповедует через переводчика. Он пытался приблизить свои проповеди к уровню своих слушателей, но понимал, что их разделяли слишком значительные барьеры: языковой и, что важнее, культурный. Сара, которая в это время старалась выдать замуж дочерей, не интересовалась жизнью их нового прихода. Прежде, в Нортхэмптоне,
