упорно продолжала настаивать на браке. А Кальвин настолько же не хотел жениться на ней, насколько она стремилась стать его женой. Он не желал на ней жениться «даже в том случае, если бы Господь полностью лишил меня разума», — говорил Кальвин. Он молился: «Я горячо желаю найти выход из этого затруднения». Выход «из этого затруднения» было поручено найти брату Антуану, который и взялся все объяснить невесте. Сам Кальвин был не в состоянии сделать это лично.
Пережив три таких разочарования, Жан Кальвин не был уверен в том, что ему следует продолжать поиски жены. Возможно, Бог хотел, чтобы он оставался холостым. Он писал: «Пока я не нашел себе жену, и часто сомневаюсь, стоит ли мне продолжать поиски». Приблизительно в это же время «комитет» как-то сам собой расформировался отчасти из-за разочарования Жана, отчасти из-за неспособности подобрать новые кандидатуры.
И тогда Жан вспомнил о вдове из того маленького прихода, где он был пастором. Его разум был так энциклопедичен, почему же он не вспомнил о ней раньше? Иделетт де Бур Стордер была одного с ним возраста и примерно из того же социального слоя. Ее муж умер за несколько месяцев до этого, и пока он болел, она нежно заботилась о нем.
Их обоих Жан обратил в протестантизм за год до описываемого времени. Иделетт была очень умна и открыто высказывала свое мнение, хотя и поддерживала своего мужа всегда и во всем. Кроме того, внешне она была очень привлекательна. Для Кальвина это было прекрасным дополненим к ее душевным качествам.
Кальвин снова попросил Фареля подготовить брачную церемонию, и через два месяца Жан и Иделетт поженились.
Как и Лютер, Кальвин обладал многими чертами характера, которые выглядели со стороны несколько карикатурно. Но любое однобокое описание необъективно. Кальвин был упрям, вспыльчив и довольно замкнут, но также он был добр, умел глубоко сочувствовать и был хорошим другом. Он был на редкость принципиален. Человек железной самодисциплины, он в гораздо большей степени, чем Лютер, стремился переубедить тех протестантов, чьи взгляды хоть ненамного, но отличались от его собственных.
Кальвин родился в 1509 году в Нойоне, в шестидесяти милях от Парижа. Его отцом был Жерар Ковен10, предприниматель и юрист, занимавшийся делами католической церкви. Мать Жана умерла, когда ему было три года. Сам он матери не помнил и знал о ней только по рассказам других. У него была мачеха, но Кальвин не любил о ней говорить.
Отец Жана, человек очень своевольный, приложил все усилия к тому, чтобы его сын получил самое лучшее образование, какое только позволяло положение Жерара. Сперва он устроил Жана в церковь. Строго говоря, это было незаконно, но ведь архиепископ рейнский стал служителем церкви в пятилетием возрасте, а епископ майнский — когда ему едва исполнилось четыре года. Поэтому Жерару Кальвину было не так уж трудно устроить сына капелланом, когда тому исполнилось двенадцать, тем более, что церковные власти знали, что Жан готовится принять сан.
Через два года, продолжая получать жалование капеллана, Жан отправился в Париж учиться в коллеже. Три года он провел в колледже свободных искусств и год в богословской школе, которая была известна побоями, вшами и тухлыми яйцами. Но Кальвин выдержал все это и в восемнадцатилетнем возрасте получил степень магистра.
Шел 1527 год, и во Франции начали распространяться сочинения Лютера. За протестантские убеждения из Сорбонны изгнали Жака Лефевра. Протестантом стал и двоюродный брат Кальвина, Пьер Робер, по прозванию Оливетан. Но сам Жан Кальвин не принял нового учения быстро и легко.
В это время у его отца произошел конфликт с архиепископом. Кальвин-старший был обвинен в злоупотреблениях, и от него потребовали детального финансового отчета. Но Жерар Кальвин отказался выполнить требования архипископа, и в результате потерял работу. Он был сильно разгневан и написал сыну в Париж, чтобы тот прекратил изучение богословия и занялся правом. Кроме того, у Жерара пропало желание сделать из сына католического священника. Жан покорно исполнил волю отца.
Но через три года, когда отец умер, Жан снова изменил планы. Теперь он решил стать филологом-классиком. Через год он опубликовал комментарий на философские произведения Сенеки, написанный на прекрасном латинском языке.
Никто не купил этот труд, хотя многие отозвались о нем очень лестно. Кальвин попытался продать его самостоятельно, но сделать на этом коммерцию было практически невозможно.
Молодому ученому было трудно с этим смириться. В академическом мире он достиг успехов, но в реальной, практической жизни ориентировался далеко не столь блестяще. Он не знал, куда ему податься. Он все больше разочаровывался в римско-католической церкви, хотя и продолжал защищать ее. Светские профессии его не привлекали. Его филологические исследования не принесли тех плодов, на которые он рассчитывал.
Кальвин не понимал, что с ним происходит, об этом знал лишь Бог. Позднее Кальвин писал: «Бог завоевал мое сердце через внезапное обращение». Возможно, это случилось в 1533 году, когда Жану было двадцать четыре года и в его жизни произошел целый ряд важных событий.
Один из его близких друзей был назначен ректором Парижского университета, и в День всех святых ему предстояло выступить с традиционным обращением. Ректор, который получил медицинское образование, боялся, что подготовленная им речь покажется слабой его более старшим коллегам-профессорам, специализировавшимся в философии и праве.
В последние месяцы ректор находился под влиянием евангелических взглядов, и ему было что сказать старой Сорбонне. И все же ему требовалась помощь ученого, способного подкрепить изложение цитатами из античных авторов и отцов Церкви. Жан Кальвин, хотя и не вполне тогда разделявший протестантские настроения своего друга-ректора, с радостью согласился ему помочь.
Речь произвела большое впечатление, может быть даже слишком большое. Ректора изгнали из города, а на Жана Кальвина объявили настоящую охоту, когда стало известно, какую роль тот сыграл во всем этом деле. Когда в дом к нему явилась полиция, он скрылся через окно на задний двор, связав несколько простыней, чтобы спуститься. В поисках убежища он пришел в дом одного из своих товарищей по учебе. Вероятно, примерно в тот же период он и пережил обращение.
Кальвин рассказывал об этом так: «Когда я погружался в глубины моей души или возносил мой разум к Тебе, меня охватывал такой ужас, который ничто не могло заглушить. И чем тщательнее я себя изучал, тем острее становились муки моей совести, и я начал думать, что единственным выходом было обмануть самого себя и постараться забыть обо всем этом… Но в конце концов я осознал, что погряз в заблуждениях и что сам себя оскверняю, что я стал невероятно грязен. Я преисполнился страха и трепета и разом отдался Твоей воле».
Поскольку в родной Франции оставаться ему было небезопасно, он бежал в Базель (Швейцария), где и подготовил первое издание своего самого знаменитого сочинения «Наставление в христианской вере».Он создал это произведение в возрасте двадцати шести лет, через год или два после своего обращения.
Наконец Кальвин обрел свое призвание, по крайней мере он сам так считал. Он решил стать протестантским ученым-богословом. Позже он так писал об этом: «Вершиной моих желаний было писать и чувствовать, что я занят достойным делом». На портретах Кальвина того периода мы видим щегольски одетого молодого человека с ухоженной бородкой и большим перстнем на левой руке. В руках у него вышитые перчатки. Словом, типичный француз, далеко не безразличный к своей внешности.
В 1534 году он написал: «Из опыта я заключаю, что человек не в состоянии узнать, что ждет его в будущем». За предшествующие восемь лет он менял планы относительно его будущего рода занятий четыре раза. И в 1536 году ему предстояло сделать это вновь.
Путешествуя, он остановился в Женеве (Швейцария), где его задержал Уильям Фарель, женевский священник, который попросил Жана помочь ему реформировать тамошнюю церковь. Кальвин отнесся к просьбе очень прохладно. У Женевы была весьма скверная репутация, реформировать ее было подобно попытке реформировать Содом и Гоморру. Кальвин сказал Фарелю, что он обратился не к тому человеку. Жан был человеком, который действовал за сценой, он был ученым, а не пылким проповедником. Его домом была библиотека, а не кафедра.
Фарель не хотел смириться с отказом. Он возражал: «Ты используешь научную работу только в качестве предлога для отказа. Ты слишком эгоистичен. Если ты не останешься в Женеве, Бог проклянет тебя, ведь ты ищешь собственной славы, а не славы Христа».
Хотите верьте, хотите нет, это положило начало их дружбе, которую они пронесли через всю свою жизнь. Кальвин остался в Женеве. Сам он объяснял это так: «Я почувствовал себя так, будто Бог с небес простер Свою руку и остановил меня, чтобы я больше не был таким, как прежде». В одном из своих комментариев он так написал о книжнике из Мф.8:19, возможно имея в виду и самого себя: «Он хочет сражаться в тени, не испытывая напряжения, он хочет избежать пыли и пота и не хочет, чтобы ему угрожало оружие». Фарель вывел Кальвина на передовую.
А это и в самом деле было сражение, особенно для людей, подобных Жану Кальвину, которых в периоды депрессии начинают мучать головные боли и боли в желудке. Городской совет отзывался о нем пренебрежительно, и большинство населения бойкотировали его лекции о посланиях апостола Павла.
А когда в совете его стали называть по имени, его назвали также и протестантским папой. Жана это сильно задело. Посреди проповеди он назвал отцов города «советом дьявола», что не разрядило обстановку. Позже он признавался: «Я был очень нетерпелив. Я хотел добиться слишком многого за слишком короткий срок».
Вскоре после Пасхи 1538 года Фарелю и Кальвину дали три дня на то, чтобы они покинули город. Современник писал: «Было просто чудом, что они успели скрыться прежде, чем пролилась кровь».
Кальвин решил никогда больше не возвращаться в Женеву и никогда больше не вмешиваться в дела церкви. Он не любил проблемы. С этих пор, решил он, его дело — заниматься теоретическими исследованиями. Но едва он успел распаковать свои чемоданы в Базеле, как получил письмо из Страсбурга. Один пастор настоятельно просил его прибыть туда и помочь в организации церкви французских беженцев. Кальвин, естественно, отказался. «Я больше не покину Базель», — писал он.
Но страсбургский церковный лидер Мартин Буцер еще раз написал Кальвину, в гораздо более решительных выражениях: «Господь настигнет непокорного раба, как Он настиг Иону, и пытаться укрыться от Него бесполезно». Это было очень похоже на то, что Кальвин прежде слышал от Фареля, и на этот раз ему было очень трудно отказать в просьбе приехать. Он быстро собрался и выехал в Страсбург.
Приход, состоявший из французских беженцев, был невелик,
